Для критов я сделал последнюю попытку, искусственно оплодотворив их клетки с человеческими. В третьем поколении меня снова ждал крах, они стали стерильны. И теперь многие криты не могут иметь детей, хотя страстно желают этого. Я остался здесь с последствиями своих неудач. Теперь ничего не остается делать, как смотреть на их полную физическую деградацию и вымирание. Но я могу еще заботиться о них, и любить их… и радовать их.

Я поразилась:

– Как это?

– Мое настроение влияет на эмоциональный фон всего острова. Если я огорчен, все жители будут страдать, хотя и в меньшей степени, чем я. Поэтому я решил, что буду всегда в хорошем настроении, чтобы скрасить их неправильную жизнь, которую сам же и подарил. Немного счастья для них – это все, что я могу теперь сделать.

Жалость сдавила мне горло.

– Рауль, мне жаль, что все произошло не так, как ты задумал. Если бы я могла чем-то помочь, я бы сделала это, только скажи.

– Спасибо, Мария, я больше не могу совершать ошибки, я умерил свой пыл, и вмешивать тебя в эти дела не стану. Я лишь объяснил, как все было и получилось, чтобы ты могла лучше понимать ситуацию и сочувствовать людям, которых я тут поселил. Не обижай их, и не обижайся на них, будь к ним снисходительна. А намеренно они никогда не обидят, это у них в генах, в крови, в них моя суть,– он вздохнул. – Ну, я заговорил тебя, пойдем внутрь дворца, это сияние меня утомляет.

Про себя я подумала, что постараюсь полюбить этих людей, если возможно, чтобы сделать приятное Раулю. Для него они – дети.

Мы зашли внутрь дворца, и Рауль показал мне все жилые и хозяйственные комнаты. Потом, через внутренний двор он повел меня в поселок, находящийся недалеко от замка. В хаотичном, но живописном порядке там выстроились симпатичные домики из камня, в которых и проживали криты. Их дома утопали в роскошной зелени и цветах.

Люди с интересом разглядывали меня и знакомились со мной, только я ничего не понимала, а лишь любезно кивала им головой, в знак приветствия и без конца смущалась. Все без исключения с обожанием смотрели на Рауля, и с удовольствием беседовали с ним. Рауль любил их непритворно. Не стесняясь меня, он обнимал и целовал их в голову, а они прижимались к нему, словно котята. Комизм был в том, что пожилые люди считали его своим родителем, в то время как Рауль выглядел их внуком.

Я присматривалась к новым лицам, мужским и женским, и все выглядели довольными и радостными, каждый трудясь в своем деле. Кто-то работал на кухне, кто-то мастерил в доме, некоторые трудились в полях или во дворе дворца. По ним не скажешь, что они вымирают или имеют особые проблемы. Все они были хорошо одеты, хотя одежда иногда казалась вычурной. Отдельные мужчины ходили в высоких кожаных сапогах и шляпах с перьями, как из прошлых веков. И были такие женщины, которые надевали длинные пышные платья, какие были в моде столетия назад. Многие женщины носили украшения из камней, что подчеркивало их особую красоту. Люди были опрятны, чисты и на вид очень здоровы. Они с удовольствием оглядывали меня и смело говорили со мной, с почтением кланяясь, и в то же время открыто и счастливо улыбаясь. Наверное, Рауль хорошо заботится о них. Криты оказались мне симпатичны, мне нравилось, что питая к нам уважение, они сохраняли определенную независимость. Физически они были красивы: высокие и стройные, с оливковой кожей разных оттенков. Огромный Горей был исключением из правил. Больше таких гигантов не было, как сказал Рауль. Еще я отметила одну особенность – оливковый цвет кожи совершенно не влиял на цвет глаз или волос. Потому что я видела и светловолосых людей, и рыжих, и с каштановыми волосами, с глазами голубыми, серыми, зелеными, карими. Просто удивительно.

Во дворе дворца я обратила внимание на некоторых детей, чьи миловидные и серьезные личики заинтриговали меня. Рауль с печалью в голосе сообщил, что детьми они остаются только до пяти лет, потом начинаются гормональные изменения, своего рода всплеск, взросление организма изнутри, а внешние проявления начинаются с девяти, одиннадцати лет, и они готовы к деторождению. Соответственно этому они живут в среднем сорок лет. Желая оградить их от бесконтрольного размножения, Рауль ввел некоторые ограничения в их жизнь, и за исполнением этого закона следит Горей. Криты должны были жить в браке, с одной женой и не использовать детей до двенадцати лет в своих желаниях. Для нас этот возраст приравнивался к восемнадцати годам.

Рассказывая мне все это, Рауль просто страдал, испытывая без конца стыд и смущение. Ему было неловко посвящать меня в свои ошибочные деяния, словно он признавался на суде в своих преступлениях. Но мне было все равно, что он натворил здесь. Мне в глаза бросалась лишь красота, которая существовала благодаря нему, любовь и радость здесь были явными. И признания Рауля лишь умиляли меня, я видела в них бесконечную заботу о людях, искренность, доброту и любовь. А он, рассказывая, боялся шокировать меня, и что я могу отвернуться от него.

Одна мысль из его рассказа особенно возбуждала мое любопытство и страх – Горг. Они «веками трудились» вместе над созданием жизни. Егор рассказывал, что на земле он тоже интересовался этим вопросом. Может, не все, что он говорил мне, ложь?

– Рауль, может ты знаешь, Егор на земле занимался этим же? Он рассказывал мне, что специализировался в мединституте по бесплодию.

Рауль громко и удрученно вздохнул, даже застонал. Мой испуганный взгляд тут же устремился к нему, этот вздох означал для меня новые неприятности.

– Все так и было, Мария,– признал он. – Должен сказать тебе, что Егор существует на самом деле, и все, что он рассказал тебе, правда. Не он хотел причинить тебе вред, а тот, кто в нем находился. Умело используя его тело и жизнь, мой брат своими манипуляциями вкрался к тебе в доверие.

– Но я видела, как растворилось его тело!

– Ерунда, вечные фокусы. Я уверен, что он бросил его тело там, где оно и было до его путешествия в ваш поселок. Настоящий Егор очнется, не помня эти два или три дня своей жизни. Жаль парня, у него действительно погибла мать, и он остался один.

– Так он брат Карины или нет?

– Безусловно, брат. Все это правда. Меня настораживает, что его мать и твоя были бесплодны и Горг вмешался в чужую жизнь, и вы живете в одном месте. Это не случайно и как-то связано.

– Рауль, объясни мне, пожалуйста, это очень мучит меня. Каким образом наши матери забеременели, будучи бесплодными? Я не являюсь,– я запнулась,– дочерью Горга? Он сказал, что дал меня моей матери.

– Не беспокойся об этом, ты дочь своих родителей, также как и Егор. Ты вчера видела, как я исцелял Горея, то же самое мог сделать и Горг для твоей матери, только ему для этого не нужен бассейн с целительной жидкостью. Находясь в своем духовном энергетическом теле, он легко может это сделать.

Рауль привел меня в зал, где мы сидели сегодня утром и снова усадил в кресло. Я устала и почувствовала это, только когда села. Как Рауль определил, что я устала, ведь это уже не эмоции, а физические проявления? Я спросила его, не откладывая на потом, пока не забыла. Он улыбнулся.

– Я догадался, я уже давно живу на свете, и привык заботиться о человеческих существах. Правда, мои существа намного крепче тебя. Мне приходится все время напоминать себе об этом. Ты еще не голодна?

– Не знаю,– теперь улыбнулась я,– я как раз все время забываю об этой потребности.

– Я скажу Милите, чтобы принесла тебе чего-нибудь.

Через несколько минут передо мной стояла ваза с фруктами, чай, пирожки и булочки. Я ела фрукты, и Рауль сообщил, что вечером в честь нашего приезда соберутся гости, правители соседних областей. Его глаза озорно поблескивали.

– Тебе будет интересно посмотреть на них, и я бы сделал ставку на то, что кое-кто тебя заинтересует. Будет, что-то вроде бала, это местная традиция.

Усмехнувшись, когда я вздрогнула, он добавил:

– Я испугал тебя танцами, я вижу, но ты можешь просто наблюдать.

– Не-ет! – простонала я.– Ненавижу танцы.

– Ты не умеешь? – с надеждой спросил Рауль, вероятно представляя, как он сможет обучать меня.

– Умею, но не люблю!

Мне не хотелось признаваться Раулю в том, что не танцы пугали меня, а излишнее внимание незнакомых мне людей, в особенности мужчин.

– Что ж,– коварно улыбнулся он,– я это проверю.

– Не смей,– зло буркнула я.

Он только тихонько рассмеялся, когда я смущенно отвела свой взгляд.

Вечером в этом же зале собрались гости. Я зря паниковала по этому поводу, их было всего десять человек. Три правителя областей критов (вместе с Гореем), с их женами, и просто служащие этого края. Все они были милы, приветливы и учтивы, особенно мужчины. Рауль объяснил, что это грамотная, культурная часть населения, с которой можно приятно провести время. В свое время они откликнулись на обучение, которое Рауль предлагал всем критам. Женщины были одеты в длинные пышные платья по моде девятнадцатого века, как на старинных картинах, а мужчины, по-разному: один как мушкетер, Горей – то ли моряк, то ли пират, а третий – в современном костюме. Может, это бал-маскарад?

Рауль усадил меня в кресло, которое отодвинули к стене, освободив центр зала. Здесь же стояли столики с напитками и закуской, которые пользовались большим успехом. С моего места удобно было наблюдать за происходящим. Рауль ходил между гостей, стараясь поговорить с каждым, но до этого он представил меня гостям. Они по очереди проходили мимо меня, кланяясь или здороваясь, я не знаю, так как говорили на своем языке, а Рауль специально не переводил мне, усмехаясь в сторонке. Он, верно, задался целью – изучать мою реакцию на все происходящее. И, несомненно, полагал, что я буду сгорать от смущения. А я приняла решение, что не доставлю ему этого удовольствия и не сбегу, с нелепо одетого сборища. Я помнила его улыбку за обедом!

Рауль и меня принарядил к этому случаю: к моему серому платью, он подобрал украшения, и я вся была обвешена ими – кольца, браслеты, колье, даже в волосы мне что-то нацепил. Я не возражала и терпеливо сносила все эти «издевательства». Сегодня вечером я хотела быть в его «обществе», стараясь лучше понять то, чем он живет.

Я даже нашла себе собеседника. Им оказался мужчина в современном костюме, он приветствовал меня на моем родном языке, что приятно меня изумило. Его звали Джек, а его жену Лизи. Она тоже бегло говорила на моем языке. Джек был обаятельным брюнетом с аккуратными тонкими усиками, с карими живыми пронзительными глазами и выразительной улыбкой. Но его жена мне показалась холодной красавицей и вдобавок высокомерной. Ко мне не проявлялось это качество, только почтение и учтивость, но зато к своим соплеменникам – в полной мере. Она была красивей всех и смотрела на всех сверху вниз, а разговаривала с ними сквозь зубы. Кроме Горея с женой, по залу расхаживал еще один интересный персонаж – «мушкетер» со шпагой, Родион. Темноволосый, (но скорее темно-русый), с опрятной бородкой и светлыми большущими глазами, он бросал на меня время от времени дикие взгляды и вздыхал. Его белокурая симпатичная спутница с волнистыми волосами и искренней улыбкой, мне очень понравилась. Ее звали Юта. И я пожалела, что не могу пообщаться с ней. В зале скромно ютился еще один молодой и грустный субъект в черной одежде, с красавицей женой и сестрой. У мужчины были темно-каштановые волосы, как и у его сестры. А его жена имела редкий цвет волос – светло-русый с золотистыми отблесками. Ее кожа имела очень приятный бархатистый оттенок. И если бы не Лизи, жена Джека, то она показалась бы самой красивой в этом зале. А еще, по залу независимо разгуливал юный, почти мальчик Антон, обожающий взгляд которого смешил меня.

Заиграла музыка, и женщины оживились, они ждали этого. С изумлением я узнала музыку французского композитора Яна Тирсена. Мужчин и женщин было поровну и получилось пять танцующих вальс пар. На своем выпускном в школе, я тоже танцевала вальс, но не так непринужденно как здесь. Криты умели танцевать, даже юный Антон с девушкой-шатенкой, легко кружился по залу.

Рауль сдержал слово. Пока я увлеченно разглядывала пары, он незаметно подкрался ко мне, приглашая на танец. Смысла упираться не было, он очень настойчиво вытянул меня из кресла. Лишь только я оказалась на ногах, Рауль подхватил меня, и я ощутила себя в полете. Чувствуя себя бабочкой, я парила и кружилась по залу, надеюсь так же хорошо, как и другие танцующие. Рауль прекрасно танцевал, он уверенно вел меня, и мне ничего не надо было уметь, только переставлять ноги. Лицо Рауля сияло, он нежно держал меня за руку и крепко прижимал мою талию к своему телу. В который раз, рядом с ним я ощутила умиротворение, и мне не хотелось, чтоб танец прекращался. Но, музыка кончилась, Рауль отвел меня обратно к моему креслу, и, проговорив «спасибо», легонько поцеловал мою руку. От нее пошло тепло по всему телу, и я затихла, боясь спугнуть приятные ощущения. Я отдыхала в кресле, когда ко мне подошел Джек.

– Как вам здесь нравится, госпожа?

Опять «госпожа»! Как кличка приклеилось ко мне это слово. Но я обещала Раулю быть снисходительной к ним.

– Спасибо, Джек, здесь очень мило. Вы часто так собираетесь?

– Стараемся раз в год увидеться, собраться вместе и обсудить наши дела, госпожа. Но сегодня у нас другой повод,– он выразительно посмотрел мне в глаза.

– Джек, а почему этот Родион со шпагой?

– Он живет в горной крепости на границе с фунами, охраняя наш покой, госпожа.

– А что охраняешь ты, Джек? Где твой дом?

– У меня две области – северная и часть центральной, рядом с правителем Гореем. Я живу и там, и там. А Лизи предпочитает жить в центре, тут климат гораздо лучше, в горах же на севере бывает слишком холодно, госпожа.

Голос Джека стал меняться, становясь вкрадчивым, и карие глаза потемнели. По-моему, я произвела на него впечатление, и он задался целью мне понравиться. Я отважилась расспросить его о семье, чтобы охладить неуместный пыл.

– Чем занимается твоя жена, Джек?

– Она защищает малолетних девушек, чтобы соблюдался наш закон.

Вот незадача! Его глаза продолжали томно сиять.

– Вот как! А есть ли у вас дети?

– Только один сын,– пронизывая меня насквозь призывным взглядом, ответил он.

Глаза Джека разгорались все сильней, и я растерялась, не зная, как себя вести. Я нервно теребила пальцами свое платье, избегая жаркого взгляда Джека. Опять заиграл вальс, и Джек спросил, с нескрываемой страстью в голосе:

– Вы можете потанцевать со мной, моя госпожа?

– Нет, Джек,– ответил за меня Рауль, незаметно оказавшийся рядом,– сегодня мы танцуем только вместе.

Джек отошел в сторону, так и не погасив огонь в глазах. Рауль вновь стал кружить меня в танце.

– Что с ним такое? – полюбопытствовала я, говоря о Джеке.

– Он сражен тобой наповал, также как и Родион, и молодой Антон. Кстати, он очень хочет к тебе в услужение. Тебе не нужен паж? – глаза Рауля смеялись; в свете камней и горящих свечей он был так красив, что я не ответила на вопрос, любуясь им.

– А ты… не сражен? – замирая, тихо спросила я.

– Я был сражен тобою в первый же день, и так и не поднялся. Все еще лежу у твоих ног,– ответил он шутливо. А потом серьезно добавил:

– Ты очень красива сейчас, в этом платье, в этих камнях и в этом зале. И твои глаза могут свести с ума не только моих подданных.

Мой рот приоткрылся, и я ощутила жар на лице от неожиданного комплимента Рауля. Надо было ответить, но я не могла прошептать даже «спасибо», серьезные глаза Рауля околдовали меня. Пребывая в нелепой эйфории, я не заметила, когда закончилась музыка, и как Рауль отвел меня на место. Мы больше не танцевали. Рауль, чувствуя изменения в моем настроении, как я притихла, сидел в соседнем кресле, пребывая в своих мыслях. Я не смотрела на него, не замечала танцующие пары, не обращала внимания на музыку, в моих глазах запечатлелись черные серьезные глаза Рауля, моя кожа помнила нежное теплое прикосновение его рук. Думал ли он обо мне сейчас? Передал ли свои переживания мне или это были мои собственные? Я помнила, что с Горгом было не так. Но Рауль гораздо добрее, может он действует иначе. Нет, я не должна подозревать его в манипуляциях со своими чувствами, он обещал мне. Тогда, что же это? Почему я вдруг стала все ощущать по-другому и мне неловко взглянуть на Рауля, хотя и безумно хочется это сделать? Может он смотрит на меня?

Незаметно зал опустел, и гости стали расходиться. Ко мне подошел Джек, и, склонившись, пожелал мне «доброй ночи». Родион, метнув на него ревнивый взгляд, тоже подошел ко мне и что-то произнес на своем наречии. Я кивнула ему головой, чтобы ободрить, и его глаза ярко вспыхнули голубизной. Он обрадовался. Рауль снова ничего не стал мне переводить. Мы остались вдвоем с Раулем.

– Тебя это утомило? – печально спросил он.

– Нет, я не устала,– не глядя на него, ответила я.

– О чем же ты думаешь? – в его голосе слышалось напряжение.

– Я думала, что ты знаешь все мои мысли,– отшутилась я.

Я не могла ответить ему на вопрос, поскольку сама не понимала, что произошло со мной, почему я стала воспринимать все иначе.

– Ты грустишь. Я сделал что-то не так?

Я решилась взглянуть на него. Его лицо выглядело печальным, а брови сдвинулись.

– Рауль, я не грустная, а задумчивая. Все было чудесно, я веселилась. А ты себя

обвиняешь? Мне все понравилось, но еще не все понятно.

– Правда, понравилось? – как-то робко спросил он.

Я кивнула, его брови выпрямились, но лицо осталось недоверчивым.

– Я хочу что-то тебе показать. Пойдешь со мной? – Рауль все еще пытался прочесть в моих глазах, что меня беспокоит.

– Да, Рауль, с удовольствием,– а про себя добавила: «Хоть на край света, мне с тобой везде хорошо».

Наконец, его лицо осветила улыбка, вызвав мою ответную. Мы взялись за руки, и он, выведя меня из зала, увлек по сияющим ступенькам наверх. В неярком освещении все казалось таинственным: сверкающие камни дворца, тишина и звуки наших шагов, Рауль, ведущий меня в неизвестность. Он вдруг представился мне по-новому, красота и печаль переплелись в нем и заставили мое сердце открыться ему навстречу. По-мальчишески нетерпеливо он тащил меня наверх, увлекая за собой. Мы вышли на просторный балкон в ночь, и Рауль подвел меня к перилам. Я взялась за них и взглянула в ночное небо, вдыхая посвежевший воздух. Но я так и не выдохнула его, замерев от восхищения. На горизонте над озером висела огромная круглая луна, диаметром с небоскреб, бледно отражаясь в воде, отчего озеро казалось тоже неизвестным драгоценным камнем, оно мерцало. Выдохнув воздух из легких, я снова замерла – я увидела над собой еще одну полную луну, теперь обычную, яркую, земную.

– Не забывай дышать,– посоветовал Рауль, и я сделала новый вдох.

– Как это возможно? Две луны?

– И обе – ваши,– его глаза смеялись над моим изумлением.

– Я не понимаю,– прошептала я.

Вид был фантастический: реальная и нереальная луна освещали вокруг лес, поле, дворец, причем дворец казался сказочным в лунном свете. Тишина тоже придавала оттенок загадочности и волшебства, и очарование этого момента щемило мое сердце.

– Одна луна из глубокого прошлого, другая – из настоящего,– пояснил он. – В твоем «сегодня» полнолуние. Красивое совпадение, что скажешь?

      Он ждал моего ответа, но я не могла придумать слово, объясняющее, что я ощущаю и как это красиво. Я нетерпеливо пожала плечами, он все равно может понять, что я чувствую. Нас обдало прохладным ветром, и я озябла. Но уходить не хотелось. Рауль понял, что мне холодно и бережно обнял меня сзади, прикрыв мою спину от ветра.

– Я не взял с собой куртку, извини.

– Мне хорошо и так, ты меня согреваешь.