– Почему тебя сейчас так интересует протекающая крыша? – спрашивает недоуменно «богиня».
– Что?
– Ты сейчас представляла, что болеешь и почему-то думала о протекающей крыше. Я не совсем поняла связь.
– А-а… э-э..
Вот как объяснить наверняка древней вроде как «богине» современный сленг?
– Это выражение такое. На самом деле означающее, что человек слегка съехал с катушек… э-э… сошел с ума. Немножко…
– Можно немного сойти с ума? – переспрашивает женщина, глядя на меня так, словно за эти две минуты я резко и сильно поглупела.
– Думаю, да. Ну, то есть, быть не совсем психом, а так – слегка не в себе. Это даже модно сейчас, – резко замолкаю, решив, что слишком разболталась.
– Из странного места ты прибыла, девочка.
– Возможно, но мне то место нравится. Могу я вернуться обратно? – делаю свои самые умоляющие глаза.
– Куда? В могилу ты хочешь? Я же несколько минут назад сказала тебе, что ты погибла, тебя сбила машина. Поскольку родственников у тебя нет, то твое тело зароют в землю, поставив табличку с номером и все. Ты ТУДА хочешь?
– Нет! Я хочу в свою жизнь, где я ЖИЛА и работала! – чувствую, меня накрывают запоздалые эмоции.
– Той жизни больше нет. И чем быстрее ты это поймешь, тем проще будет переход.
– Какой переход? – переспрашиваю настороженно, глядя в совершенно спокойное, лишенное эмоций лицо женщины.
– В другой мир и другую жизнь. И, кстати, у тебя не так много времени осталось на то, чтобы решить.
– Что решить?!
– Уходишь ты к свету, или возвращается к жизни, но в другом теле и ином мире, – отвечает все так же спокойно женщина.
– А что там, где свет?
– Я не знаю. Я не из вашего мира и понятия не имею, как у вас сменяются жизнь и смерть.
Я ненадолго задумываюсь, машинально поглаживая шерстку того самого «щеночка», который привел меня сюда, а теперь уселся толстой попой мне на пальцы ног и подставил спинку для почесона.
– А что за иной мир вы предлагаете?
– Магический мир. У тебя будет красивое, молодое, здоровое тело и послушная магия, с большим резервом.
– Звучит слишком хорошо. В чем подвох?
– Ты займешь тело другой умершей девушки и будешь жить в ее семье.
– Они меня не примут?
– Почему? Примут. Там хорошие люди, которые чтут волю богов.
– Так в чем подвох? – продолжаю я настаивать.
– Нет подвоха. Мне просто нужен свой человек в том мире и в том времени. Вот и все. Но ты, конечно, можешь не соглашаться. Я не заставляю. Просто умрешь и все.
– Я согласна, – отвечаю, понимая, что категорически не хочу умирать и ради этого даже готова жить чужой жизнью, лишь бы не смерть.
– Хорошо. Мы еще встретимся, Лиза…
А дальше все заволакивает туманом, который лезет мне в нос, в глаза, в уши. Я не могу дышать, начинаю кашлять, пытаясь хоть чуть-чуть вдохнуть воздуха, и открываю слезящиеся глаза. Надо мной треугольная кожаная крыша, где-то рядом потрескивает огонь. Запах трав и какой-то ужасно вонючей смолы. И лицо пожилого, но крепкого… индейца. Он внимательно на меня смотрит, вижу боль и горечь в его темных глазах.
– Ты не моя дочь, – говорит он мне. – Кто ты?
Мне жаль отца, потерявшего дочь, поэтому я не нахожу в себе сил, чтобы врать и говорю правду:
– Я другая душа, призванная богиней Хэйлой занять тело вашей дочери. Она умерла, и мне очень жаль.
Плечи мужчины опускаются, он за одно мгновение словно становится старше на добрый десяток лет. Я вижу, как ему больно, но он только кивает, поднимается и выходит. А у меня теперь есть возможность осмотреться, куда же я попала. Сажусь, помогая себе руками, тело ощущается слабым и немного заторможенным. Я лежала на полу, на… как бы это назвать? Циновке? Поверх которой постелен тонкий плед. Ни одеяла, ни подушки, ни кровати. Продолжаю осматриваться, но что-то мне уже нехорошо от увиденного.
Посреди жилища едва горит, больше даже тлеет, костер. Над огнем греется черный от копоти казан, но запаха еды из него не слышно. С другой стороны от костра постелены еще несколько циновок, похожих на мою. Когда богиня говорила, что отправит меня в магический мир, я как-то не так себе все представляла. Во всяком случае, спать на земле я не мечтала. Боже! Тут мне в голову приходит вопрос, а куда же тогда все ходят в туалет?! Только не говорите, что в кустики!
От начинающейся истерики меня спасает зашедшая в вигвам женщина. Пожилая, почти полностью седая. Две толстые косы переплетены какими-то цветными лентами и бусинками, яркое платье и кожаный жилет, в руках палка. Надеюсь, она не пришла меня бить? Ну, вроде как я захватчица чужого тела и тому подобное.
– Как ты себя чувствуешь, деточка? – внезапно спрашивает индианка очень приятным, мягким голосом.
– Хорошо, спасибо, – отвечаю, видя, что она довольна моей вежливостью.
– Тогда выходи из жилища и ступай за мной, тебе нужно помыться.
– А… полотенце, мыло? – спрашиваю, но женщина смотрит на меня так, словно я резко заговорила на непонятном для нее языке.
– Пойдем, – зовет меня и выходит из вигвама.
Делать нечего, иду за ней. Из темной палатки в яркий день – сразу начинают слезиться глаза. Женщина, скоблящая невдалеке шкуру, останавливается и смотрит на меня немигающим взглядом, а потом возобновляет работу.
– Все уже знают, что Кижикои погибла, поэтому тебя ждет много ненужного внимания со стороны одноплеменников, но уж потерпи как-то, не проявляй нетерпения или неуважения, себе же сделаешь хуже. Я не знаю, откуда ты к нам пришла и что у вас там за порядки, но у нас принято уважать старших, чтить богов, бережно относиться к дарам природы. Будешь так жить, к тебе привыкнут.
– Благодарю вас почтенная… извините, не знаю вашего имени, за мудрые советы. Я постараюсь им следовать.
– Я – Нита, одна из совета старейшин, самая долгоживущая в нашем племени. Обращайся ко мне и ко всем на «ты», так у нас принято, а то, что ты говоришь вместо этого слова – я не совсем понимаю.
– Хорошо.
– Мне нравится, что ты такая покладистая и спокойная, этим ты очень отличаешься от Кижикои, той девушки, тело которой тебе досталось.
– Какая она была?
Нита окидывает меня проницательным взглядом темных глаз, кивает сама себе и отвечает:
– Ты знаешь, что означает ее имя?
Отрицательно качаю головой в ответ.
– Горящий огонь. Такой она и была. Горячей, обжигающей, вспыльчивой и резкой. В ней жила редкая для нас стихия огня. Нам будет тяжелее без ее магии, это некоторых озлобит, будь к подобному готова и просто не обращай внимания. Если не подливать масла в огонь, он затухнет.
– Хорошо, буду стараться. Я еще хотела спросить. Как погибла Кижикои?
– Утонула, – Нита умолкает на какое-то время, но потом все-таки продолжает. – Непонятно зачем, она пошла на реку. Лед под ней проломился, и она упала в воду. Долго сражалась с ледяным пленом реки, смогла выбраться на берег. Мы ее принесли к очагу, грели, лечили, но все напрасно.
– А почему непонятно зачем пошла на реку? Может, воды набрать?
– Кижикои не переносила воду, боялась ее. Могла пить и быстро искупаться, но всегда возле берега. Она даже плавать не умела.
– Почему боялась? Из-за магии?
– Еще в детстве ей было предсказано, что она утонет. Потому и сторонилась больших водоемов.
Мы прекращаем разговор, и какое-то время идем молча. Я осматриваюсь вокруг. Лес голый, но уже набухают почки. Ранняя весна? Небо светлое, чистое, с ярким солнцем. Земля под ногами рыхлая, видимо, недавно были дожди.
Мы проходим еще с десяток шагов и выходим к реке. Неширокая, тихая, с легким течением. На берегу с десяток женщин стирают вещи, некоторые из них, раздевшись догола, обмываются в ледяной воде.
– Нита? – спрашиваю пожилую женщину.
– Что?
– Я тоже тут мыться буду? В смысле в этой ледяной воде, посреди белого дня и с кучей незнакомых женщин?
– Да. И тебе лучше поспешить, а то скоро наши мужчины сюда придут, – отвечает Нита с усмешкой.
Испуганно ахаю и, поспешно стянув с ног мягкие сапоги, бегу в воду, разбрасывая вокруг себя воду.
– Что ты, как буйвол, несешься? Не видишь, что не одна моешься? – окликает меня красивая индианка с длинными черными волосами и капризными губами.
– Прости, это вышло случайно, – говорю, всматриваясь глазами, где бы так стать, чтобы меня было меньше видно.
– Случайно, это если бы ты упала. А бежать, как дикий вепрь и ждать, что вода останется спокойной – это глупость. Ты глупая?
Перевожу взгляд с реки на говорящую девушку. Чего она ко мне прицепилась? Нита предупреждала, что будет предвзятое отношение, но тут прямо нападки на ровном месте. Или она горюет по Кижикои и винит меня, чтобы справиться со своей болью, или же она ненавидит умершую и выливает теперь уже на меня эту ненависть, по старой привычке.
– Нет, я не глупая, – отвечаю ей. – Просто неловкая.
– Неловкими бывают дети и старики, – презрительно фыркает девушка. – А ты взрослая, стало быть, все-таки, глупая, раз до сих пор не научилась управлять своим телом.
Эти слова я старательно игнорирую, как и смех других девушек. Отворачиваюсь и иду туда, где река делает небольшой поворот. Там у меня будет возможность помыться в относительном уединении. Едва скрываюсь за поворотом, сразу снимаю шерстяную накидку и кофту, а юбку подтягиваю до шеи, закрывая грудь. Выглядит странно, но я сразу решила, что полностью раздеваться не буду. Чувствую себя так, словно за каждым кустом кто-то сидит и подглядывает. Воровато зыркая глазами во все стороны, как варан, быстро набираю ледяную воду в ладони. Странное дело, но я ожидала, что все будет намного хуже. Готовилась, что капли обожгут холодом, что будут стучать зубы и неметь ноги в реке. Но нет. Да, прохладно, но вполне терпимо, как летний душ на даче у соседской бабушки, когда мы с мамой поработаем на земле, а потом придем к Прасковье Ивановне и быстро обмываемся, растираясь душистым мылом.
Тут мне мыла не предложили. Но ничего, я, когда шла, обратила внимание, что девушки используют песок, растирая ним кожу, а потом смывая водой. Сегодня я на такой эксперимент не решилась, просто быстро обмывшись, но, возможно, в следующий раз…
Визг, смех и мужские голоса заставляют меня в одно мгновение натянуть кофту, которую я повесила на ветках дерева, и опустить вниз юбку. И очень вовремя, потому что буквально через считанные секунды чуть выше, на берегу, раздается мужской голос:
– О! Ты смотри, кого я нашел! Ты почему здесь, а не вместе со всеми?
И ко мне в два прыжка спускается, плюхнув прямо в реку обеими ногами, высокий и мощный мужчина, с длинной черной косой и наглыми глазами. На нем только короткие штаны, сидящие низко на бедрах, а на шее висит украшение из зубов каких-то диких животных.
– Что, не узнаешь? – спрашивает, нагло раздевая меня глазами.
– Нет, – отвечаю, делая несколько шагов назад, стараясь выйти из своего укрытия, которое еще пять минут тому казалось мне таким безопасным.
– Я – Чуа. Мы с Кижикои были близки, – говорит, но я чувствую, что лжет.
– Я не она, – отвечаю, продолжая отходить.
– Знаю, Канги уже всем рассказал. Но я не против и с тобой подружиться, – и продолжает напирать, подходя почти вплотную и едва не касаясь своей голой грудью моей, к счастью, уже одетой груди.
– Чуа, вот ты где, – неожиданно раздается еще один мужской голос позади меня.
Я вздрагиваю и резко поворачиваюсь. Еще один индеец. Тоже высокий, но более жилистый, чем первый. Чуть моложе, длинные волосы распущены и только по бокам заплетено по две тоненькие косички.
– Одэкота, чего тебе надо? Зачем пришел сюда? – говорит, скривившись Чуа.
– Увидел, как ты крадешься, и понял, что замышляет какую-то гадость, – отвечает второй индеец, подбадривающе мне улыбаясь.
Но я улыбаться не спешу. Я их обоих не знаю. Мало ли, вдруг, это просто спектакль, разыгранный специально для меня. Как в американских фильмах. Хороший коп и плохой коп.
– Смотри, какая настороженная, – кивает в мою сторону Чуа. – Подозреваешь нас в чем-то? Оскорбить хочешь?
– Ничего такого она не хочет, – вмешивается тот, кого назвали Одэкота. – Шел бы ты, Чуа. Я сам провожу Кижикои.
– Я не она, – отвечаю теперь уже второму мужчине.
– Я знаю, но своего имени у тебя пока что нет, а называть тебя как-то надо, – спокойно объясняет мне Одэкота, на секунду согрев светом теплых карих глаз. – Пойдем.
И легонько подталкивает меня за плечи к девушкам, которые уже помылись и сейчас болтают о чем-то на берегу, только слегка прикрыв обнаженные тела одеждой. При нашем появлении, они замолкают и провожают недобрыми взглядами, особенно та, которая прицепилась ко мне сразу, как только я пришла к реке.
– Кто та девушка, которая сидит на берегу и сейчас смотрит на меня так, словно хочет напиться моей крови? – тихонько спрашиваю Одэкота.
Молодой мужчина усмехается и отвечает:
– У тебя цепкий ум, сразу видишь людей насквозь. Ее зовут Муэта.
– Она ведь не была близка… с умершей?
– Нет, они враждовали, но Муэта побаивалась вспыльчивую и яростную в своей вражде Кижикои, поэтому в открытую ничего не смела говорить, а вот за спиной, позволяла себе всякие мелкие гадости.
– А можно еще вопрос?
– Давай, – мужчина еще шире улыбается.
– Чем девушки намазываются? Мне ничего такого не дали.
– Это специальный жир и травы, чтобы открытая кожа не мерзла на ветру и холоде. У меня есть. На, возьми, – Одэкота отстегивает с пояса что-то вроде тканевого мешка, проворно просовывает туда руку, достает небольшую глиняную банку и протягивает мне. – Бери. Как намажешь кожу – вернешь.
– Спасибо, – говорю, взяв аккуратно банку так, чтобы не коснуться ненароком пальцев мужчины.
– За что? – спрашивает удивленно.
– За то, что помогаешь мне.
– Я рад помочь, – отвечает и пытливо смотрит мне в глаза, словно хочет рассмотреть душу.
– Я, пожалуй, пойду. Вон Нита машет мне рукой. Увидимся еще.
Одэкота кивает, и я ухожу не оглядываясь.
– А ты молодец, – хитро усмехается Нита удивительно белозубой, как для ее почтенного возраста, улыбкой.
– Почему? – не сдержавшись, улыбаюсь ей в ответ.
– Заводишь хорошие знакомства. Это правильно. Одной не выжить в наших суровых краях. Устала?
– Есть немного, – нехотя признаюсь.
– Пойдем, познакомишься со своим вигвамом, – видя, что я не понимаю, Нита объясняет, – Канги, твой отец, уже пришел в себя и готов принять новую дочь в семью. Потом поешь, и я принесу тебе особое питье для церемонии МедУ.
– Чем особое? И что за церемония?
– Тем, что ты заснешь, а мы призовем духов, и они подскажут, какое имя тебе дать. МедУ – это специальный ритуал для того, чтобы ты получила именно то имя, которое предназначено тебе богами. Не можешь же ты ходить безымянная?
– Да, не могу, – отвечаю Нита, с легким волнением представляя себе эту встречу с духами.
О проекте
О подписке
Другие проекты