Да, только я была немного выше. Я смотрела на платье из мягкой ткани, но похожее на золотистую змеиную кожу, и не понимала, с чего вдруг Реджина так расщедрилась. Но она властно велела переодеться, пробормотав что-то вроде:

– Буду я еще с тобой там позориться.

Похоже, на вечеринке ради одобрительного взгляда Алека Прайма она планировала время от времени изображать мою подругу, поэтому не хотела видеть меня рядом с собой в простом платье.

Я не стала спорить. Раз уж я решилась влезть в их мир ради достижения своих целей, следовало хоть немного соответствовать. Может быть, со временем они привыкнут ко мне и перестанут доставать? Я бы тогда смогла сосредоточиться и на учебе, и на поисках родных.

Платье село почти идеально. Может быть, местами несколько туже, чем было предусмотрено его создателем, и оказалось несколько короче задуманного. Реджине оно, скорее всего, прикрывало колени, а у меня поднималось немного выше, но это не портило общий вид. К счастью, верх у платья был гораздо скромнее, чем у того, в котором собиралась идти моя соседка: рукава, хоть и очень короткие, все же присутствовали, а вырез-лодочка прикрывал даже ключицы.

Когда я вышла из комнаты, Реджина одобрительно кивнула.

– Так гораздо лучше. Может, хоть волосы распустишь? Или так и будешь ходить с этим убогим пучком?

Я не считала пучок убогим, поэтому распускать волосы не стала. Лишь слегка подкрасила губы и добавила каплю духов, которые Реджине внезапно даже понравились.

– Идем уже, – проворчала она, почему-то заметно смутившись. Как будто считала для себя унизительным тот факт, что ей во мне хоть что-то понравилось.

В ее голосе и движениях чувствовалось нетерпение. Тонкие каблуки туфель так резво стучали по каменным плитам пола, что у меня от этого звука заболели уши. Не знаю, как Реджина, а я в своем платье в прохладных мрачных коридорах мгновенно замерзла.

К моему удивлению, Реджина повела меня в восточное крыло, к одному из бальных залов. Только когда мы пришли, я поняла, что «синий» – это название одного из них, самого маленького. Относительно остальных. Сейчас он был украшен разноцветными светящимися шарами, которые подсвечивали синие драпировки, и многочисленными свечами, мерцающими в полутьме. С потолка лилась негромкая музыка, на небольшом танцполе уже кружились несколько пар. Вдоль стен стояли столики с закусками, а вокруг сновали… официанты, разносящие крошечные канапе, корзиночки с начинками и бокалы с напитками.

Небольшая личная вечеринка Алека Прайма в Лексе по своей шикарности могла поспорить с большим официальным праздником в Орте. Только народу меньше. Кажется, с четвертого года обучения он пригласил не всех, зато были студенты, которых я не знала даже в лицо. Еще я заметила нескольких преподавателей и даже – к собственному ужасу – ректора. Тот со своим обычным мрачным видом мелькнул в дальнем конце зала и исчез.

К нам моментально подошел Алек в костюме, который выглядел куда лучше обычного студенческого, а следом за ним приблизился официант с высокими тонкими бокалами на подносе.

– Я вас очень рад видеть. – Алек улыбнулся нам обеим, но взгляд почему-то задержал на мне. – Вы волшебно выглядите.

– Спасибо, – тут же откликнулась Реджина, улыбаясь так ослепительно, что я ей искренне позавидовала. Я так не умела. – Вечеринки Праймов во все века были лучшим развлечением в Лексе, приходится соответствовать.

Косой взгляд на меня она, очевидно, бросила, чтобы посмотреть на реакцию. А я уже поняла, что была абсолютно неправа и испытала искреннюю благодарность Реджине. Если бы я пришла сюда в своем платье, пришлось бы сразу уйти, потому что с тем же успехом я могла бы явиться на этот светский раут и в ночнушке.

Алек взял с подноса два бокала игристого вина и предложил нам. Реджина с удовольствием взяла, а я отказалась. Алкоголь я впервые попробовала в Орте еще в первый год обучения, на приветственном вечере, и быстро поняла, что мне не стоит с ним заигрывать. Алеку пришлось оставить второй бокал себе.

Реджина какое-то время нахваливала декор, вино и прочую организацию, а потом потащила Алека танцевать, и я осталась одна. Танцевать я толком не умела, поэтому пошла бродить по залу, но очень быстро мне это надоело. Я всюду натыкалась на неодобрительные, а порой и откровенно агрессивные взгляды. Сокурсники смотрели на меня, словно оценивали, а потом демонстративно поворачивались спиной. Никто ни разу не сказал мне дурного слова, но посыл я чувствовала очень остро: тебе здесь не место. И это притом, что ни Дорн, ни Сара Моргенштерн здесь не присутствовали.

Алека я быстро потеряла из вида, а потому вскоре задалась вопросом, что я вообще здесь делаю и не стоит ли вернуться к себе. В конце концов, с Реджиной я появилась, она должна быть довольна. Алеку на глаза показалась, он тоже должен быть доволен.

На мое счастье, в дальнем конце зала нашлось небольшое помещение, отделенное от основного пространства портьерами. Музыка за ними почти стихала, словно на ткань наложили приглушающее звуки заклятие. Ни свечи, ни шары это место не освещали, мрак развеивали только лунный свет и тот, что проникал из зала через щель в портьерах. Главное – здесь не было неприветливых взглядов, зато почти во всю стену тянулось большое окно, через которое открывался чудесный вид на западное крыло замка, построенного полукругом. Там, в апартаментах студентов и преподавателей, в окнах горел свет, и на фоне темного камня эти теплые желтые пятна выглядели очень красиво. Я подошла к окну, любуясь уютной картиной, а потом прижалась лбом к прохладному стеклу, внезапно понимая, что голова будто горит огнем.

И только через пару мгновений я почувствовала запах сигаретного дыма и ощутила движение за спиной. Резко обернувшись, я встретилась взглядом с ректором Фарлагом, который сидел в кресле. На половину кресла – и, как следствие, его лица – падал свет из зала. Глаза ректора снова казались почти черными. Около них на мгновение вспыхнул красный огонек, а потом опустился к подлокотнику, остававшемуся в тени. Сразу стало понятно, откуда взялся запах сигаретного дыма. На другом подлокотнике стоял стакан с коричневой жидкостью и парой крупных кубиков льда. Ректор молча скользил по мне взглядом, я тоже испуганно молчала, прижавшись к прохладной поверхности окна.

– Не нравится вечеринка? – неожиданно поинтересовался Фарлаг. Голос его прозвучал приглушенно и хрипло. – А я вас предупреждал.

Это обращение позволило мне скинуть с себя оцепенение. Я отлипла от окна, собираясь уйти.

– Простите, сэр, я не хотела вам помешать. Не знала, что здесь кто-то есть.

Я уже сделала шаг к выходу, когда он внезапно остановил меня жестом.

– Нельзя уходить сейчас, Прайм оскорбится. Раз уж пришли, придется вам потерпеть еще часа полтора как минимум. Иначе это будет выглядеть как пренебрежение. Можете прятаться здесь, вы мне не мешаете.

Я удивленно приподняла брови, скрещивая на груди руки, и зачем-то спросила:

– А вы тоже тут прячетесь?

Он не ответил. Точнее, не сделал этого сразу, словно размышлял, а достойна ли я вообще его ответа. Сперва поднес сигарету к губам, потом выпустил дым и сделал глоток из стакана с толстым дном.

– Здесь тише, – объяснил лаконично.

– Я не ожидала вас тут увидеть, – призналась я, не понимая, зачем вообще разговариваю с ним. Может быть, просто потому, что со мной тут мало кто разговаривал. А ректор сегодня вел себя неожиданно… нет, не дружелюбно, но нормально. Я даже подумала о том, чтобы набраться смелости и спросить его про архив. – В Орте преподаватели не ходят на студенческие вечеринки. Только на официальные балы.

Он усмехнулся, стряхивая едва тлеющие красные искорки, как мне показалось, прямо на пол.

– Вы больше не в Орте. У Лекса свои традиции. И правила. От приглашений Праймов не принято отказываться, даже если ты ректор.

– Почему? Вы тоже из новой элиты, а не из старой аристократии? – догадалась я, вспомнив объяснение Алека. Как у них тут все сложно в их высшем обществе.

Мне показалось, Фарлаг удивился.

– Я-то как раз из старой аристократии, – заметил он. – Но Праймы королевских кровей.

– Серьезно? – Мне почему-то стало нехорошо. – Из великих королей?

Он едва заметно качнул головой, снова поднеся к губам стакан, в котором приглушенно звякнули льдинки.

– Нет, потомки правителей небольшого королевства, находившегося чуть севернее Рейвена. Оно было одним из первых, присоединившихся к Республике. Но королевская кровь – это королевская кровь.

– Кровь у всех нас одинаковая, – возразила я. – Остальное предрассудки.

– Неужели? – хмыкнул он. – А ведь он единственный, кто отнесся к вам хорошо. Знаете почему?

Я отрицательно качнула головой.

– В новой элите нет благородства. Да, многие семьи относят себя к элите уже пять столетий, но они все равно черной завистью завидуют тем, в чьих родословных и тысячу лет назад были великие люди. Они очень боятся уронить себя, поэтому особенно нетерпимы к людям вроде вас. Старая аристократия в этом плане более снисходительна. Мы уверены в своем превосходстве и ничего не боимся. Но мы злимся. Злимся, что пять веков назад отчасти утратили свой статус. Злимся на нуворишей и их потомков, которых Республика сделала равными нам. И нас бесят те, кто продолжает лезть в высшее общество, не имея на то прав по рождению. А потомки королей… Они от рождения стоят так высоко, что ничего не боятся и ни на кого не злятся. Определенный кодекс чести заложен в них на генном уровне. Плюс воспитание, конечно, но кровь… Она определяет.

– Неужели вы действительно в это верите? – удивилась я.

– Это не вопрос веры, – возразил он. – Вы бы понимали это, если бы…

– Не была безродной дворняжкой?

Улыбка, скользнувшая по его губам, показалась мне удовлетворенной.

– Именно.

– Скажите, ректор Фарлаг, – неожиданно для самой себя поинтересовалась я с доброжелательной, как мне казалось, улыбкой, – а старая аристократия способна чувствовать свое превосходство, только унижая тех, кто не имеет возможности ответить?

Кажется, он очень удивился, потому что внезапно закашлялся, поперхнувшись дымом.

– Знаете, эта дрянь убьет вас, – добавила я, не дожидаясь ответа на вопрос.

– Вы думаете? – голос прозвучал немного сипло, но в нем снова послышалась насмешка.

Я уверенно кивнула.

– Это худшее, что поступает к нам из-за Занавеси.

Если ректор и хотел парировать, то не успел: послышался приближающийся смех, и я едва успела отскочить к стене, скрытой во мраке, когда в наше тихое и темное укрытие ввалились хохочущие Реджина и еще одна девушка, имени которой я не знала.

– Прайм тобою очарован, Джина, – громким шепотом сообщила она.

– Наконец-то! Три года на него потратила, а тут еще эта фермерша…

– Она тебе не соперница, ты чего? Максимум он ее попользует пару раз из любопытства, но тут уже что делать, дорогая? Когда речь идет о мужьях вроде Прайма, такие вот эксперименты придется и после свадьбы терпеть.

– Да это сколько угодно, – фыркнула Реджина.

– Только ему об этом не говори! – возмущенно велела ей безымянная подруга. – Пусть чувствует себя виноватым и дарит тебе взамен украшения. Кстати, что это за благотворительность с платьем?

– Да ему сто лет, – отмахнулась Реджина. – Ты бы видела, в чем она собиралась прийти…

В этот момент в бокале ректора заметно звякнул лед и обе девушки испуганно ойкнули, едва не подпрыгнув на месте. Я была рада этому: мне не нравилось слушать, как они меня обсуждают.

– Ректор Фарлаг, сэр… – испуганно пролепетала неизвестная мне подруга Реджины.

– Простите, что побеспокоили, – более сдержанно извинилась сама Реджина.

И обеих как ветром сдуло еще до того, как Фарлаг успел что-то ответить. Если он вообще собирался. Я услышала только его тихий смех.

Однако после случайно подслушанного разговора мне совершенно не хотелось оставаться в его компании, поэтому, выждав несколько секунд, я тоже решительно направилась обратно в зал.

– Знаете что, госпожа Роук? – внезапно подал голос ректор, когда я уже почти шагнула за портьеру.

Я замерла на месте, молча дожидаясь, пока он продолжит свою мысль.

– Вам это платье идет больше, чем госпоже Морт.

Я не поняла, было ли это настоящим комплиментом или новой издевкой, поэтому ничего не ответила и просто решительно продолжила свой путь.