«Беларусь»

На русском поле «Беларусь»

Пахал и пил взахлёб соляру,

Давал на сенокосах жару…

Но в бак ему залили грусть.

Потом в застенках гаража

На скатах спущенных держали.

Скребла его когтями ржа.

И под капотом кони ржали.

И сотни лошадиных сил

Рвались на русские просторы.

Он слышал дальние моторы

И каплю топлива просил.

Без плуга корчилась земля.

Без урожая чахла пашня.

Двуглавый герб-мутант на башне

Венчал двуличие Кремля.

И, окружив славянский дом,

Пылили натовские танки.

Глобальной газовой атакой

На Минск надвинулся «Газпром».

И встал мужик не с той ноги,

Ко всем чертям отбросил стопку.

Заправил «Беларусь» под пробку.

К рулю качнулись рычаги.

Советский гимн запел движок

(Его другому не учили),

И, повернув колёса чинно,

Он небо выхлопом обжёг.

И через ноздри клапанов

Втянув убитой пашни запах,

Он, вздыбившись, повёл на Запад

Ряды железных табунов.

И понеслись в последний бой

Все «Беларуси» – белороссы.

На подвиг малые колёса

Вели большие за собой.

И странно было всей Руси,

Великой некогда и смелой,

Вставать за малой Русью – Белой

И верить: Господи, спаси!

И через поле, через мать…

Опять сошлись надежды в Бресте,

Где сроду с Беларусью вместе

России славу добывать.

И честью пахаря клянусь,

Что, на бинты порвав портянки,

Тараном в натовские танки

Влетел горящий «Беларусь».

2001 г.

Заниматься любовью…

Кто сказал: «Заниматься любовью…»

Тот достойный наследник горилл.

Бог не дал ни ума, ни здоровья

Тем, кто эти слова повторил.

Мерзок лоск сутенёрских подстилок.

Я – мужчина, и, стало быть,

Я в себя ещё женщину в силах

Без услуг посторонних влюбить.

Добровольные дворники драят

Спелых ног проходные дворы…

Что-то есть в тебе, дрянь дорогая,

От озоновой страшной дыры.

Через вас выстывает планета

От постельной холодной возни.

В казино под названьем «Джульетта»

Умирает Шекспир, чёрт возьми!

Жизнь ночную откачивать поздно,

В ней гуляет больное вино.

Как на водку, рождённому ползать,

Заниматься любовью дано.

Мерзок лоск сутенёрских подстилок:

Я – мужчина, и, стало быть,

Я влюбить в себя женщину в силах.

Лишь не в силах её разлюбить.

2001 г.

Гром

Ты грозу последнюю запомни:

Я недаром небо разорвал,

Но сломал о землю крылья молний

И упал за дальний перевал.

Вот лежу с открытым переломом.

Ты не верь, мужик, пока я тут,

Что у грома нет родного дома,

Что его на родине не ждут.

И по мне, конечно, сохли бабы,

Я ведь тоже нравиться умел.

Но своё, наверно, отбабахал,

Но своё, как видно, отгремел.

Горизонтом зажимаю рану.

Мне нельзя на стон или на крик.

Ты же знаешь, если я не гряну,

Ты не перекрестишься, мужик!

Мне другое дело незнакомо.

Я не мог с высот не загреметь.

Понимаешь, я родился громом,

Значит, должен громко умереть.

2001 г.

«Я двуногой свинье…»

Я двуногой свинье

Не могу не заметить:

Изменяя жене,

Изменяешь и детям.

И потомки твои

Унаследуют гены

Не со знаком любви,

А со знаком измены.

2001 г.

Не беда…

Не беда

Считать года.

Мне с годами стало ясно:

Жизнь страшна,

Когда прошла,

А пока идёт – прекрасна!

2001 г.

Последний вагон

Нас несут под уклон

Наших лет поезда.

Детство первый вагон

Занимает всегда.

Во втором – перезвон,

Счастье быть молодым.

Лишь последний вагон

Громыхает пустым.

В третьем – враг и обман.

А в четвёртом – свои.

В пятом стонешь от ран,

А в шестом – от любви.

А в седьмом – небосклон.

А в восьмом – полумрак.

А последний вагон —

Порожняк, порожняк.

А в девятом давно

Годы жмутся битком.

И разбито окно,

И саднит сквозняком.

А в десятом с тобой

Едет жизни итог.

А в последний, пустой,

Не садится никто.

Но однажды, отстав,

Ты рванёшься вдогон.

И отцепит состав

Твой последний вагон.

2001 г.

Русский язык

Мне последнего слова не надо.

И когда хлынет кровь под кадык.

Из меня, как чеку из гранаты,

Время выдернет русский язык.

И сорвёт оглушительной силой

Свет со звёзд, словно пламя со свеч.

Над воронкой, размером с Россию,

В космос вздыбится русская речь.

Немота перейдёт все границы.

И полмира забудет слова.

И минута молчанья продлится

Может год, может век, может два.

Но когда кошельками моллюсков

Мир себя до отвала набьёт,

Он очнётся и вспомнит про русских,

Про бессребреник – русский народ,

Раздаривший Аляску и правду,

И поднявшийся к Богу впритык.

Мне последнего слова не надо.

Говорить будет русский язык.

Он из наших – последний великий

Прикрывает надёжно отход.

Не иконы, а книги, как лики,

Остаются на полках высот.

Что хотите вы мне говорите…

Как в пространстве царит высота,

Так числом русских букв в алфавите

Измеряется возраст Христа.

Древним словом мы с будущим слиты.

Человечество – наш ученик.

Наш круг чтенья – земная орбита.

Наша Родина – русский язык.

2002 г.

«Переплавляю мысли в слиток…»

Переплавляю мысли в слиток,

Когда худеет кошелёк.

Богатство – точно пережиток.

А бедность – точно не порок.

И я стихами стол накрою

Интеллигентной голытьбе.

Не то богатство, что с тобою,

А то богатство, что – в тебе.

Нет ничего богаче взгляда,

Что может счастье передать.

Талант писать я ставлю рядом

С талантом слушать и читать.

Кто продаётся – богатеет.

Но грош цена рабам мошны.

Блажен, кто денег не имеет

За неимением цены.

2002 г.

Щит вещего Олега

Нет, не прошла пора набега,

Лишь изменился сам набег.

И потемневший щит Олега

Нас ждёт уже который век.

За ним приглядывать бы надо,

Чтоб гниль да пыль не завелась.

Не зря его к вратам Царьграда

Прибил когда-то мудрый князь.

Но Византии дни минули.

Сверкнул османский ятаган.

И русский щит давно в Стамбуле

Померк от ржавчины и ран.

А русский дух к Босфору рвался.

И Скобелев, гроза войны,

Уже поднять тот щит собрался,

Уже стоял у той стены…

В крови история по локоть.

Но отводить не надо взгляд.

Для нас всегда Константинополь

Был с русским именем – Царьград.

И всё не кончатся набеги…

Уже полмира в мире том.

И где вы, римляне и греки?

А Русь и ныне – со щитом.

И вечно дует ветер славы

В тугие наши паруса.

И надо нам владеть по праву

Всем тем, что предок отписал.

Как незаконченное дело,

Нас ждёт Царьград в своих портах.

Нас ждут Босфор и Дарданеллы,

И щит Олега на вратах.

2021 г.

«Поэзия грехов не отпускает…»

Поэзия грехов не отпускает.

И если я по мелочи грешу,

Она меня к себе не допускает.

И я дышать дышу, но не пишу.

Завидую и ближнему, и дальним,

Что шепчутся в церковном уголке.

Они снесут грехи в исповедальню

И дальше согрешают налегке.

А тут никак не вымолишь прощенья.

Не вычеркнешь клеймления греха.

Поэту не прощает прегрешенья

Великая религия стиха.

2002 г.

Счастливая рубашка

Я родился в рубашке на вырост.

В необъятности мал да удал,

Развевался, как знамя навынос,

И на полы её наступал.

Не умел я прилично одеться.

И сама она падала с плеч.

И терял я с беспечностью детской

Эту, в общем, бесценную, вещь.

И тогда попадал в передряги,

То по глупости, то сгоряча.

И дразнили меня буки-бяки,

Мол, рубашка с чужого плеча.

То бродил я под Нижним Тагилом,

То по склону полярного дня.

Но рубашка сама находила

Непутёвого парня, меня.

Был я гол как сокол. И едва ли

Понимал, что в рубашке успех:

Ведь за шиворот всё-таки брали

И тащили за ворот наверх.

А однажды рукав пригодился.

Кто-то взял за него, крикнул: «Стой!»

Понял я, что в рубашке родился

В полушаге от смерти литой.

С той поры на гладильную доску

Я её, накрахмалив, кладу.

Продлеваю счастливую носку.

И счастливую вижу звезду.

Вознесётся душа нараспашку

На закате последнего дня.

Я оставлю для сына рубашку,

Хоть на вырост, да все же своя.

2006 г.

«Непониманье – смертный грех…»

Непониманье – смертный грех.

Мы потому и помираем,

Что жизнь, как главный свой успех,

Трагически не понимаем.

Нам выпал шанс на миллиард:

Мы все – избранники Вселенной!

Живи и будь лишь этим рад.

Но нет, нас мучают сомненья.

То злость, то зависть душат нас.

Мы жизнь свою берём за горло

И к ней цепляем «прибамбас»,

И «навороты» носим гордо.

Стремимся быть успешней всех.

А вот понять того не можем,

Что жизнь – единственный успех,

Преуспеванье в жизни ложно.

2003 г.

Баянист

Весну играет баянист,

Подсевший в наш электропоезд.

И ноты – ввысь. А пальцы – вниз.

А музыкант без ног по пояс.

Но он на жалость нас не взял,

А взял талантом на поруки.

Ему и ноги Бог отнял

За то, что дал такие руки.

2002 г.

«И никакого вдохновенья…»

И никакого вдохновенья.

И нет поэзии в судьбе.

Искусство слова – избавленье

От наболевшего в тебе.

Самолеченье – вот основа

Всего написанного мной.

Я просто мог лечиться словом,

Как звери лечатся травой.

2002 г.

«Моя страна – каменотёс…»

Моя страна – каменотёс

В веках вытачивает русло,

Зовётся и несётся Русью,

Вскипая пеною берёз.

Накрыла нас глухая весть.

И камни прыгают по следу.

Дотянем вряд ли до победы,

Но стать героем время есть.

Мы рвём арканы кадыком.

И головы, как камни, седы.

Пусть не дотянем до победы,

Так хоть дотянемся штыком.

В потоке времени броня

Царапает бока ущелий.

Глаза, как смотровые щели.

Полощут вспышками огня.

У нас мужик всегда солдат,

Пока бугрятся кровью вены,

Пока нас всех через колено

Не переломит перекат.

Но грудой сломанных хребтов

Точить ещё сподручней русло.

Несёмся и зовёмся Русью.

И не удержит нас никто.

2005 г.

Нация

На юг, на запад, на восток

Свой северный покажем норов.

«Мы – русские! Какой восторг!» —

Кричит из прошлого Суворов.

Над Куликовым меч поёт.

Над Бородинским ядра свищут.

Мы – русские! Какой полёт!

Нас понапрасну пули ищут.

Из клочьев тельников, рубах

Пусть мир сошьёт себе обнову.

Мы – русские! Какой размах!

Литая крепь меча и слова.

Солдатских кухонь пьедестал.

Навары заводских столовок.

Мы – русские! Сибирь… Урал…

И далее без остановок.

Мы на подножках у эпох

Под грохот революций висли.

Мы – русские! И видит Бог,

Что мы, как он, без задней мысли.

И нам без вести не пропасть,

В плечах могильный холм нам узкий,

Но и у нас смогли украсть

Одно столетье в слове «русский».

И сбита времени эмаль

С зубов, что губы закусили.

И всё-таки, какая даль

В славянском имени – Россия!

2007 г.