«Кадарка» сильно подействовала на девчат. После третьего тоста они были уже где-то на средней стадии опьянения. Дело было вовсе не в вине, сколько в крошечных таблетках, которые Рома каждый раз незаметно вкидывал в фужеры девчат. Докончив бутылку вина, все переместились в зал – устроить небольшую дискотеку для разрядки. После чего Рома с Мариной уединились в другой комнате, закрыв дверь на защелку, а Гретхен и Дима остались сидеть в зале.

Болгарское вино помогло этому чудаковатому пареньку немного раскрепоститься, но после получасового сеанса танцев он снова замкнулся в себе, сел на диван и сидел молча минут десять, тупо глядя в окно. Надя на его замкнутость не обиделась: Рома предупредил ее, что парень немного странноват и ни разу не был с женщиной. Кроме того, этот недотепа ей почему-то симпатизировал. Он был красив внешне, хорошо одет, с хорошими манерами, и, казалось, эта стеснительность и заторможенность вовсе не портила его, а, наоборот, придавала еще больше форса, делая его неким особенным, притяжательным.

Вскоре из комнаты послышалось негромкое пение Тани Булановой. В течение всей песни Дмитрий молча разглядывал интерьер комнаты. Надя курила, глядя в телевизор. По ее безучастному взгляду парень понял, что сериал ее совершенно не интересует. Она просто смотрела в экран – чтобы не томиться от него, неразговорчивого, культурного, который сам не знает, ради чего пришел сюда.

– А вы сестры? – неожиданно для себя промолвил Дима.

– Нет, – девушка ответила мягко, спокойно, но по ней было видно, что она не совсем довольна своим собеседником. – Подружки.

Затушив окурок, Надя устало зевнула, потянулась и, откинувшись на спинку кресла, закинула ногу на ногу. Снова воцарилось тишина. Вскоре вновь зазвучал голос плачущей певицы. Где-то на половине песни Надя, уже порядком уставшая от молчания своего гостя, бросила на него кроткий негодующий взгляд. Дима ответил ей нерешительной улыбкой и тупо устремил взгляд куда-то мимо девушки. Блондинка посмотрела в его сонные глаза, усмехнулась: – Спатки хочешь?

– Хочу.

Дима громко зевнул, не прикрыв рот рукой, чем очень рассмешил Надю. Девушка встала с дивана, направилась к двери и жестом поманила парня за собой: – Пошли…

Они вышли в прихожую. Из комнаты, в которой уединилась влюбленная пара, слышались тихие сладострастные стоны-вздохи, заглушаемые пением Тани Булановой.

– Дима, – Надя улыбнулась парню, который в смущении застыл на месте. – Какой ты нерешительный…

Они вошли в небольшую комнату. Дмитрий быстро прошелся взглядом по интерьеру – широкая кровать с прикроватной тумбочкой, двустворчатый шкаф, трюмо с женскими принадлежностями и небольшой стеллаж с книгами. Нижняя полка стеллажа была завалена женскими журналами. На второй полке было три тома Зигмунда Фрейда, девять томов Ги де Мопассана и семь книг по уходу за кожей лица и тела. Третья полка предназначалась для компакт-дисков и CD-плеера. На стене, прямо над стеллажом, висела картина «Женщина с гирляндой» кисти художника Россети. Пол украшала лохматая «дорожка» ярко-рыжего цвета. Стеклянная люстра, по форме напоминающая медузу, лила приятный мягкий свет. Пышные шторы, обрамляющие окна комнаты, были задернуты не до конца, и из-под них выглядывал прозрачный тюль с редкими узорами в виде зеленых стебельков с капельками на концах.

– Чувствуй себя, как дома. – Девушка достала из шкафа большое махровое полотенце, бросила его парню, который уже минуты три не сводил глаз с рыжеволосых красавиц, изображенных на картине. – Только иди душ прими.

Прежде чем выйти из комнаты, Дмитрий с полминуты задумчиво теребил висок, блуждая взглядом по интерьеру комнаты.

Когда он, приняв душ, вернулся, в комнате горел слабый голубой свет. Надя лежала на кровати, полураздетая, с распущенными волосами. Дима застыл в нескольких шагах от нее и долго не решался ничего предпринять. Он, скорее всего, и не решился бы, если бы девушка сама не подошла к нему и не стащила с него полотенце.

Оголившись, парень юркнул в кровать. Девица, оставшись стоять на месте, непринужденно избавилась от своего нижнего белья и легла рядом с Димой.

После любовной утехи Надя непринужденно предложила Диме пойти домой. На его вопрос: «Мне уйти домой?» она отреагировала продолжительным глухим смешком и пояснила: – Да, Димочка, иди домойки, а то ко мне сейчас жених придет.

Дима как ошпаренный вскочил с постели, оделся.

– Кнопочку не защелкивай, когда выйдешь. – Этих слов Дмитрий уже не слышал – потому что в это время он уже сбегал вниз по лестнице, мысленно проклиная своего лучшего друга Рому – за то, что все-таки соблазнил его на грех, Надю – за то, что соблазнила его и порочно вела себя, и себя – за то, что не устоял против козней черта.

Выйдя из дома, Дмитрий увидел молодого человека в короткой черной дубленке, с черными розами в руке. Молодому человеку было лет двадцать семь на вид. Он был среднего роста, с благородным евро-азиатским лицом, под толстокожей дубленкой угадывался крепкий спортивный торс.

Проходя мимо Дмитрия, молодой человек как-то нехорошо глянул на него. Дима замер на месте. Незнакомец тоже остановился, спросил: – Парень, ты откуда?

– Отсюда. – Дима указал на дверь подъезда, которая еще не успела захлопнуться. Надменный тон, мрачная мина, приподнятая бровь незнакомца неприятно настораживали, но Дима старался казаться невозмутимым. – А что такое?

– Да ничего такого. – Мягко, уже безо всяких напрягающих эмоций ответил молодой мужчина. – От Гретхен, наверно?

– Гретхен? – Удивился Дмитрий. – Что за Гретхен.

– Надя Гертман. – Незнакомец снисходительно улыбнулся. – Для своих – Гретхен.

– Да. – Не сразу ответил парень.

Человек с розами посмотрел в сторону, потом на Диму и задумчиво проговорил: – Эх, Гретхен, Гретхен…

Дима с полминуты смотрел на молодого человека. Потом быстрым шагом пошел прочь. Человек с розами провожал парня взглядом, пока тот не скрылся за углом дома. Потом задумчиво потеребил пальцем листья цветов и медленно подошел к двери дома. Набрав на табло комбинацию из двух цифр, он услышал голос Гретхен: – Да… Кто там?

– Надя, это я.

– Нет, Егорка, Надя – это я.

Домофон запиликал. Егор вошел в подъезд. Легко взбежал на второй этаж. Надя уже ждала его, выглядывая из двери. Егор нежно обнял её за талию, поцеловал в губы. Взяв розы, Гретхен посмотрела на своего ухажера с деланным изумлением, потом заулыбалась, кичливо пропела: – Ох, какие мы изысканные-неординарные!..

– Я знал, что тебе понравится. – Егорка тоже улыбнулся, но какой-то странной, совсем бесчувственной улыбкой.

Подходя к своему дому, Дима увидел, как дверь его подъезда открылась и из него вышла женщина.

– Мама, ты что, решила сегодня уехать? – громко спросил парень, догоняя женщину, которая уже подходила к углу дома.

Оказалось, что это не его мать, а женщина, внешне очень похожая на неё, но значительно моложе. Когда она обернулась и с недоумением посмотрела на Диму, он разглядел её лучше. Это была симпатичная брюнетка лет тридцати с виду. Приятная славянская внешность, черные, как смоль, волосы, тонкие губы, подведенные бордовой помадой, прямой аккуратный нос и азиатский разрез глаз. Под длинным черным пальто угадывалось красивое тело.

– Извините, я ошибся, – С трудом вымолвил Дима, избегая игривого взгляда молодой женщины.

Молодая дама одарила парня милой ободряющей улыбкой, и пошла своей дорогой.

3

Высоченный человек с узким казахским лицом, вошел в бокс. На нем была застиранная телогрейка поверх черной хлопковой робы. Черные джинсы, чуть потертые на коленях, были заправлены в высокие кирзовые сапоги. На голове матерчатая черная шапка. Сквозь узкие очки-хамелеоны не очень отчетливо видны раскосые глаза.

– Бузун, ты там Козлика не видал? – спросил его пожилой мужик в черной униформе, сидящий на скамейке у батареи.

Это был Григорий Полторухин – один из слесарей автоколонны. Вместе с ним на скамейке сидели два водителя – Юрий Иванов и Алексей Боцманов. Оба были неопределенного возраста – не то сорока, не то пятидесяти с лишним лет. Вместо униформы на них были старомодные штаны и свитера, затертые до дыр и задубевшие от машинной грязи.

– Нет, не видал, – ответил Бузун, улыбаясь.

Бузуна звали Николай. Коллеги обращались к нему по кличке, которая была сокращенным эквивалентом его фамилии – Бузунов.

– Какого хрена смеёшься? – недовольно спросил Боцманов. – Смотри, чтоб плакать не пришлось!

– Да, Коля, с Лёхой лучше так не шутить, – С наигранной серьёзностью сказал Иванов.

– А с Гришкой можно так шутить? – С насмешкой спросил Бузунов, присаживаясь возле Полторухина.

– Иди ты отсюда! – Обиженно пробурчал Полторухин. – А то я тебе помогу выйти!

Николай Бузунов встал со скамейки и поплёлся к выходу.

– Давай-давай, топай, длинная сволочь! – пробурчал Григорий ему вслед.

Выйдя из бокса, Бузун увидел Андрея Козловского. Козлик шел, весело посвистывая. Не обращая внимания на Бузунова, который в упор смотрел на него, он вошел в бокс. Николай провожал его взглядом, а когда дверь бокса закрылась, перевел взгляд на мужика с длинными черными усами, который торопливо шел к тягачу. На нем была солдатская одежда, на которой почти не осталось чистого места, телогрейка и промасленный шлем танкиста. У этого мужика тоже, как у многих на этой автоколонне, была кличка – Прапорщик.

– Товарищ прапорщик, – Обратился Бузунов к усачу в шлеме танкиста. – Ну-ка, иди, прочитай сослуживцам лекцию о вреде пьянства.

– Да, – Усмехнулся Прапорщик, и, распахнув дверь бокса, строевым шагом подошел к шоферам. – Пьянствовать – вредно! Особенно без меня!

Рабочие не обратили внимания на коллегу. Все были увлечены горячим спором, основными участниками которого были Полторухин и Козловский. Григорий безуспешно пытался объяснить Андрею, что он работает на автоколонне уже почти сорок лет и все шестьдесят полуразвалившихся автомобилей этой автоколонны пригодны к эксплуатации благодаря именно его стараниям. Козловский ехидно упрекнул старшего коллегу в том, что тот помогает шоферам в ремонте лишь потому, что получает от них за свои услуги либо деньги, либо спиртное. Так же безуспешно Полторухин доказывал Козлику, что начальник уважает его. Козлик в ответ внушительно объяснял ему, что начальник его уважает только потому, что на этой базе два слесаря – Дима Грымов, который абсолютно не разбирается в автоделе, и Григорий Павлович Полторухин, который помогает только тому, кто угощает его спиртным, или делает какое-либо полезное дело. Иванов и Боцман увлеченно слушали, изредка посмеиваясь.

Неизвестно, сколько бы продолжалась склока Козловского и Полторухина, если бы в бокс не вошёл пожилой худощавый мужчина в длинной кожаной куртке. Это был Василий Кузьмич – механик по ремонту.

– Что не поделили, мужики? – с улыбкой спросил он, глядя на беснующихся коллег.

– Вот, Кузьмич, Гриша мне доказывает, что земля квадратная. – Как можно спокойнее ответил Козлик. Он всегда старался предстать перед начальством в образе дипломатичного весельчака. У него это неплохо получалось, но он ошибался, думая, что они видят его таким. Оба – и механик по ремонту и начальник автоколонны – знали, что кличка Козлик, которой окрестили Андрея, подходит ему как нельзя кстати.

– А ты не соглашаешься?

– Я ему говорю: круглая. А он мне: Квадратная! Квадратная!

– А что тебе важней, свою машину делать, или Гришке доказывать, что земля круглая? – буркнул Боцманов.

– А твоё какое собачье дело, что мне важней?! – Огрызнулся Андрей, краснея от гнева и нервно сжимая кулаки.

– Ладно, мужики, не ссорьтесь, – Кузьмич умоляюще замахал руками. – Вы как дети малые!

– Кузьмич, а ты, собственно, зачем пожаловал? – спросил Иванов, ехидно улыбаясь механику.

– Я – посмотреть, как дела идут. – Василий Кузьмич отвернулся от наглых глаз Иванова, окинул взглядом кучку запчастей, что лежала у стены бокса. Потом он бегло осмотрел «Маз», стоящий на смотровой яме, и сделал вывод: – А дела у вас, как я и ожидал, ни хрена не идут!

Механик с минуту постоял в гордом молчании – терпеливо ждал извинений и объяснений. Затем вышел из бокса и направился к «КамАЗу», под которым на грязном деревянном поддоне лежал Дима Грымов.

– Ты что там делаешь, Дима? – спросил Кузьмич, присаживаясь на корточки возле парня.

– Стартер снимаю.

– А где сам Тевень?

– Не знаю.

Василий Кузьмич залез в кабину тягача и посмотрел в спальник – там мирно спал Леонид Тевенев. Учуяв сильный запах перегара, исходящий от Тевеня, механик поморщился, вылез из кабины и, недовольно мотая головой, пошагал в направлении административного здания.

Сняв стартер, Дима вылез из-под «КамАЗа». Тщательно протерев гаечные ключи, которыми работал, он убрал их в кабину и, взяв стартер подмышку, направился к слесарной мастерской. Открывая дверь мастерской, Дима услышал знакомые голоса. Это были голоса Андрея Козловского и Сергея Ольховки.

Сергей Ольховка работал на автоколонне электриком. Кроме ремонта электрооборудования грузовиков, он вулканизировал камеры, ремонтировал аккумуляторы и паял радиаторы. Ольховка отлично разбирался в электрике, беспрекословно и безупречно выполнял работу любой сложности. Дима уважал его не только как специалиста, но и как человека. Он, вообще-то, и был человеком, но только тогда, когда не употреблял спиртного. Как-то – в период своего первого «срыва» – Сергей в конце рабочего дня заставил Диму выйти из бытовки, пока он не переоденется. Парень, твердо зная, что устами Ольховки говорит бес, повиновался. Вошел в бытовку он через минут десять – когда электрик открыл размашистым ударом руки дверь и сказал приказным тоном: “Заходи, иудушка!”

Следующий запой Ольховки тоже негативно отразился на слабой психике молодого специалиста. Тогда Сергей позволил себе ещё большую вольность – заставил «иудушку» красиво расставить все кирзовые сапоги возле батареи и аккуратно сложить носки и портянки. Парень покорно исполнил повеление. На следующее утро электрик, перед тем, как отправить Диму в магазин за спиртным, попросил его не обижаться на вчерашний инцидент. Молодой специалист заверил его, что не обижается, но в магазин идти отказался. Свой отказ он имитировал тем, что волнуется за душу своего старшего коллеги. Он так и сказал электрику: «Я не пойду, потому что… Сергей, ты… пропадешь, если начнешь пить».

На это Сергей Ольховка ответил с грубой иронией: – А ты, Димка, пропадешь, если не начнешь пить. Ладно, иди. Первый и последний раз прошу! Честное слово, не буду больше просить. Слышь, на сдачу мороженое себе возьми.

– Ладно, только в последний раз. Хорошо?

– Это по любому, Димок. Однозначно.

Электрик не сдержал обещание. После того «последнего раза» было еще много раз, и все они были такими же «последними».

– Дима, как дела? – спросил Козловский, хитро подмигивая электрику.

– Хорошо, – ответил Дима и, положив стартер на верстак, присел на скамейку.

– А чего ты сел? Стартер кто разбирать будет?

Дмитрий, ничего не ответив, осмотрел свои ботинки – будто бы проверяя, насколько они загрязнились, потрогал узлы шнурков – будто бы проверяя, насколько хорошо они завязаны.

Козловский, глядя на него, рассмеялся. Он знал, что этот недалекий паренек так ведёт себя потому, что не может придумать, что сказать в ответ. Андрея, как, в общем, и всех остальных работников автоколонны, очень смешило то, что этот странноватый парень неумело скрывает свою трусость. Все знали, что Дима панически боится всех, кто подтрунивает над ним.

Ольховка незаметно подмигнул Козлику: – Не трогай ты этого иу… этого мальчика. Не трожь его. Он ведь тебе ничего плохого не сделал.

– Я просто советую хлопцу, чтоб учился разбирать стартер! Дима, я правильно советую?

Молодой специалист грустно посмотрел на самоуверенную физиономию Козлика и, так и ничего не ответив, вышел из помещения.

Выйдя из мастерской, Дима направился к боксу, в котором ремонтировали свои автомобили Евгений Калинов и Виктор Середа. Это были те из немногих, кто относился к Димке Грымову с сочувствием и полным пониманием. Были случаи, когда Середа заступался за парня, когда тот не мог постоять за себя.

Как-то раз, когда Дмитрий красил кабину «КамАЗа», в бокс зашел Чернов и потребовал: – Дима, кидай эту художественную работу. Ты ведь слесарь, а не красильщик, так?..

– Автослесарь, – Улыбнулся парень.

– Автослесарь! Давай, автослесарь, иди, учись колеса снимать!

– Мне начальство дало указ кабину красить. – Извиняющимся тоном промолвил Дима. – Синявскому завтра ехать надо.

– Вот хай он и красит, раз ему ехать надо завтра! Пошли! – Чернов потянул парня за рукав. Дмитрий послушно спрыгнул со стремянки. Водила не сильно толкнул его перед собой – в сторону входной двери. – Давай, хлопчик, давай.

Тут Середа, наблюдавший за происходящим из смотровой ямы, не выдержал. Бросив ключ, которым зажимал поддон картера, на пол, он вылез из ямы и, обильно поливая Чернова последними ругательствами, вытолкал его из бокса.

Ещё был случай, когда Иванов с Боцмановым в шутку уговаривали Диму выпить стакан самогона. Только тогда жертвой буйволоподобного Середы стал Николай Бузунов. Середа, сжав кулаки, двинулся на него и закричал во всю мощь своего баса: – Ты что, стропила хренова, заступиться за пацана не можешь?!

Пока Бузун пребывал в замешательстве, Иванов растерянно улыбался. Боцманов, чтобы не казаться смешным, поставил стакан с водкой на табуретку и принялся нарезать сало. Молодой специалист же, воспользовавшись замешательством рабочих, незаметно выскользнул из помещения.

Войдя в бокс, Дима подошёл к Середе, который пил чай, сидя за деревянным столом.

– Здорова, Дима, – сказал Виктор. – Давай-ка, ступицу поможешь мне снять.

– Хорошо.

– Во, молодец, хлопец, всегда “хорошо, хорошо”, – воскликнул довольно улыбающийся Калинов, подходя к Середе. – Дай-ка, Витёк, мне чефирку хлебнуть.

Калинов залпом выпил остатки крепкого чая из железной кружки и издал громкий горловой звук – что-то среднее между отрыжкой и возгласом удовлетворения. Дима усмехнулся – такой звук совсем не сочетался с почтенным возрастом и хрупким телосложением старого шофера.

– На-ка, покрути трошки. – сказал Середа Диме, насаживая баллонный ключ на гайку полуоси.

– Ты сам давай, боров азербайджанский! – Шутливо прикрикнул на Середу Калинов.

– Я не азербайджанский! – Точно таким же тоном ответил Середа. – Я украинец! Только мама русская.

– Вот и давай, хохол недобитый! Снова прокричал хохочущий старик. – Сам крути!

Пока Дима откручивал гайки полуоси, Середа и Калинов оскорбляли друг друга нецензурными шутками и рассказывали смешные случаи из своей шоферской жизни. Диму это забавляло. Время летело быстро. Работа, в которой на самом деле было мало интересного, доставляла удовольствие.

Так, с шутками-прибаутками, Середа, Калинов и Дима работали до конца рабочего дня. Когда Дима собрался идти переодеваться, в бокс вошёл пожилой мужик, внешне похожий на Середу, но заметно старше и на голову ниже ростом. Это был Николай Невершицкий, водитель «Маза».