Спуститься, чтобы подняться

Кто боится ходить по земле? Вот одна из моих любимых метафор о транзите, в частности об эмиграции.

Человек, совершающий транзит, должен спуститься с шестнадцатого этажа одного дома, затем пройти от одного дома до другого по земле, а затем подняться на двадцать пятый этаж в другом доме.

Настоящий транзит – это всегда сначала регресс, растерянность, неопределенность.

У человека в голове возникает множество вопросов. Двадцать пятый этаж выше, чем шестнадцатый, но не придется ли идти все время по лестнице? Есть ли там лифты? Как их вызвать?

А что там между домами? Какая погода? Дождь, ветер? Как далеко идти пешком? Сложность перехода. Неопределенность велика, предсказуемость мала, защищенности не предвидится. Вообще неизвестно, есть ли этот двадцать пятый этаж, а мой шестнадцатый есть точно, и какой смысл его терять.

Если планировать рационально, хочется предсказуемости, защититься от ненастья. Не хочется менять привычки. Многие мыслят в категориях лифтов и эскалаторов или лестниц и торгуются именно в этих точках.

Субъективное планирует иначе.

Кто может рассматривать переход (собственно транзит) как челлендж, драйв, возможности, где свободы больше, чем заданности, тому гораздо легче.

Идешь между домами легко и вприпрыжку и тем самым готовишь себя к интуитивным находкам – будущим эскалаторам и лифтам.

Но тут надо верить в себя, а не в те обои, картины и грамоты, которыми обвесился в прежней квартире.

Новый побег. Преподавательница провинциального университета В. переезжает в Москву: мужу предложили повышение. Не потеряю ли я свой статус? Не выброшу ли 20 лет жизни и карьеры? Тревога зашкаливает. Помогает метафора с домами и подъездами: да, придется пройти по земле, но лифты существуют, а вид из нового окна (на сорок шестом этаже) просто грандиозный.

Тревоги меньше. Переживать и предчувствовать будущее по-прежнему неуютно, однако уже не травматично. К временной сиротливости можно подготовиться.

И тут же видны побочные веточки этой метафоры. Жить неуютно – значит быть молодым, студентом, начинающим, новеньким. Пройти по земле шаг за шагом – значит обрести опору, связаться с чем-то прочным. Все небоскребы стоят на земле, и тот, в которым В. живет сейчас, и тот, в который она переезжает. Между ними есть связь.

Не профессором единым. А., профессор медицинских наук, эмигрировала в страну, где не сможет практиковать. Она собирается создать обучающий онлайн-проект для пациентов и врачей. Однако у нее, как и у ее мужа, есть ощущение потери почвы: не зная языка, они в зрелом возрасте (обоим за пятьдесят) снова оказались в положении аспирантов.

А. присуще обаяние, и она хочет двигаться быстро, всплывая, как пробка из воды. Ее транзит в том, чтобы использовать обаяние, сбросить тяжесть так называемого возраста и вызывать в людях доверие. «Вначале ваша лошадка будет пони, а не гарцующий скакун», – говорю я А.

Пока А. действует слишком линейно: пишет скучные тексты, и ее онлайн-лекции не набирают достаточной коммерческой популярности. Она поучает свою целевую аудиторию, действует из роли отличницы и профессора. Снизить сложность и занудность текстов, выйти к людям и продавать значит для А. символически отказаться от своего статуса и ощутить тревогу нового человека. А. не готова пройти по земле между зданиями.

При этом у А. есть опыт переезда из провинции в Москву. «Вы, сами того не зная, провинциальный профессионал, который обгоняет столичных жителей. Вам сейчас предстоит сделать то же самое. Этот кульбит вы однажды уже проделали».

Но нужно не прилежание, а легкость и способность уменьшаться. Об этом мы чуть позже подробно поговорим.

Так высоко, что земли не видно. П., работающая на высоком, очень высоком уровне, говорит в группе: «У меня хорошо отозвалась метафора – спуститься на лифте на землю и пройтись по земле. Я об этом думала. Это как раз мой случай, когда я не могу спуститься со своего этажа. У меня такое ощущение, что мне на землю-то надо бы, но я от земли никогда особо и не отрывалась. И мне кажется, что я одной рукой на земле, а другой – на каком-то этаже. И ощущение, что меня раздирает. Я боюсь, что если я одну руку отпущу, я улечу в небеса, и мне не хочется там быть, а если другую руку отпущу, то я больно шмякнусь на землю. Ни тот ни другой вариант мне не нравится. Как оказаться на земле так, чтобы больно не шмякнуться, – это первый вопрос. А второй такой: я на свой этаж поднималась, как мне кажется, не то чтобы на лифте. Это был не очень-то и лифт. Боюсь, что у меня сил не хватит опять подняться с земли на какой-то этаж. Как в себе это побороть либо не бороть? Что со мной можно сделать?»

Возникает ощущение, что П. поднималась на вершину своего небоскреба с поклажей, а не на лифте ехала, и по мере того, как она шла, поклажа за плечами росла. Степень контроля увеличивалась, степень обязательности, видимости. С одной стороны, П. – большой начальник, а с другой стороны, рикша, который на своем горбу тащит огромные тюки. Ей действительно хочется уйти – мы даже говорим об этом «сбежать». Обсуждаем, что П. могла бы перейти на хорошую позицию в бизнесе.

Волшебный бинокль. Я предлагаю дополнительную метафору: «У вас есть волшебный бинокль, в который вы, находясь на своем этаже, можете заглядывать. Вам видны многие окна разных бизнес-структур, и вы можете примеривать на себя, как в бутике, куда бы вы могли пойти, учитывая ваш характер и строй бизнеса. А после этого вы могли бы вполне через посредника предложить свой переход – не в одно место, а сразу в пять. Вас купят. Но вы должны сейчас в это поверить, потому что у вас субъективное чувство, что вы цепями привязаны. Это напоминает такой феномен гипнотический, когда берут курицу, держат ее, чтобы она не могла вырваться, под носом проводят черту мелом, потом ее отпускают, но курица не двигается. Ей кажется, что она по-прежнему привязана к этой черте на полу, нарисованной мелом, которая для нее как веревка. Вы можете зарабатывать в четыре раза больше, чем сегодня, и быть в восемь раз свободнее. Я ищу для вас зоны азарта, чтобы начать жить в чуть большей неопределенности, которая есть в бизнес-среде, в банках. Убрать руки с собственного горла и выйти в более открытое плавание. Это не отъезд куда-то, не перемещение, вы на самом деле сидите на очень высоком этаже башни, и вам страшно просто с него опуститься. У вас есть образ, что если люди куда-то опускаются, то они вообще опускаются, теряют себя. А я вам предлагаю волшебный бинокль и просто посмотреть в другие окна, куда вы могли бы почти чудесным образом переместиться. Вначале этого захотеть, потом об этом немножко помечтать, а потом себя предложить. И только потом за вами пришлют карету, что бывает довольно редко, и вас на этой карете с первого этажа перевезут на другой первый этаж через какое-то пространство, и там вы подниметесь на высокий этаж».

Все мы крупномеры

Пересаживаемся с большим комом земли. Дерево-крупномер и его пересадка – вторая метафора для транзита, которая мне очень нравится. Каждый из нас является таким крупномером, вросшим корнями в почву. Деревьям сложно перемещаться, и кажется, что если такое большое дерево попытаться перенести на другое место, то оно зачахнет и больше не прирастет.

Однако ландшафтные дизайнеры и специалисты по зеленым насаждениям знают: можно пересадить и очень крупное дерево, только делать это нужно по определенным правилам.

Прежде всего, крупномер пересаживают с большим комом земли, чтобы оставить большую часть корней, которыми он будет прирастать.

Если говорить о человеке, который, например, меняет страну, то в этом коме должно быть как можно больше того, к чему человек прирос: может быть, сфера деятельности, может быть, расширенная семья, может быть, какие-то мелочи – детские игрушки, хобби и т. д. Крупномер, несомненно, будет со временем прорастать корнями и в новую среду, но этот ком земли из старого места поможет ему адаптироваться на первых порах. Чем он больше, тем лучше.

Подрезаем крону. Второе правило заключается в том, что при пересадке крупномер немного подрезают, потому что, чтобы он прижился, он не должен быть слишком уж большим, и временно придется принять свое некоторое уменьшение. Подрезая крону, мы знаем, что укоренение даст новые листья и почки. Крупномер становится саженцем и дичком.

Ни один живой организм не понимает, зачем ему расти, если он и так большой. Усиленный, ускоренный рост, поиск питания, движение возникают, лишь если есть простор, куда расти.

Пересаживать крупномер рискованно. Однако, если этого не делать, можно остаться пеньком или стать могильным камнем на несколько десятков лет раньше.

Многим клиентам я говорю о том, что они не могут оставаться в прежних социальных ролях, сохранять всю важность и весь пафос, которые защищали их в прежних декорациях. Это балласт, с которым невозможно прижиться на новом месте. Если правильно себя «подрезать», оставив то живое, в чем есть потенциал к росту, со временем на хорошей почве можно отрастить новую крону – гуще прежней – или не отращивать, если не хочется.

Шевелим ветками. При пересадке крупное дерево нуждается в длительной адаптации – каждым корешком, медленно, с чувством. То же самое происходит и с человеком при смене среды. В течение пары лет не нужно ждать роста. Крупномер начинает врастать, когда он разными корешками, разными листиками чувствует тонкие движения – то воздуха, то почвы.

Оживать надо начинать символически. Чувственный опыт важен для максимально эффективной адаптации. Чувственные ощущения в данном случае – это мелкие корешки, которым надо прорасти в новую среду.

Здесь нравится запах, там красивый вид, тут твоя личная пекарня, там ты пошел, с каким-то человеком встретился, пошутил, там встретил на вечернем маршруте какую-то собаку, с хозяином которой ты знаком. Переживаешь все это, дышишь, живешь и становишься частью ландшафта.

Г. переехал по работе в Катар и не может избавиться от ощущения, что в этом месте для него нет ни места, ни воздуха. «Я будто бы задыхаюсь все время – все лучшее осталось дома: и дача, и друзья, и свобода, а здесь только ветер песок гоняет», – жалуется Г. Мы начинаем разбираться, как проходил переезд, и скоро становится ясно, что сразу после переезда Г. сконцентрировался на рабочих задачах и успехах, полностью отбросив все, что связано с ощущениями, эмоциями и приятными мелочами жизни. Дисбаланс в пропорции между социальным и чувственным неминуемо увеличивает тревогу.

Зачем выдирать себя с корнями. Некоторые крупномеры боятся себя пересаживать, другие, наоборот, нигде не могут укорениться и каждые несколько лет выдирают себя с корнями и тащат на новое место или в новую сферу деятельности.

Небольшой диалог с В., сыном военного, который привык переезжать в детстве.

«Ваш папа военный, советский офицер. Ни кола ни двора, сегодня здесь, завтра там. Вот вы и продолжаете эту семейную традицию».

«Да, был период с родителями, когда мы переезжали, путешествовали. До достаточно зрелого возраста у родителей тоже не было базы. В моей картине мира есть две модели. Одни инвестируют постоянно в гнездо, прекрасно себя чувствуют: квартира, дом, дача, машина, хороший диван, телевизор, быт; а есть люди, к которым я себя отношу, это больше про эмоции, ощущения, про то, что можно с собой забрать».

«Представьте, что вы дерево-крупномер. Вот вы так классно выросли. Потом вы вдруг решили взять этот крупномер и в новое место пересадить. Пять лет там крупномер пожил, а у него уже корешки, связи со всем. Опять крупномер вынули и опять на новое место. И вот так у крупномера примерно четыре-пять пересадок за какое-то ограниченное время. Если у вас в запасе четыреста лет – это нормально. А если немножко поменьше?»

Жизнь начерно. Некоторые, чтобы чувствовать себя саженцем, пытаются вечно организовывать себе дискомфорт. Это можно делать разными путями, например все время учиться, не пытаясь применять знания, потому что их все время не хватает и нет уверенности в том, что в реальной жизни удастся хорошо вырасти. Другой путь: как незадачливый садовод из басни, постоянно выдергивать кустик и осматривать корешки, проверяя, как оно растет. Засохнуть не засохнешь, но будешь оставаться вечно голым ободранным прутиком. Первые 70 лет готовимся к жизни, а потом 210 живем на всю катушку. Пока живешь на чистовик, надо быстро бегать, начальству нравиться, все впереди, квартира съемная, ничего своего не надо, волка ноги кормят, и все немного не по-настоящему. От этого возникает ощущение молодости, бодрости, свежести и голода. Если укорениться, то, кажется, сразу завянешь и скиснешь. В этом есть мобильность и драйв. Но есть в таком способе жить и большие минусы. За «сейчас хорошо, а будет лучше» легко не дождаться этого «лучше», не реализовать себя, не принести плодов. Вечная юность голым прутиком без корней – это не лучший транзит, а застревание в привычной роли, парадоксальный страх роста, который стоит преодолеть.

Баобаб, орешник или сосна? Школа была не ахти, но М. была звездой, отличницей и медалисткой, председателем совета дружины. В школе у М. был свой кабинет. Есть такое известное римское высказывание, что лучше быть первым в деревне, чем предпоследним в городе – или наоборот. М. выбирала быть первой в деревне: брала себе плохонькое место, в нем классно вырастала и перерастала его. Приходила на полянку, где есть место для куста орешника, и вырастала там в баобаб. Так по этой формуле и росла, начиная со школы. Я же баобаб? Стопроцентный баобаб. Так я опять куда-нибудь пойду и притворюсь саженцем орешника. Меня возьмут, а я раз – и вырасту в баобаб. Непрестижный вуз, где вновь стала самой лучшей. Фирма, в которой ее отдел перерос основную конструкцию.

Человек всегда движется в двух плоскостях: субъективной и реальной.

Транзит? Предлагать себя не орешником, а строевой сосной как минимум, которая имеет опыт, как дерево-крупномер, серьезных пересадок. При пересадке М. сможет довольно быстро адаптироваться, но только если признает, что она уже выросла, и пересадит себя по всем правилам.

Расти не вверх, а в стороны. Деревья не растут до неба. Но у каждого из них есть ветви, которые тянутся в разные стороны. Дерево может пережить ураган или удар молнии. Иногда теряет половину своей кроны, иногда неблагоприятные условия заставляют его пригнуться к земле, но тем не менее дерево растет.