Отзывы на книги автора «Ласло Краснахоркаи»

Место действия: загнивающий в прямом смысле слова захолустный венгерский посёлок, который однажды взяли и отменили.

Обстановка: распад, полураспад, тлен, гниение и разложение, бесконечный дождь, хмурь, грязь, сырость и полумрак.

Время действия: никогда.

Образ действия: никак, тоскливое ожидание финала, он же тёмное пятно в конце тоннеля, бездействие, страх, тоска.

Методы: мрачный юмор, сатанинская ирония, притчеобразность, уроборос.

Персонажи: людишки (трактирщик, директор несуществующей школы, доктор несуществующей больницы, хромоногий механик, пьяница-хуторянин, две молодые шлюшки, полоумная девочка, потасканная баба, набожная баба, деловитая баба, придурочный пацан), Иримиаш (провозвестник и Остап Бендер) и Петрина (прихлебатель).

Музыкальное сопровождение: капли дождя стучат в ритме танго.

Всё вместе: мутный и вряд ли съедобный паприкаш.

Сфера применения: прикладывать к сердцу, когда совсем плохо, чтобы узнать, что может быть ещё хуже.

Вероятное воздействие: приятная меланхолия, наслаждение немудрящими благами и удобствами, мысли о будущих перспективах, желание немедленно взять и уйти с внутреннего хутора.

В отменённом посёлке всё ещё живут люди - жалкий сброд, которому некуда податься. Да они и не хотят. Конечно, каждый из них наверняка лелеет такую мечту, но ведь это сложно и страшно. Да ещё и добро нажитое, даже если оно представляет собой заплесневелую кучу барахла и влажную трухлявую мебель. Жизнь их убога и беспросветна, одна радость - шпионить за соседями да напиваться в единственном трактире, а если очень повезёт, то можно местную секс-бомбу госпожу Шмидт облапить разок. А если повезёт очень и очень, то госпожа Шмидт разрешит уволочь себя в кладовку на полчасика. Повсюду гниль, грязь и бесконечный дождь.
На мельнице ошиваются местные путаны, а доктор (расстройство аутического спектра и алкоголизм) безвылазно сидит дома, записывая каждый шаг своих немногочисленных соседей в специальные тетрадочки.
Представители юного поколения - подлый подросток (далеко пойдёт) и его имбецильная сестра, мечтающая вырастить из монет денежное дерево.
Сразу хочется сравнить с городом мокрецов у Стругацких, но эти люди просто антимокрецы по сути. Выброшенные из жизни, отчаявшиеся, никчёмные. Предпочитающие родную грязь неизвестности. Очень понимаю, даже очень. Просто взять и уйти, да ещё и уйти из своего дома - это сложно и страшно, даже если надо. Впадать в ступор не модно, конечно, но это успокаивает и притупляет тревоги. Авось как-нибудь. И так каждый день.

И вот так они все гнили бы себе и дальше, если бы не появился Иримиаш, которого все считали мёртвым уже полтора года как. Иримиаш явился, чтобы взболтать этот застоявшийся паприкаш, о да. Иримиаша можно считать святым провозвестником, который выведет эту немытую орду к свету и воздуху. А можно и лживым демагогом, который явился вытрусить из своих жалких соседей последнее, воспользовавшись их доверчивостью и идиотизмом. Собственно, он и тот и другой одновременно. Выведет и вытрусит.

Странная и хорошая штучка. Втягиваешься далеко не сразу, а линия с полоумной девочкой и котиком повергает в печаль и ярость, хотя я и понимаю, зачем это нужно. Изыди, нежный читатель, который не умеет абстрагироваться и отключать внутреннего жалельщика. Приди, любитель мрачной меланхолии, дуста и тлена.

Запирайте етажи, Нынче будут грабежи! Отмыкайте погреба – Гуляет нынче голытьба!

Ласло Краснахоркаи из тех литераторов, за кого не стоит браться, если хотите развлечься, отвлечься, получить удовольствие. Проза венгерского писателя каторжный интеллектуальный труд, браться за который имеет смысл лишь тому, кто уже закален чтением трудной во всех отношениях прозы, уверен в своих силах, терпении, умении извлекать смысл из абсурдистских и намеренно остраненных текстов (опыт чтения модерна и постмодерна приветствуется). Его книги всегда вызов, тест, проверка на прочность, которую ослику читательского долготерпения придется проходить даже без манка привешенной к носу морковки позитивной психологии. Надежда: "вот дочитаю и пойму, что все не так плохо, каким казалось, сквозь хаос проступит гармония, терпкая горечь чтения обретет сладостное послевкусие". Хрен вам в рот, дорогие бояре. В смысле - оставь надежду всяк, сюда входящий.

Зачем тогда читать, если все так плохо? Затем, что слава безумцам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец. Затем, что жизнь так печальна, но все мы ее живем. Затем, что мир, чудовищно несправедливый в миллионе локальных проявлений, глобально устроен правильно и справедливо, хотя бы даже осознать это малым человеческим разумением не было совершенно никакой возможности. Затем, что руины, в отличие от проекта или фундамента, содержат в себе информацию не только о бывшем прежде, но обо всех потенциальных возможностях воплощения. Затем, что распад и разрушение лишь одна из частей великого триединства архетипов, включающего Творение, Сохранение, Растворение, трех китов, на которых стоит Мироздание. Упс, вот слово и сказалось. Какое? Кит.

Именно с приездом в провинциальный венгерский городок странного цирка, имеющего единственным аттракционом показ исполинского Синего Кита и пользующегося крайне дурной репутацией, начинаются злоключения героев книги. Во всех странствиях жутковатый балаган, провонявший тухлой рыбой, сопровождают толпы людей, которые в обыденном восприятии никак не ассоциируются с фанатами, даже утрированно брутальными футбольными. Все это явные простолюдины, по виду даже не горожане, а заскорузлые от сохи селяне, которым сидеть бы этой лютой бесснежной зимой по своим хуторам, греться у очагов, готовиться к весеннему севу - а вот, поди ж ты, влекутся, как заговоренные за синим китом Меланхолии. Следует уточнить, что бытовое определение меланхолии как хандры, сплина, довольно далеко отстоит от множества значений, содержащихся в понятии. Буквально с греческого меланхолия - черная желчь, разлитие которой куда опаснее вспышек гнева холерика, меланхолия смертельное темное пламя мрачного помешательства, уничтожающее все, к чему приблизится.

В таком, фонтриеровском смысле, хотя Ларс фон Триер снял свою "Меланхолию" одиннадцать лет спустя после "Гармонии Веркмейстера" Белы Тарра, сценарной основой которого стала "Меланхолия сопротивления". Однако это не имеет прямого отношения к роману, хотя косвенные связи бывают более прочны, чем прямые и очевидные. Итак, в городок прибывает цирк, неся с собой хаос и страх. Одновременно с этим начинаются сбои в работе железной дороги, а общественный транспорт вроде как вообще исчезает, гаснет уличное освещение, с бульваров и площадей исчезают пешеходы и автомобили. Все словно погружается в испуганное ожидание, и разного рода мерзости не замедлят явиться. К чести Краснахоркаи, он не из тех творцов, что оглушают читателя смакованием чудовищных подробностей, у него скорее кинематографическое затемнение: подвести вплотную к ужасной черте, предоставив партнеру домыслить происходящее (что едва ли не хуже, чем если бы описал).

Тяжелая, во всех отношениях, книга о беспринципном манипуляторстве одних, готовности других стать бездумным орудием, молчаливом попустительстве третьих. О том, как те немногие, что могли бы противостоять хаосу, оказываются смяты или переходят на сторону зла. Это и графически непросто воспринимать, Краснахоркаи тяготеет к сплошным "кирпичам" текста, без диалогов и абзацев. Но если вы все же решились испытать себя, аудиокнига может оказать неоценимую поддержку. Знать, что движешься этим торным путем не один, а с спутником: сильным, умным, интеллигентным, одним своим присутствием вселяющим уверенность, что все не так безнадежно - такое неоценимо. Игорь Князев из тех немногих, кто способен дать именно это ощущение. Его чтение всегда эталонно хорошо, а в случае трудной прозы венгерского писателя превосходно.

В отзывах на книги часто используется прием, который когда-то был удачным, но из-за злоупотребления перестал блистать: проводить параллели с атмосферными и всем знакомыми авторами, чтобы привлечь внимание к малознакомому писателю. Теперь каждая вторая мрачная книга у нас — это Кафка, каждая фантастическая — это Брэдбери, а антиутопия — Оруэлл или Хаксли. Ласло Краснахоркаи беда тоже не обошла, если верить обложке, то это сразу и Гоголь, и Мелвилл, и Кафка, и Беккет. Я бы подобрала другой список ингредиентов. Вместо мрачности Кафки — легкая потусторонняя хмарь Майринка, вместо эпичности Мелвилла — комичная масштабность ранней деревенской прозы, в которой вялые колхозники пытаются собрать крохи не на белого кита, а на белый самолет. Вместо ироничности Гоголя — хитринку плутовских романов любого века, а Беккет пусть останется, потому что его иррациональную обреченность видно за версту и ничем не заменишь. И еще обязательно добавить кого-нибудь из постмодернистов, ломающих стены и склеивающих реальность обрывками бумажного скотча.

Ядреная смесь ассоциаций может сбить с толку, но при всем этом роман весьма самобытен, особенно если постоянно держать в голове, когда и почему он написан. Вторая половина восьмидесятых — всегда помните это при чтении. Долгие годы Венгрия была бок о бок с Австрией, потом действовала по указке СССР, но ближе к девяностым Союзу стало совсем не до них, и ребята остались наедине с самими собой. А это страшно, а это неуютно, а это неприятно — разучились уже самостоятельно принимать решения, поэтому сразу ухнули в застойное болото кризиса. Теперь можно закидывать любую удочку сладких обещаний, чтобы растерявшиеся простачки на нее попались. Собственно, об этом роман и говорит, и поэтому так близок нашему читателю. Попади он на российские книжные прилавки в девяностые или нулевые, то был бы более актуален, но наша память достаточно травмирована, чтобы и сейчас легко проводить параллели с загнивающими деревеньками у нас под боком.

Читать все это тягостно, но со знаком плюс — это то самое очищающее страдание, которое и не страдание даже, а срывание корочки с засохшей ранки, чтобы меньше зудело. Автор любезно развлекает нас игрой с формой, комичными персонажами и постоянными переключениями тона повествования. Без всего этого можно было бы и взвыть на полдороге от беспросветной тоски, а так, глядишь, с горькой усмешкой добираешься до конца и тяжело вздыхаешь. Где же ты была, книга, когда могла воссиять во всей красе? Сейчас, конечно, достоинства никуда не делись, но идеальный тайминг упущен. Осталось только надеяться, что будут переводить венгерского классика еще и еще, догоняя прошлое семимильными шагами.

Роман хорошо зайдет всем старше тридцати лет и тем, кто хоть раз выезжал за пределы мегаполисов в деревни и поселки городского типа. А особенно рекомендуется «Сатанинское танго» любителям тренингов личностного роста и мотивации. Если вы хотите, чтобы кто-то вам рассказал и показал, как именно вам нужно жить, то узнаете, что из этого может выйти.

Обычное несчастье людей неумелых состоит в ошибочном выборе профессии, друзей, жилища. Трагизм здесь в том, что у них нет права выбора.
"Шесть ночей на Акрополе" Сеферис

"Сатанинское танго" засасывает как болото. Берешься читать, чтобы отметить в личном списке, что еще один букеровский шедевр пройден. Ничего особенного, но в смысле общего развития ты продвинулась несколько дальше. Опиши впечатления и забудь, тем более, что сердца не тронуло: невразумительный сюжет, неприглядные персонажи, алогичные поступки. Начинаешь раскладывать для себя по полкам, чтобы составить более-менее связный рассказ, и чувствуешь, что необходимо вернуться к тексту, чтобы уточнить еще вот тот момент. И прояснить для себя вот этот. Чувствуешь, как вязнешь в деталях, но одновременно то, что представлялось сплошь абсурдизмом в беккетовом духе, вдруг предстает едва ли не соцреализмом. Мутным как моча при цистите и примерно того же уровня привлекательности. Но настоящим.

А потом, ты вляпалась. И не сможешь выбраться, не неся на себе частички субстанции этой книги. Ни отмыть, ни соскрести, только принять себя "с этим", что уже не кажется таким омерзительным. Просто еще одна история о маленьких людях, от рождения до смерти блуждающих по сумрачному лесу. Расскажи ты, больше до них дела никому нет. Итак, была сельскохозяйственная община, некогда процветавшая, но потом что-то случилось. Может засуха несколько лет подряд и луга для выпаса скота оскудели, а источники иссякли и не стало достаточно воды для полива. Насосы забивались илом и песком, ломались, а на ремонт средств не было. И люди, кто поэнергичнее да пооборотистее, начали покидать деревню.

Остались бестолковые, никчемные и неприглядные. Они тоже пойдут искать лучшей жизни в другом месте, вот только получат деньги за скот из заготконторы. Собственно, с этого начинается. Двое селян отправляются менять стадо на деньги. На обратном пути им приходит в голову блестящая мысль, что этакую кучу деньжищ лучше поделить на две части, чем на восемь (столько семей в деревне). Но поскольку хорошая мысля приходит опосля, а ноги уже вроде как сами принесли к дому, да и своих нужно ведь забрать - смыться с деньгами сразу не пытаются. Вместо этого тихой сапой просачиваются домой, отдавая женам распоряжения собирать самое необходимое и ходу. Но не тут-то было, селяне ждут и беспокоятся. В общем, прилетела птица обломинго.

И вечером трудного дня, уже ясно сознавая тщетность надежд на покупку хотя бы скромного хутора, напиваются в местном трактире. Набор культурных развлечений здесь так же скуден, как мозги и кошельки, но роскошные прелести местной Далилы госпожи Шмидт, притягивают мужские взгляды. В то время, как она к местным мужланам холодна и вожделеет одного только Иримиаша. Кто таков? Один из бывших земляков, смышленый и не лишенный авантюрной жилки (я бы даже сказала, что ее в избытке). Подавшись в город, подвизался в разных непыльных сферах. Не обременен строгими моральными принципами (впрочем, кто там без греха?) Семь лет назад, когда отправился в места, не столь отдаленные, преследуя неясные цели, распространил среди селян слух о собственной смерти. И вот теперь, откинувшись, "воскрес".

Так-то, он здесь, чтобы обобрать простаков. Что с успехом сделает, и не понадобится ничего делить. Помните: "На дурака не нужен нож, ему с три короба наврешь. и делай с ним, что хошь." Приманкой выступит земля обетованная - заброшенный замок неподалеку, где все они поселятся в рамках госпрограммы, к которой, вхожий во властные сферы, Иримиаш имеет непосредственное отношение (это он так скажет, а они поверят). Заживут на всем готовом, каждый найдет дело по душе, а ломаться на жаре и стуже больше не придется. Рай, короче. Тут еще так кстати придется один случай, прямо сегодня произошедший с дочерью одного местного семейства. Хотя "кстати", применительно к тому, что сделала Эштике, звучит кощунством. Но тут уж...

Девочка съела крысиный яд, после того, как убила кота. Как? Почему? Потому что старший брат Хани, прыщавый подросток-дрочила для всех вокруг, Рыцарь в Сверкающих Доспехах для нее - сначала снизойдет до того, чтобы открыть великую тайну Денежного Дерева (Не горы, не овраги и не лес. Не океан без дна и берегов. А поле-поле-поле-поле чудес). Помните? Разумеется, денежки, посаженные младшей, старшенький выкопал, а для нее нагородит турусы на колесах, в стиле "Ницше-для-бедных". Потому и замучает котейку (тварь я дрожащая или право имею?), после сказал, что только такая дура могла поверить. И вообще, убирайся, не зли меня, шмакадявка. Что? Персонажи кунсткамеры они там все? Ну да, а вы рассчитывали найти в них здоровое крестьянское моральное чувство?

Эштике решает, что на небе у бога всяко лучше, чем здесь, доедает остатки мышьяка, за котом и ложится в раскопанную грядку на месте так и не выросшего деревца. А ее трагедия на что-то, да сгодится - послужит отличным аргументом Иримиашу, убеждающему пейзан оставить эти проклятые места и перебраться, куда он поведет. К слову, он-таки поведет. Вывезет всех из непригодных для жизни графских развалин, куда отправятся, повинуясь зову его дудочки, и разбросает по трущобам большого города. А это еще зачем? А вот подумайте сами, общество обманутых вкладчиков - какая-никакая, а сила. И могут навредить. А что сделают глубоко зависимые, разобщенные, дезориентированные и вынужденные выживать? Правильно, ничего.

Отдаю себе отчет, что это весьма приземленная трактовка постмодернистского произведения. И надо бы ввернуть что-нить глубокомысленное про уробороса, кусающего себя за хвост и проч. Но для меня Краснахоркаи не автор постмодернистской мути, а писатель, который говорит о маленьких людях в лучших традициях мировой литературы. Любя, ненавидеть. Ненавидя, любить.

Не книга, а какое-то болото. Что по ощущениям от какой-то затянутости персонажей в это жуткое, всеми забытое, загнивающее место. Что по восприятию самого текста, который идет сплошным потоком, как и то, что происходит в головах у персонажей, а также то, что показывается как какой-то бессмысленный хоровод действий, за которыми ничего нет. Какая-то бессмыслица. И читается, будто каждая страница, как шаг в вязкой субстанции. Но, удивительное дело, периодически в это болото так затягивает, что в какие-то куски текста погружаешься с головой, а потом вновь выныриваешь и вновь продираешься сквозь текст.

Постмодерн? Последователь Кафки и Маркеса? Что-то тут все это присутствует. В большей или меньшей мере. Только ещё и безысходностью отдаёт. И сильно. Ну реально болото. Какое-то страшное танго получилось, в котором ведущую партию танцуют два странных типа, своего рода Остап Бендер и Киса Воробьянинов на венгерский лад, которые пытаются надуть жителей небольшого сельского кооператива. Они верят в него, ведь Иримиаш когда-то привел их к процветанию, но погиб два года назад. Так что же происходит сейчас?

Честно признаюсь, что не поняла я эту книгу. Мысль металась, но это болото поглотило всё. Постмодернистская притча, где можно всё понять по-разному. Надо будет перечитать уже вне игры, когда сроки не висят дедлайном. Потому что произведение это - нечто. В общем, отложу-ка я его снова на новое прочтение попозже.

Лампомоб-2018
11/13
К середине конца последней половины книги в воспаленной голове читателя возникает три мысли: Что происходит? Я точно это читаю? И кто те люди, что считают "Елтышевых" чернухой? Потому что до конца осознать всю эту фантасмагорию я не сумела даже к тому моменту, который можно условно назвать концом последней четверти второй половины этого текста... Некоторый сюжет в тексте венгерского автора, похоже, присутствует, но уловить его важность для автора можно с той же долей условности, с которой можно одолеть смысл фразы венгра-крестьянина, обращенной к русскому человеку, читающему по-английски.
Поэтому о сюжете не будем. Да, есть деревня, наполненная странными персонажами, которая ждет избавления от тоски и безысходности, и есть некий Иримиаш, практически былинный герой в собственном изображении - не то авантюрист Феликс Круль, не то наш любимый Емеля. И вот он приходит - чтобы вывести жителей из топкой грязи к светлому будущему, а сам вместо этого вовлекает их в абсолютно безумный танец, и не танго даже - поскольку в танго обязательна хоть какая-то логика, стройность и строгость... И это не "Венгерский танец" Брамса, потому что в нем есть лихость и веселье. Больше всего этот текст мне напомнил тарантеллу. Причем не в салонном её варианте, а именно в том, изначальном, когда нужно совершить такое количество движений, чтобы абсолютно точно, гарантированно стряхнуть с себя опасного тарантула. А в итоге, герои Краснахоркаи, возглавляемые Иримиашем, решительно вовлекают в свой жуткий танец совершенно ополоумевшего читателя, который, перевернув последнюю страницу, озадаченно чешет в затылке с той самой фразой из моего первого предложения: "Что это было? Я точно это читаю?..."
И начинается новое па неистового мрачного танца...

Гипнотический, густой текст. Я влюбился с первого предложения, растянувшегося на целую страницу. Каждая деталь здесь удостоена эпитета, метафиры или сравнения, и я поражаюсь, насколько яркая атмосфера создаётся известными со средней школы приёмами. Кажется, что раньше подобные чувства вызывали только Гоголь и Платонов. Прерываний минимум: как точек в тексте, так и разрывов в истории - она плавно перетекает от персонажа к персонажу, как будто всё снято одним дублем.
Несмотря на мрачную и тревожную атмосферу, в уюте книге не откажу отчасти потому, что мне комфортно в меланхолии, отчасти - из-за симпатии к главным героям. Да и к неглавным тоже: хоть они и пьяницы, мещане, вздорные и глупые, я вижу их в объектив Кустурицы, как если бы "Жизнь как чудо" сняли на чёрно-белую плёнку.
Чему печально сопротивляются персонажи? Погром в городе подталкивает к мысли, что злу, но никто здесь, кроме жаждущей власти госпожи Эстер, не борец и уж, тем более, не спаситель, даже наоборот, герои рады бы противостояния избежать. Все здесь ищут некий миропорядок, пытаются объяснить и осмыслить течение жизни и себя в это объяснение встроить. Так Валушка упорно не замечает творящегося на земле и радуется совершенному движению небесных сфер, господин Эстер упорно замечает пошлость и беспорядок даже в любимой музыке и уходит в заточение, госпожа Эстер верит в счастливое тоталитарное будущее города, где жители под её руководством метут улицы, а госпожа Пфлаум успокоена запасом еды в кладовке и фарфоровыми пупсами. Этот комплекс из веры и усилий по её поддержанию и есть сопротивление, в общем говоря, беспорядку, хаосу. Под хаосом здесь понимается как унылость и пошлость провинциальной жизни, так и более широко, экзистенциальный ангст, жестокость природы, всё уничтожающий ход времени. Разумеется, при таком раскладе любое сопротивление обречено, потому и печально, но то, как герои сопротивляются, их и определяет.
В этом контексте гигантский кит, путешествующий в фургоне по суше, похож на гротескно нелепый символ хаоса, за которым в город подтягиваются погромщики, своего рода хаоса жрецы. Заговорённые цирковым уродцем, бессмысленным порождением мирового беспорядка, они пытаются найти утешение в самом беспорядке, но за одну ночь вырабатывают и эту идею до предела и сдаются, тоже обречённые на поражение.
В итоге, книга безысходна. Я долго в этом сомневался, но концовка все сомнения развеяла. Но всё равно, здесь достаточно тепла, как в отношениях Валушки и господина Эстера, так и в намёках, что несмотря ни на что, в мире всё на местах. И в конце концов, книгу очень вкусно читать (и хотя бы ради этого стоит): часто ловил себя на том, что бубню самые красивые места, чтобы покатать слова на языке.

Говорят, рецензия должна передавать дух книги, что ж, это совсем не так сложно, как может показаться на первый взгляд, спасибо автору и браво переводчику, вся книга может быть легко передана в одном очень длинном предложении на всю страницу, плавно перетекающем в абзац, причем сколько бы вы ни искали, вы не найдете здесь абзаца, а найдете только одно сплошную всепоглощающую тревожность, которая захватит вас, хотите вы этого или нет, сопротивляетесь или нет, желаете или боитесь, ибо автор весьма мастерски владеет словом, а переводчик – венгерским и русским, и даже если вы очень долго будете читать это предложение и искать, когда же оно, наконец, закончится, не надейтесь, ибо оно не закончится никогда, ибо в тревожные времена тревога может только нарастать и поглощать в свое кольцо все больше людей, и даже секс, коего на страницах книги немного имеется, не даст читателю желаемой разрядки. Ну вот, первое предложение таки закончилось, заняв ни много, ин мало, половину рецензии, но ведь надо еще написать еще половину рецензии, и, как вы можете догадаться, это снова будет одно очень длинной предложение, в котором почти нет сути, но есть чувства, эмоции, тревога, все возрастающая, все поглощающая тревога, избавиться от которой невозможно, что бы ни делали, постоянное ожидание аппокалипсиса, и даже если вы терпеливо продеретсь через первые две главы и дочитатете до тревожного развития тревожных событий, но ваши действия по-прежнему будут весьма нерешительными, а ваши мысли так и будут бегать как ноты по кругу, и да, это не опечатка, я не имела в виду, как тараканы, я таки целенаправленно написала ноты, ибо двое главных героев так или иначе связаны с музыкальной школой, и она, и музыка, так или иначе являются частью этого бесконечного, тягучего, связно-бессвязного существования, в далеком 1989ом году пророчески предрекающим конец привычного знакомого и обжитого мира, на смену которому приходит что-то пугающее, мертое и смердящее, которое пытаются выдать за цирк. Если вы таки дочитали до этого места, то вы большой молодец, ибо в реальной книге есть хоть какой-то сюжет, в этом же потоке сознания нет даже сюжете, а просто отражание.. Меланхолии и тревоги книги. И конечно, если бы в этом была моя цель, но это одно длинное бесконечное предложение-рецензия вообще никогда бы так и не закончилась, ибо, когда тобой владеет тревога, а окружающий мир погружается во мрак в прямо и переносном смысле, то можно бесконечно долго жевать жевачку собственных мыслей, и пугаться всего, даже того, что было раньше знакомо, и вздрагивать от всего, что раньше радовало, и пугаться, пугатсья, пугаться, добежать до укрытия, отдышаться на пару минут, и снова столкнуться с миром, который катитсья в тартары, для вас катитья, и для всех привычных обывателей тоже, хотя несомненно и в этом тревожном , странном ,рассыпающемся на куски мире есть те, кто танцует, сатанинское танго, хотя да, это уже другая книга, и ее я не читала, но даже и меланхолии сопротивления вполне можно узнат его первые робкие, нерешительные па, которые все нарастают и сливаются в вихрь, новой мировой псевдо-революции, или не революции, или бог его знает, что он там нам устроит, этот бродячий цирк с этим дохлым китом, но не революцию же, право слово...

Речь сегодня пойдет про одну из самых страшных тайн, до которой никому нет дела.

Как бывшему, хоть и горе-, но технарю, роман Краснахоркаи словно предлагает мне себя к рассмотрению через понятия из физики неравновесных систем. Не пугайтесь, это просто механизм, согласно которому распадается наша реальность. Подобные сравнения приходят мне при чтении всех книг Ласло Краснахоркаи, это один из моих любимых пророков апокалипсиса.

Мы наблюдаем смену фазы, прохождение переломного момента (точки бифуркации) в среде, где «что-то пошло не так»: происходит стремительный рост разупорядоченности, или откровенный хаос (энтропия).
«В двух словах: это анатомия социального бунта, который приводит в итоге к тоталитарной диктатуре», — переводчик романа Вячеслав Середа. Новый строй — новый круг сатанинского танго в круговороте ада, это происходит сколько мы помним свою историю, ничего страшного. Страшно будет дальше.

К слову о строях, обратимся к моменту, когда господин Эстер, директор музыкальной школы, слышит бормотание настройщика, обнаружающего у инструмента «чистую квинточку»...

Сегодня мало кто помнит, что привычный европейскому уху музыкальный строй (равномерно-темперированный) искажает чистые интервалы небесной гармонии в угоду простоте сочинения и исполнения музыки, чтобы получить возможность пользоваться ладотональной системой. И эта проблема пролегает гораздо глубже, чем кажется. Потому что оказывается, что создать звукоряд на основе приятных слуху «божественных» интервалов, которым было бы можно свободно пользоваться, без коррекции, а по сути искривления (темперирования) этих самых интервалов невозможно в принципе. Это легко объяснить математически, т.к. частоты звуков в интервалах, называемых чистыми, находятся между собой в отношении простых чисел, и т.к. эти отношения у каждого интервала свои (2:1 в октаве, 3:2 в квинте, 4:3 в карте), и служат своей мерой при настройке, между собой они состыковаться не могут, и не сойдутся никогда.
Если, к примеру, откладывать от одной и той же ноты чистые октавы и «чистые квинточки» (одну такую незамедлительно «исправляет» настройщик в романе), квинты пройдут свой круг и рано или поздно придут в ту самую ноту, от которой мы начали откладывать. Только она ни за что не совпадёт по частоте с той, которую мы получим рядом, откладывая параллельно чистые октавы, хотя это должна быть одна и та же нота, с одной и той же частотой. Разница между этой «одной и той же нотой» названа пифагорейской коммой, т.к. обнаружил несоответствие ещё Пифагор. Он, к слову, держал это знание под запретом, это была тайна пифагорейского культа, и членам ордена Пифагора было запрещено даже упоминать о существовании чисел, которые сегодня мы называем иррациональными; такие числа, называемые греками «алогон» («непроизносимые»), не вписывались в стройное представление устройства вселенной. Как сообщает Прокл, разболтавшие эту страшную тайну несчастные прогневили богов и все погибли при кораблекрушении.

Таким образом, равномерно-темперированный строй убивает представление Вселенной как математически совершенного космоса. Можно было даже восхититься таким изощренным издевательством со стороны природы. Но господин Эстер, оглушенный пониманием бессмысленности попыток внести в жизнь гармонию, сосредотачивается только на том, чтобы не высовываться из дома, не контактировать с Вселенной, которой больше нельзя доверять.

Музыка издревле считалась важной связующей частью мироздания, способной врачевать соответствия между душой и телом, как пишет Стюарт Исакофф в своей книге «Музыкальный строй»: «по мысли Платона, музыка могла "устранить любой раздор, возникающий в душе", потому что правильные музыкальные пропорции отражают колебания струн человеческой души».
Музыка олицетворяла собой гармонию сфер; вспомним впечатляющие открытия Коперника, утверждавшие о связи пропорций чистых интервалов и орбит планет Солнечной системы. Ньютон ставил им в соответствие расстояния между цветами спектра солнечного света. Неплохое было поле для игры в бисер, истинно, что вверху, то и внизу. Однако все же есть здесь иррациональный червь (как вариант — трансцендентный) уже в силу того, что чистые интервалы есть, а благозвучного чистого строя быть не может.

В принятии темперации и состоит сопротивление иррациональному. Сопротивление поистине меланхоличное, ведь равномерно-темперированный строй ставит под сомнение саму идею того, что рациональное где-то там наверху вообще существовало (так я себе объясняю название книги) (а вы так делаете? объясняете себе название книги?).

Дальнейшее чтение было похоже на хроники моего сумасшествия...

Меня поразил эпизод с выходом крыс, после того как жена господина Эстера, которая живёт от него отдельно, ложится спать. Зверьки проникают в помещение в поисках остатков еды, и тут случается непредвиденная катастрофа! Госпожа Эстер пошевелилась во сне, и с неё упало одеяло. Совершенно непредсказуемый, катастрофический момент в понимании крысы для нас не содержит ничего незакономерного. Оказывается, что у кажущегося хаоса есть свой порядок (как не сойти с ума в поисках истинного хаоса без представления его как закона поддержания беспорядка, науке по всей видимости так и не известно).

Или возьмем восхитительную сцену в корчме. Валушка — противоположность господину Эстеру, молодой человек, чувствующий безмятежность гармонии вселенной каждую секунду и прослывший дурачком за малую толику присутствия в «реальном мире» («несущийся в цельном и неразделимом потоке всего универсума») — устраивает с помощью своих пьяных обрюзглых товарищей представление затмения Солнца. Дело в том, что это происходит всякий раз, когда хозяин питейной начинает кричать, что он закрывается, и гости, дабы отсрочить этот момент, просят Валушку показать, как там в небе происходит. Но оказывается, что прозорливый корчмарь все продумал заранее, и «ради порядка» объявляет о закрытии на пол часа раньше. Мы наблюдаем еще один пример управления событиями со ступеньки повыше.

И теперь упомянем самого загадочного персонажа в романе. В городок, где разворачивается действие, приезжает аттракцион с плохой репутацией. «Синий кит». Предлагают посмотреть на самого гигантского в мире синего кита. На его огромный труп, если быть точным. Ветхозаветный левиафан, неумолимый божественный рок? Перед нами его безжизненное чучело, так что божественного присутствия, кажется, можно не ожидать. Впрочем мы здесь и не за этим.
В составе цирковой труппы есть карлик, уродец по имени Герцог, магнетически действующий на людей, потому что сам он представитель сознания еще на ступеньку выше, чем понимание человеческое. Его речи удивительны, он творит свою волю, и люди ему подчиняются, приверженцы, которые ходят за Герцогом из города в город обращают все в руины.

Конечно, есть определенная иерархия в понимании проявления хаотической сущности, после чего она уже не оказывается таковой. И мы стоим на очень низкой ступеньке. Небесный порядок никогда не спустится на землю (привет вам, традиционалисты). Строй, каков бы он ни был, никогда не будет обручен с ангелами, вертикально ориентирован. Все, что происходит в книге, не более чем затмение, о котором столько наглядно пророчествует Валушка. События идут своим чередом.
Для наглядности роман венчают аллегорические сцены из жизни «тружеников распада», у которых происходит свой дворцовый переворот во время разложения тел погибших.

СОЯ: 6+5+5=5,3

Книга с таким названием сама взялась в руки, но оказалась бережно упакованной в пленку в «Московском доме книги» так как 18+, пришлось внимательно ознакомиться с автором и попробовать на вкус через интернет.

Название оказалось более интересным, чем весь роман. Самое главное "но" - это то, что во всем произведении, где порядка 450 страниц, всего около 5 (sic!) абзацев. Да-да. У меня, думал, глаз выпадет читать такой сплошной текст.

Сам язык романа периодически увлекал (начало так вообще предвещало, что-то очень интересное), но потом становилось невыразимо скучно, а глаз терялся между мыслями героев. Я люблю писать рецензии после какого-то времени после прочтения, потому что бывает, что книга поначалу вызывает раздражение, но чем дальше ты от нее уходишь во времени, тем больше она заставляет думать (как, например, у меня случилось с " Чевенгуром " или с романом Канетти " Ослепление "). Тут такого не произошло.

Сюжет и язык автора вызывают сопротивление продираться сквозь текст дальше, и к концу хочется одного, чтобы создатель "не мудрствовал лукаво", а просто написал, чем всё закончится. Спойлеры - на обложке глаз синего кита, который в романе появится на пару страниц. Все остальное - это попытка создать очередной кафкианский кошмар. На мой взгляд довольно неудачная попытка.