То, что казалось раньше глупым,
Что представлялось баловством,
Теперь слюбилось почему-то,
И принималось так легко.
Не редко в модном ресторане
С супругом до курантов ранних
Её вы можете застать.
Друзьям при встрече не узнать
Свою холодную подругу,
Что так любила помечтать.
 
 
Она забросила романы,
Ей скучно Малларме читать,
Витиеватый и туманный,
Он не способен увлекать.
К невзгодам прошлым относилась
Теперь иначе. Согласилась,
Что слишком правильной была.
Хотя, исправившись, она,
Индифферентность к Мураками,
Простить супругу не могла.
 
 
Судьба Елену наградила,
И прежней жизни строгий пост,
Она порядком искупила,
Когда нежданно встал вопрос:
Об этом ли она мечтала,
О том ли с мамой тосковала?
Ответом был глубокий вздох.
Она припомнила – не плох,
В кино был вечер одинокий.
Неужто брак её – подлог?
 
 
И вот стал скучен блеск нарядов,
И горьким стал Бийо-Симон,
Теперь казался заурядным
Любимый некогда салон.
Она всё чаще вспоминала
Места где счастлива бывала,
Где наслаждалась тишиной,
Где город только ей одной
Принадлежал и улыбался,
Где он наполнен был весной.
 
 
Она побыть решает дома,
Не весел вечер для неё,
Она желает томик скромный
Прочесть Гильома де Машо.
Каприз дурной Елену гложет,
Она смирить его не может,
И чувствует, что не права.
Ей ссора с мужем не мила,
Но говорит: «Останусь дома,
Машо отставлю чёрта с два».
 
 
Муж возразил, – Нас ждут, и глупо,
Экстравагантно и смешно, —
Елена соглашалась скупо,
И повторяла: «Всё равно».
Он подшутил над ней несмело,
Она в отместку: «Надоело».
Бросая книгу на софу,
Такой ответ даёт ему,
Что Павел понял с изумленьем,
Как плохо знал свою жену.
 
 
Размолвки вовсе не желая,
Он целый вечер рядом был,
Её капризу потакая,
Обиду молча он сокрыл.
Но вдруг почувствовал – далёкий
Он стал для Лены одинокой,
И как вести себя не знал.
Сев рядом с нею на диван,
Он две главы из книги скучной
Ей в этот вечер прочитал.
 
 
Их дальше ждали треволненья,
Снедая душу изнутри,
Копились злость и возмущенье,
Что очень вредно для семьи.
Он умолял: «Чего нам мало?»
Она в ответ ему молчала.
Он дверью хлопал и один,
Своим желаньям господин,
Бежал «…побыть средь пошлых женщин,
И средь порядочных мужчин».
 
 
Прозвавши мужа фарисеем,
Она подчёркнуто скромна,
Недели шли, она грустнее
И молчаливее была.
Она его не избегала,
Но раздражаясь замечала,
Что неизменно тяготит
Его всегда цветущий вид.
Всегда он счастлив и доволен,
Румянец на щеках горит.
 
 
Жизнь в мелких ссорах до разрыва
У них почти уже дошла,
Но Лена с трепетом открыла,
Что стала первенцем больна.
Воскресла нежная психея,
Елена с каждым днем бледнеет,
И чувствует, что ожила.
Гуляя по Москве одна,
Она то плачет без причины,
То вдруг без дела весела.
 
 
Пришло к Елене осознанье,
Стал очевиден вечный ход,
Всей нашей жизни увенчанье
Пред ней открыл с любовью Бог.
Разбилось зеркало кривое,
Прошёл каприз и напускное,
Сомненья растворились вмиг,
Когда ребёнка первый крик
Души коснулся материнской,
И в сердце навсегда проник.
 
 
Опять в семье любовь и счастье,
Всем злопыхателем назло,
Забыты грусть и разногласья,
И гости снова пьют вино.
Теперь супругам развлеченье
Имён красивых обсужденье,
Что Павел в святцах отыскал.
Ах, как же редко Павел спал,
Боясь над люлькой шевельнуться,
Как тихо через раз дышал.
 
 
Елена с нежностью отдалась,
Науке новой, не простой,
Как будто только в ней нуждалась,
И не ждала судьбы иной.
Теперь другие с ней волненья,
Нет ни суббот, ни воскресенья —
Заботы всё смогли занять.
Обиды к Павлу вспоминать
Нет ни желанья, ни минутки.
Найти бы время постирать.
 
 
Младенец силы отнимает —
В изнеможенье волком вой,
Испить спокойно чашку чая
Нет перспективы никакой.
Подозреваю, что наверно,
Девицы те, кто вдохновенно
Избранника и мужа ждут,
О том не знают. Ведь плетут,
Они венки чтоб в реку бросить,
И песню старую поют:
 
 
В тёплый летний вечерочек,
Встали девушки в кружочек,
По веночку заплели,
И гуляют вдоль реки,
 
 
Бросит милая веночек,
Мак, ромашку, василёчек,
И попросит – Ты плыви,
Мужа к дому позови.
 
 
Я как-то слышал поговорку,
Что сном младенца можно спать.
Но вывод этот смехотворен,
Не обоснован, так сказать.
Младенца сон – всё это липа:
Упавшей ложки, двери скрипа
Теперь вам стоит избегать.
На веру можете принять:
Младенца сон – он самый чуткий,
А вот чего уж не отнять
 
 
Так это разных выкрутасов,
Ночных концертов до утра,
От витамина D отказов,
И несогласия до сна.
Младенец маму не жалеет,
А бог не дай он заболеет!
Но Павел с Леною дитя,
Прощают, чуточку журя.
– Какой, однако, неспокойный, —
Устало вымолвят, любя.
 
 
Проходит бурно первый месяц:
Кормленье каждых два часа,
Разогреваемые смеси,
Мгновенья редкие для сна.
Но вверх стремится диаграмма,
А с ней привеса килограммы.
Однажды как-то поутру,
Как раз к восьмому четвергу,
Всплеснула бабушка руками,
Услышав тихое «агу».
 
 
Нет чувства на земле сильнее
Чем материнская любовь,
Сию нехитрую идею
Елена подтверждает вновь.
Она качает сына нежно,
Оберегая сон мятежный,
Следит за тем, чтобы недуг
Его не потревожил вдруг.
Ночник плотнее накрывает,
И стережёт случайный звук.
 
 
Иной отца закон извечный:
В ребёнке лишь себя любить,
Искать в нём профиль безупречный,
И неизменно находить.
Себя мальчишкою припомнив,
Он просит сына то исполнить,
Что сам когда-то не успел:
Лезть в драку там, где сам робел,
Или в науке неподъёмной
Заполнить собственный пробел.
 
 
У матери ж свои напасти:
«Кто будет первый твой кумир,
Любовь или дурные страсти
Заполнят твой прекрасный мир?
Об этом я теперь гадаю,
Когда с любовью пеленаю
И на руках тебя ношу,
На крик когда к тебе спешу,
И к ангелу когда взываю,
Защиты для тебя прошу».
 
 
Елена ласково шептала,
Поправив угол простыни:
«Спи, милый мальчик, воспитаем,
На манной каше и любви.
Спи хулиган и симпатяга,
Я тоже на часок прилягу,
А то нет сил как в сон клонит».
Глубокий вздох – она уж спит,
Кроватку в забытьи качает,
И в детской лампочку гасит.
 
 
Сын рос, семью объединяя,
Не разрешая отдохнуть,
К себе всё чаще призывая:
Ни отвернуться, ни зевнуть.
Отец сперва самолюбиво
Младенца изучил пытливо,
И схожесть сразу уловил.
На том решил, что он взрастил
Себе достойную замену,
Достаточно затратив сил.
 
 
Елена ж вся была в хлопотах,
Ведя домашние дела,
Лишь только бабушке в субботу,
Оставив Юру иногда,
Она на часик выбиралась,
Отвлечься средь людей стараясь.
Она любила сесть в кафе,
От шума, правда, в стороне.
Журнал листая там неспешно,
Смотрела новость с дефиле.
 
 
Прочтёт, и даже увлечётся,
Хотя всё это далеко,
Она не та, но признаётся,
Читать забавно всё равно.
Пускай и не следит за модой,
Но только получив свободу,
Фланель присмотрит и текстиль.
Ведь не теряла Лена стиль:
Костюм по-прежнему опрятно
Её достоинства чертил.
 
 
А в то ноябрьское утро,
Все разбежались кто куда,
Всё было сделано как будто:
Свекровь по дому помогла.
Сын у порога облачённый,
До верха в куртку зачехлённый,
За лямки пухлый ранец взял,
Прощаясь бабушку обнял,
Проверил ключик на булавке,
И наконец-то убежал.
 
 
За ним покинуть дом Елена
Спешит, на зеркало взглянув.
Украдкой макинтош надела,
Свекрови мимо проскользнув.
Нарядной быть ей вновь приятно,
Она по Бронной, вероятно,
Пройдёт до центра не спеша,
Осенним воздухом дыша.
Там выйдет на бульвар знакомый,
Туда зовёт её душа.
 
 
Гуляет Лена, как и прежде,
(Как хороша – не передать),
Не ставя целей, лишь с надеждой
Себя средь улиц потерять.
Часов она не замечает,
Она сегодня отдыхает:
К Шанель зайдет, не без того,
Кашне примерит, ну и что.
Здесь шляпку смотрит с интересом,
Там брошку ищет на пальто.
 
 
В витрине дальней тренч приметив,
Туда с надеждою идёт,
У входа яркий Форд отметив,
Легко толкает дверь вперёд.
И всё пред ней открылось ясно,
Дражайший муж тогда напрасно
Её в обратном убеждал,
Неубедительно играл,
На голубом глазу улики
Недостоверно отвергал.
 
 
Елена чести не теряя,
Конец признаниям ждала,
Одежду будто отбирая,
В ответ и бровью не вела.
Ни сожалений, ни обиды
В глазах её он не увидел.
Ни обречённости в себе,
Или покорности судьбе
Он не прочёл за то мгновенье,
На белом как луна лице.
 
 
Она сказала: «Ты, не майся,
Себя не надо утруждать.
Молчи пожалуйста, останься,
Меня не надо провожать».
Сквозь слёзы Лена улыбнулась,
Его красивых губ коснулась
Дрожащей, нежною рукой.
Он потянулся к ней с мольбой,
Но лишь сказал, – Прощай Елена, —
И зашатался как больной.
 
 
С прошедшим навсегда прощаясь,
Она рванулась что есть сил,
Теперь дождю лишь доверяясь.
А он её наотмашь бил.
На сердце камень раскалённый,
Душа от гнева воспалёна,
И несмываем грязный след.
Теперь сомнений больше нет:
Бежать, бежать, она решает,
Забыв навеки десять лет.
 
 
Смогу ль найти у вас согласье,
Но так и быть – спрошу у вас:
Вы замечали, что несчастье
Интуитивно ждём в тот час,
Когда казалось б всё в порядке:
Хороший урожай на грядке
И жизнь по правилам идёт.
И вот тогда покой нейдёт,
Всё ждём мы от судьбы подвоха:
Кирпич иль рубль упадёт.
 
 
Не получается поверить,
В любовь Создателя совсем,
Мы чувствуем беду за дверью,
И не прогнать её ничем.
На свете счастья не бывает,
Из века в век народ страдает.
А значит с фабулой живёшь —
Ты счастлив, но несчастья ждёшь,
И нервных клеток пресловутых
Уже совсем не бережёшь.
 
 
Не лучше ль знать, что безгранична
И неизменна благодать,
И кажется весьма логичным
От мыслей лишних не страдать?
Зри в корень, брат, а остальное —
Малосущественно, пустое.
Жизнь наша впутана в игру,
А в чью, и думать ни к чему.
Оставлю лучше рассужденья,
Закончу первую главу.