1. Пробуждение

 
Был этот мир глубокой тьмой окутан.
«Да будет свет!» – изрек Господь. Явился Ньютон.
Но Сатана недолго ждал реванша,
Пришел Эйнштейн – и стало всё, как раньше.
 

Дж. К. Сквайр, Дополнение к эпитафии Ньютону за авторством Александра Поупа

Капитан Редвинг развернул астроэкран на всю стену. Вначале попросил показать общий обзор неба, потом покрутил, привычно выискивая успокаивающие приметные знаки: приплюснутый Большой Ковш, перекошенный Южный Крест, яркую звезду в Кассиопее… ага!

Солнце. Конечно. Самая яркая звезда небосклона после Сириуса. Сумма человеческой истории в сияющей точке. Искорка радости: Мы это сделали. Мы так далеко забрались.

Он помедлил, прислушиваясь к протяжному свисту торможения космической бестии. Уже много десятилетий, повинуясь его приказам и инсталлированным бортовым программам, «Искательница» сбрасывала скорость с десяти процентов световой. Термоядерные двигатели шумели, заглатывая плазму и используя ее для создания противотяги. Огромные магнитные диполи «Искательницы» теперь тормозили корабль и – в качестве побочного эффекта – придавали ему аномальную светимость в микроволновом диапазоне. Кто бы ни населял систему Глории, Цели Полета, тот без труда прочтет в небесах сияющее послание: Мы прибыли.

При виде Солнца Редвингу почему-то всегда становилось легче на душе, хотя подлинный интерес он испытывал к другой светящейся искорке прямо позади по курсу, солнцу Чаши, красноватому угольку класса G. Их разделяло около шестой части светового года: Чаша неспешно тащилась в некотором отдалении, сторонясь системы Глории. Это была мера предосторожности: нельзя, чтобы масса ее переворошила рои ледотероидов на окраинах, послав их кометами внутрь глорианской системы. Перед тем как войти в чужой дом, тщательно вытри ноги у порога…

Редвинг краем глаза углядел по правому борту блестящие молекулярные облачка, подобные светящимся лужицам воды. Астроартилект заканчивал детальное сканирование обширной зоны вокруг Глории радиусом до четверти светового года. Мягкий звуковой сигнал возвестил об окончании работы. Редвинг поманил Бет Марбл к себе^[3].

Мертвая чернота пространства. Редвинг внимательно рассматривал экран, на котором не отображалось… ничего.

– Вообще никаких следов облака Оорта? Но ведь у Глории солнце класса G3, не так ли? Его должны окружать обширные облака ледотероидов, выдающиеся далеко за пределы…

Бет Марбл пожала плечами.

– В пределах четверти светового года никаких седноидов. Помните, как мы проносились мимо той обледенелой скалы за Плутоном? Самой первой была открыта из оортовых объектов, много веков назад. Ну так вот, здесь никаких объектов размером с Седну. А хотя бы и с тысячную ее долю.

Редвинг задумался. Пусто? Обычная астрономия представляла себе такие звезды в окружении туч шрапнели и bric-à-brac^[4], не сумевших коллапсировать в светило или планеты. В начале своей карьеры он вел таранник через солнечное облако Оорта и справился отлично. И «Искательница солнц» там летала; они тестировали пламенеющие, рыкающие двигатели, находили погрешности дизайна, не проявившиеся при полетах четырнадцати предыдущих кораблей. Редвинг тогда надзирал за работой ИИ, выискивал ошибки и вносил заклепкометрические усовершенствования. Первые несколько поколений межзвездных кораблей – эксперимент за экспериментом. Новые команды разработчиков учились у предшественников, инженеры и ученые кропотливо буравили накопленные груды данных, и результатом их медленной, утомительной, но сулившей свободу работы становился новый, усовершенствованный корабль. Направленная эволюция в ускоренном режиме.

Редвинг сам был ее продуктом. Он принадлежал теперь к первому поколению межзвездных капитанов. Каждому пришлось совершить грандиозный скачок с окраин солнечного облака Оорта на межзвездные просторы. Они раскиданы за много световых лет друг от друга, разделены веками холодного сна. Лазерные узкополосные сигналы, направленные в сторону земного координационного центра, напоминали игру в салочки. Солнечную систему все чаще называли просто Родной. Редвинг пролистывал доклады экспедиций к Тау Кита и другим хорошо известным звездам. Все они были куда ближе к Солнцу, чем к системе Глории. В системе альфы Центавра, которая по-прежнему могла похвастаться наибольшим числом практически полезных планет, развернулось оживленное строительство. Колоний теперь стало много.

Экспедиция к источнику гравитационных волн представлялась громадным скачком – с ним не сравнилась бы та робкая вылазка в облако Оорта, которой когда-то руководил Редвинг. Всё равно что пуститься в кругосветку после пробного заплыва в бассейне шириною в три футбольных поля.

Звезда Глории обладала сферическим внешним облаком Оорта подозрительно низкой плотности – один ледотероид на астрономическую единицу или около того, а внутренний оортодиск отсутствовал полностью. Редвинг смутно припоминал споры астрономов: те полагали, что оортовы облака должны обладать совокупной массой в несколько планет земного типа, рассеянной в форме крошечных ледотероидов. И, быть может, на них воздействовало нечто излучающее гравитационные волны? Как так вышло, что оортово облако невидимо?

– И что мы можем сказать о свойствах этой пустоши? – Редвинг жестом пригласил высказаться Клиффа Каммаша.

«Искательница» находилась примерно в тысяче астрономических единиц от Эксельсии, и никаких ярких источников света вокруг заметно не было.

Клифф нахмурился:

– Ничего конкретного. Мы всё еще продолжаем дальнее сканирование.

Редвинг смотрел, как бортовые артилекты выводят на дисплей данные обзора в полном электромагнитном спектре. Пиксели танцевали, искажались, сливались, укрупнялись. Видимый человеческому глазу свет подобен маленькой октаве на клавиатуре шириной пятнадцать метров. Так узко доступное нам восприятие реальности…

– За исключением плазменных волн… ага, есть!

В оттенках рыжевато-оранжевого отрисовался длинный щетинистый облачный эллипсоид.

– Цветовое кодирование плотностей плазменных волн, – сообщил Клифф. – Оно такое, пятнистое.

– Вон та странная маленькая область – единственное значимое скопление массы во всей внешней системе? – Бет скептически скривила губы. – И оно не излучает ни в каком диапазоне, кроме спектра плазменной эмиссии?

Редвинг обратился к артилекту-системщику разборчивым, терпеливым голосом:

– Покажи все зафиксированные линии плазменной эмиссии. На всех частотах.

Системщик «Искательницы солнц» повиновался, прокрутив последовательность плазменных сканов, помеченных диапазонами частот, и остановился, наткнувшись на пятно оттенка светлой слоновой кости. Бет сказала:

– Похоже на подтаявшее эскимо диаметром три тысячи километров.

– Эмиссия плазмы в жестком микроволновом диапазоне, – Клифф скачками прокручивал масштабную линейку энергий. – Оно удлиненное… гм, взгляните. В рентгене куча жестких пятен.

– Движутся быстро, – сказала Бет, когда обновленная картинка отобразила скачущие светящиеся пятна. – Семнадцать. Тот еще темп! Они вращаются вокруг самого яркого, а то, похоже, не слишком подвижно. Взгляните, вон то, на эллипсе, особенно быстрое. Другое очерчивает куда более узкую дугу. Как пчелы, роящиеся вокруг огромного… Словно… Боже, они должны быть тяжеленные.

Вездесущий конгломерат артилектовых разумов «Искательницы» на экране добавил: ОДИН ИЗ ОБЪЕКТОВ ЗАМЕТНО ТЯЖЕЛЕЕ ЗЕМЛИ… ПРИБЛИЗИТЕЛЬНЫЕ ОРБИТАЛЬНЫЕ ПАРАМЕТРЫ… МЕНЬШИЙ: 0.73 МАССЫ ЗЕМЛИ… САМЫЙ КРУПНЫЙ: 5.32 МАССЫ ЗЕМЛИ. РАДИУС СУЩЕСТВЕННО НИЖЕ ПРЕДЕЛА РАЗРЕШЕНИЯ МОИХ СИСТЕМ.

– Итак, они размером менее нескольких сотен метров, – сказал Клифф.

Трое переглянулись.

– Значит, действительно черные дыры, – констатировал Редвинг.

Артилект прибавил:

РАДИУС ОБЪЕКТА ПОРЯДКА САНТИМЕТРОВ… ПО-ПРЕЖНЕМУ НЕРАЗЛИЧИМ.

– Адски опасное окружение, – сказала Бет. – Если эти быстрые точки – черные дыры, а оценка масс верна, то… черт, они размерами меньше сантиметра? Там кругом полно плазмы. – Ее рот снова искривился в фирменной сухой гримаске. – Неудивительно, что глорианцы расположили их здесь, аж в тысяче астроединиц от своего мира.

Клифф хмыкнул.

– А помнишь тот баннер на нашей прощальной вечеринке? ХОЧУ К ЗВЕЗДАМ СВАЛИТЬ, ТУДА КРЫША УЕХАЛА. Что ж, если мы решим сунуться туда поближе, значит, у нас точно крыша съехала.

Редвинг не мог оставить эту реплику без внимания. Пока пробудились только они трое, а процесс оживления занимал не менее суток в каждом случае, требовалась слаженность усилий.

– Это часть полученных мною инструкций. Необходимо изучить источник гравитационных волн. Вот, собственно, он и есть. Не то чтобы у физиков имелось четкое представление, что здесь происходит. Помимо этого, нужно исследовать биосферу Глории: задача первостепенной важности.

Клифф не отличался конфликтным характером. Редвинг пронаблюдал, как он перелистывает изображения. Затем:

– Я переключился в более широкий ракурс и отыскал неплохую подсказку. Глядите…

В воздухе затрепетало композитное изображение всей системы Эксельсии.

Клифф указал на верхушку параболы:

– Вот ударная волна здешней гелиосферы. Там зездный ветер Эксельсии встречает межзвездную плазму.

Всем было понятно, что это значит. «Искательница» целенаправленно использовала параболоид ударной волны для магнитного торможения. Плазма накапливалась вдоль всей стены давления. Корабль извлекал из этого обстоятельства преимущество в ходе многонедельного приближения к звезде, пока летел по длинной дуге.

– Они разместили излучатель гравитационных волн в месте самой высокой концентрации плазмы на всю внешнюю систему, – проговорила Бет. – Зачем?

– Это нам и предстоит выяснить, – сказал Редвинг.

Клифф произнес медленно, глядя в пространство затуманенными глазами:

– Приказы с Земли… вы им всё еще подчиняетесь?

Они с Бет женаты, но необязательно всегда согласны по техническим или административным вопросам, напомнил себе Редвинг. Он вскинул брови, посмотрел на Бет, рассчитывая получить от нее поддержку. Она сказала:

– Земля так далека – до нее десятки световых лет, – руководствоваться ее распоряжениями мы попросту не можем.

Редвинг ни разу не поддавался на соблазн коллективного командования. Поколением раньше на звездолете, улетевшем к Тау Кита, установили режим распределенного управления. В результате команда разбилась на враждующие клики, что оказалось гибельным для миссии. Дело приняло мрачный оборот. Больше на Земле о них ничего не слышали.

Он встал: недвусмысленный поступок в тесной каюте.

– Мы не можем надеяться даже на приблизительное понимание процессов в этой системе без исследования гравиволнового излучателя, – проговорил он тоном, выражавшим стальную решимость. – Он посылает сообщения! Мы их прочесть не можем, но готов биться об заклад, что сможем принять. Не исключено, плазменное облако нам в этом подсобит. Оно явно требуется глорианцам для каких-то целей, но каких? Я не хотел бы приближаться к внутренним планетам без понятия, как чужаки построили эту штуку. И неплохо было бы понять, зачем.

– Но мы ведь уже вышли на траекторию к Глории, – мягко возразил Клифф. – Торможение идет по плану, однако любое отклонение чревато неприятностями. Плазменный плюмаж за много астроединиц от курса.

Редвинг кивнул. Торможение корабля – затруднительная задача, нужно решать проблемы охлаждения, предупреждать сбои систем. «Искательницу» построили из материалов, чья прочность на разрыв была сопоставима с силами сцепления внутри атомных ядер. Это требовалось для того, чтобы выдержать нагрузки, создаваемые таранной ловушкой в сердцевине звездолета. Но и они бессильны справиться с термодинамикой. Тепло необходимо куда-то сбрасывать. Обширные магнитные поля «Искательницы» создавали ударную волну в водородном облаке впереди, ионизировали его до неприятно высоких энергий, после чего ловушка загребала плазму и смешивала с катализаторами термоядерного горения. Яркое, как солнца, пламя, в свою очередь, питало исполинские поля, служившие «Искательнице» незримым парашютом при спуске сквозь солнечный ветер внутрь системы.

Однако отреагировать на вновь обнаружившуюся странность необходимо. Пора показать, что урок пройден: все планы летят в тартарары при Первом Контакте с инопланетной цивилизацией. Вот чему научился Редвинг в удивительной экспедиции через века и световые годы: принимать беспредельную странность как должное. Он давно привык к мысли, что реальность в любой миг готова без смущения подсунуть вещи, перед которыми пасует фантазия.

Пара переглянулась, затем, по-прежнему молча, перевела взгляды на Редвинга.

– Отданные мне приказы остаются в силе, – бросил Редвинг, закрывая тему.

Он ушел с вахты, но продолжал работу в своей маленькой каюте. Детали накапливались. Он вывел на экран обработанную фильтрами визуальную трансляцию.

Прошло семьдесят два года после отлета «Искательницы» из Чаши Небес. Сообщение от Майры Викрамасингх показывало ее усталой, на лице прибавилось морщинок, но корабельная униформа «Искательницы» выглядела чистой и по-прежнему была ей по размеру. Редвинг поручил Майре функции спикера человеческой колонии в Чаше.

– Приветствую вас, капитан, – начала она. – Мне о многом требуется рассказать. Письменный отчет транслируется параллельно со звуковым, чтобы вы потом могли его перечитать. У нас проблемы. И они направляются к вам.

На экране появилась кромка Чаши. Жемчужным светом сияла она на звездном фоне, металлическая, утыканная башнями сложной аппаратуры. Экосистема Чаши, ее молекулярное богатство, плотная атмосфера, прекрасные пушистые облачка – всё это было прикрыто тонкой пленкой от ультравысокого вакуума снаружи. Автоматика, которой в неспешной мудрости своей руководили Ледоразумы, заботилась о сохранении исполинского конструкта. Редвинг увидел небольшие пламенные спрайты, выстрелившие с края Чаши. Поставил на быструю прокрутку: три огонька, описав дугу, унеслись прочь, и плазменные следы истаяли за ними.

– Это Сорвиголовы, как именует их Птиценарод. Данная раса осуществила секретный проект строительства скоростных кораблей – похоже, с факельным двигателем – для рывка в систему Глории. Птицы за всем не могут уследить. Ледоразумы считают такие события неизбежностью: долгая история Чаши подтверждает это. Стоит Чаше подлететь к чему-нибудь любопытному, как находятся культуры, которые, чтобы разогнать скуку, готовы туда спуститься и потыкать носом в… блин, да хотя бы и в нейтронную звезду, как однажды!