Моему младшенькому в школе задали «Обломова», и, конечно же, в глазах всклень слёзы: «Как же теперь сегодня выжить – без приставки и смартфона?» Рассиропился тут и я, на свою голову: «Ну, давай, есть прекрасный „Обломов“, с Табаковым, врубай свой интернет». А концовка, помните, – «Маменька приехала!» Сам уже не рад, сам уже в соплях – вспомнил снова моих маменьку с папенькой. И тут же нашатырём по мозгам – дошло, чего ещё очень даже главного недополучил из детства. Сам не ожидал такого открытия: оказывается… гранёных стаканчиков! на ножках! из дымчатого стекла! Вот, теперь сам разбираюсь на пару с Фрейдом в причинах такого недетского откровения.
Началось, наверно, с посещения центра нашей галактики: нас в детском садике повели первый раз на представление в клуб. То всё утренники и Деды Морозы веселили нас в садике, а это мы топали в наш клуб сами – как взрослые! Запомнилось на все моих девять жизней только одно выступление какого-то весёлого дядьки-клоуна. Он смешно бился в заклинаниях повторять за ним всего только три слова – «И я тоже!» Это детская известная подколка и коротко происходит примерно так:
– Я проснулся утром и увидел солнышко.
– И я тоже!
– Я умылся и почистил зубы.
– И я тоже!
– Я оделся и пошёл погулять.
– И я тоже!
– На улице я встретил котёнка.
– И я тоже!
– Он похож на поросёнка.
– И я тоже!
Наша воспитательница стояла рядом и я тут же получил «чёрную метку»: «Ага! Я всё слышала! Не будешь есть манную кашу – расскажу всем, что ты похож на поросёнка». Нажала на самые мои конформистские кнопочки – и я сдрейфил: уплетал потом манку с семью добавками, лишь бы она не рассказала про моё неосторожное радостное признание. Кричали все, а попался, почему-то, один я. Зато уже два года как жру и жру манку, да ещё примяукиваю! Всё-таки то представление засчиталось во мне за радость, но – и за урок: «Думай, Хведя, прежде чем что-то ляпнуть».
Так, пока вырисовывается такой сыр-бор: комплекс «неполнодетствости» догоняет нас – и даже непруху мы в шестьдесят заново «прокручиваем», но уже со счастливым, сладким финалом, т. е. жрём манку, пыхтим – и радуемся. Но для подтверждения всемерности «манного» тезиса надо будет как-то спросить сестру Галку, пьёт ли она сейчас тот свой самый «вкусный» компот из детства?
Галка должна это помнить. Прибегаем раз из школы в классе втором – родители на работе, руки мыть не надо, разогревать обед лень – и, не переодевшись, не сговариваясь, молча начинаем холодную проверку всех кастрюль на плите. Галка схватила самую большую, с компотом, и на правах сильного первая начала наслаждаться добычей. А потом… отплёвываться! Понятно: мытую картошку на дне не было видно в бурой водице, притворившейся компотом, которую мама не успела слить и так на плите и оставила. Я, конечно, был в припадке от сверхрадости – так досталось Галке за первенство!
Но случай с котёнком-поросёнком произошёл ведь позже, чем моё первое свидание с дымчатыми стаканчиками! Видать, подсознание сначала ухватилось за подтверждение тезиса, чтобы сам тезис всплыл, так сказать, уже «доказанным», в невинном блеске аксиомы. А наш «манный» тезис помним: «невкусное» прошлое толкает нас на повторение пройденного, но уже в варианте с «сахарным» финалом. Сказать по-русски, моя манная каша подтверждает – и тоже утверждает: я сам тут ни при чём, а виновата какая-то чудненькая, притаившаяся генетическая программка, что именно сейчас, после «Обломова», мне дозарезу нужен хотя бы один дымчатый стаканчик, что и требовалось доказать! А про то, какого сладкого финала я жду и чего сладкого меня лишили в детстве эти, заколдовавшие меня стаканчики, – про эту осознанную внезапно недостачу стучу в компе при важных свидетелях на моей барной полке: там ждут затерявшихся во времени своих дымчатых товарищей, и ждут моих главных показаний по делу «Об употреблении продукта ГОСТ 4362—50».
Так вот, то ли мест не было, то ли детсада самого ещё не было, и мы с Галкой были в людях. Перед работой мама отводила нас к бабке с дедом за длинную кладку у скал в конце посёлка. Там за полста лет так ничего почти и не изменилось. Если перейти на правый берег Урупа через эту кладку, за скалами берега чуть дальше по течению впадает ручей. Но его не видно, он в тенистом леске. Три года назад я заглянул в этот тайный уголок – и застыл, как само время застыло здесь!
Ничего толком не помню из жизни за кладкой, запомнились только дед, его дымчатые стаканчики и бабкины дымчатые розетки-вазочки для варенья. Точно помню: сладким нас не обижали. Осталось в детской памяти тёпло от печки, оранжевый абажур, вечернее чаепитие. Мы с бабкой дули чай с вареньем из этих самых дымчатых розеток, а дед пил свой специальный «компот» – «ликарству» – из дымчатых рюмок, потом блаженно скалился и благодарил бабку за лечение. Вот по его довольному виду и запомнилось: «А лечебный компот у деда послаще нашего чая-то будет?» Но компот был только для взрослых. А стаканчик на тонкой ножке, который имел допуск к недостижимой нам сладости, и впрямь был красивый, простой и уютный цветом.
Вспоминался иногда по жизни мне этот стаканчик, но так, вскользь, без особых ностальгий. А тут, апосля сегодняшнего «Обломова», все его грани, дымчатость, красота так и сверкнули той загадочной сладостью, детством, молодостью родителей и Галкиной счастливой для меня её вездесущностью. Отсюда, согласно нашему тезису, следует неизбежность покупки именно такого стаканчика на тонкой ножке для моего не такого уж и толстого счастья, раз до сих пор я не успокоен его волшебными дымчатыми гранями. Так что теперь есть, чем заняться: не торопя ни времени, ни пространства, осталось наткнуться на предназначенной полке в предназначенном магазине на предназначенный мне маленький предмет и великую радость.
А дядька-клоун оказался прав: я всё же оказался похож на поросёнка… Я сердился на маму, когда она сидела ночами у моей постели, когда я больной кричал во сне. И ни разу в жизни не дал отцу погладить себя по голове… Это уже не поросёнок – это уже порядочная сволочь, что и доказывать не требуется. Он один это поймёт, мой дымчатый стеклянный друг, потешит меня на прощание и утешит: «И я тоже…» Это будет лучшая закуска к стаканчику прошедшей жизни.
29.09.2018
«Все говорят: Кремль, Кремль. Ото всех я слышал про него, а сам ни разу не видел. Сколько раз уже (тысячу раз), напившись или с похмелюги, проходил по Москве с севера на юг, с запада на восток, из конца в конец, насквозь и как попало – и ни разу не видел Кремля. Вот и вчера опять не увидел – а ведь целый вечер крутился вокруг тех мест, и не так чтоб очень пьян был: я, как только вышел на Савеловском, выпил для начала стакан зубровки»…
Ой, дорогой Венедикт Васильевич, призабыл я маленько, что Ваш закольцованный книжный сон начинается с зубровки. А так уже удобно намял подушки почитать-успокоиться на ночь. Но гомеостаз, оказывается, не забыл про плоскую светло-зелёную четушку на полке за принтером. Ага, успокоился!.. И достать нельзя, не хочу шуметь и будить «охрану»: жена только заснула, и такую возню, конечно же, сразу учует. Конечно, можно потренировать силу воли. Но не на ночь же? «Вон, брешут, что кошки – отличные депрессанты (или антидепрессанты? чтоб их за ногу!), – это я смотрю на Морфиуса, чёрного бандита под бочком у охраны, – да что-т я до сих пор не утолкаюсь, а, дружочек?» Не умею я мучиться безнадёжно, да и кроме топора есть ещё славное средство – холодильник! Вот это настоящий друг, в любую погоду и всегда рядом. Дверца у него всегда нескрипучая. Правда, резинки шумные. Но что делать, когда надо заснуть без зубровки?
Бесплатно
Установите приложение, чтобы читать эту книгу бесплатно
О проекте
О подписке