Резидент для штаб-капитана Рыбникова

В 1905 году, вскоре после позорного поражения Российской империи в русско-японской войне, замечательный русский писатель Александр Куприн написал рассказ “Штабс-капитан Рыбников”, в котором создал яркий образ японского шпиона, запомнившийся многим поколениям читателей. Уже в наши дни новую версию похождений этого незаурядного персонажа предложил Борис Акунин в своем романе “Алмазная колесница”. Штабс-капитан Рыбников, шпионивший, понятно, ради японских интересов, – чисто литературный тип. А вот резидент японской разведки в России, который планировал дерзкие операции, не останавливаясь ни перед какими препятствиями, – фигура вполне историческая. В его подчинении находились десятки только доверенных агентов. Звали резидента Мотодзиро Акаси. В Японии и поныне почитаема память об Акаси – удивительно энергичном и удачливом разведчике, про которого говорят, что именно он внес значительный вклад в исход русско-японской войны 1904-1905 гг.

Полковник Акаси прибыл в Петербург в 1900 году в ранге военного агента (в ту пору так называли военных атташе) японского посольства. Это был профессиональный разведчик, умевший подбирать ключики к нужным людям и располагавший для этого значительными средствами из секретных фондов. Он состоял в тайном обществе “Черный дракон”, куда входили также военные и гражданские руководители Японии, включая премьер-министра.

В тот период японский генштаб активно готовился к военному столкновению с Россией на Дальнем Востоке. Японские обиды на Россию начались в 1894 году, когда Российская империя бесцеремонно вмешалась в ход японо-китайской войны, одним росчерком пера лишив японскую сторону всех плодов ее победы. Эта обида превратилась в откровенную ярость, когда Россия начала утверждаться на корейском полуострове, который японцы считали зоной своего влияния. Маньчжурия также находилась под контролем русского царя. Русские купцы свободно ввозили товары в Китай, не платя таможенных пошлин и пользуясь прочими льготами. При этом русские чиновники относились к Японии свысока. Царь подписывал договоры с микадо, но выполнять их не торопился. Национальная гордость Японии, покончившей с политикой самоизоляции и стремительно наращивающей экономическую мощь, была уязвлена. Страна готовилась решить эту проблему силой оружия. Но в Петербурге по-прежнему не желали этого замечать.

В России Мотодзиро Акаси нашел благодатнейшую почву для плетения закулисной паутины. Оказалось, что здесь обитает множество противников самодержавия, готовых сотрудничать хоть с чертом, лишь бы ущемить ненавистную царскую власть. Акаси легко вошел в контакт с представителями социал-демократов, эсеров, польских, финских, прибалтийских и кавказских националистов, революционно настроенной молодежи…

Есть сведения, что агентами Акаси были Гапон и Азеф. Кроме того, Акаси лично и через своих доверенных лиц сумел завербовать ряд крупных царских чиновников, гвардейских офицеров, служащих военных заводов и портов. Этот непоседливый господин периодически совершал поездки в Западную Европу, где встречался с лидерами политэмигрантов, с сомнительными дельцами, со всеми, кто мог бы принести пользу в будущей борьбе с Россией.

Именно Акаси устроил поездку в Японию пана Юзефа Пилсудского, где будущий глава польского государства получил заверения в поддержке своих планов, а также 20 тысяч фунтов стерлингов для подрывной работы в тылу русской армии.

Акаси трудился как пчелка.

И результаты не замедлили сказаться.

С началом русско-японской войны японские дипломаты, естественно, были вынуждены покинуть Россию.

Акаси перебрался в соседнюю Швецию, в Стокгольм. Отсюда он руководил созданной им шпионской сетью, которая практически охватывала всю Западную Европу, но была нацелена своим острием против России.

Надо сказать, что, несмотря на отдельные выигранные сражения, японский генштаб серьезно опасался за исход войны в целом. Всё же Россия той поры обладала несравненно большей экономической мощью, природными и человеческими ресурсами. Японская же промышленность находилась на грани коллапса, казна была истощена, не хватало людских пополнений.

И тогда Акаси предложил дерзкий план: вооружить русских революционеров, подбить их на мятеж в европейской части России и, тем самым, отвлечь внимание властей от судьбы Дальнего Востока.

Своим агентам – социалисту-федералисту Г.Деканозову и анархисту Евгению Бо – Акаси поручил закупить в Швейцарии 25 тысяч снятых с вооружения винтовок “Веттерлей” и 4 миллиона патронов к ним. Предусматривалось, что две трети этого оружия будет доставлено через Балтику на русский Северо-Запад, остальное – через Черное море на Кавказ.

Акаси понимал, что за ним и его связями наблюдают агенты русской разведки, поэтому разработал хитроумную комбинацию, позволявшую замести следы, исключив возможность разоблачения операции.

По его указанию Деканозов через своего делового партнера Уотта купил ан японские деньги пароход “Джон Графтон” водоизмещением 315 тонн. Буквально тут же пароход был перепродан лондонскому виноторговцу, который, в свою очередь, сдал его в аренду американцу Мортону. Всё это была одна шайка. При этом пароход получил новое название – “Луна”. Все сделки совершались с молниеносной скоростью.

Чтобы еще больше запутать следы, агенты Акаси купили у того же Уотта второй пароход – “Фульхам”, сразу же переименовав его в “Ункай-Мару” и снабдив документами, согласно которым он якобы вернулся из плавания в Китай.

Именно на “Ункай-Мару” было погружено оружие, после чего это судно взяло курс на голландский порт Флиссинген.

Здесь его уже поджидал пароход “Луна” (бывший “Джон Графтон”) с совершенно новой командой, состоявшей в основном из финских и латышских социал-демократов.

Затем оба судна вышли в море, где произошла перегрузка оружия и боеприпасов. После этого “Луна” взяла курс на Ботнический залив. Небольшая часть оружия была выгружена на финском побережье. Но на следующее утро пароход прочно сел на мель – революционеры оказались плохими моряками. Так и не сумев освободить судно, команда взорвала его, а сама бежала в Швецию. Основная часть оружия была, в конечном итоге, собрана жандармами.

“Черноморская операция” операция развивалась по более простому сценарию. Зато она оказалась и более успешной.

Пароход “Сириус” водоизмещением 600 тонн взял груз в Амстердаме (восемь с половиной тысяч винтовок и полтора миллиона патронов) и отсюда двинулся к Черному морю вокруг всей Европы.

Якорь бросили в районе Поти. Ночью оружие перегрузили на четыре баркаса, которые направились к заранее намеченным точкам побережья.

Один баркас всё же был задержан пограничниками. Но в целом из 8,5 тыс. винтовок “Веттерлей”, находившихся в трюмах “Сириуса”, конфисковано было лишь 2 тысячи. Остальное осело в тайниках революционных организаций.

Это оружие еще сыграет свою роль в последующих событиях в России, но вовсе не по тому сценарию, на который рассчитывал господин Акаси.

Деятельность японской разведки в России не была тайной за семью печатями. О ней широко писали русские газеты. При этом значительная часть просвещенного общества сочувствовала противнику, чего не случалось никогда прежде за всю тысячелетнюю историю России. Население ряда губерний радовалось известиям о неудачах своих войск.

В этой обстановке Куприн и создал рассказ, который не потерял своей актуальности и в последующие годы.

А господин Акаси напрасно переживал по поводу относительной неудачи с переброской оружия. Эту неудачу с лихвой компенсировали для Японии роковые ошибки русского командования, плохое управление войсками.

И только сорок лет спустя – в августе-сентябре 1945-го – маятник качнется в другую сторону.

Тегеран-45

Принято считать, что «холодная война» берет отсчет от марта 1946 года, когда У. Черчилль в своей знаменитой речи в Фултоне изложил идеологическую программу нового «крестового похода» против большевизма. Однако первые признаки раскола между союзниками обозначились раньше и совсем в другом месте. Иранский шах Мохаммед Реза Пехлеви писал позднее в своих мемуарах: «Как мне кажется, историки подтвердят, что «холодная война» фактически началась в Иране»…

Вскоре после нападения Гитлера на СССР западные союзники – сначала Великобритания, затем США приняли решение о поставках в нашу страну военных грузов по системе ленд-лиза. Были определены и маршруты перевозок – северный и дальневосточный. Поставки начались уже в августе 1941 года. Однако сразу же стало ясно, что на северном пути неизбежны значительные потери. Немецкие подлодки и штурмовики развернули настоящую охоту за морскими конвоями союзников. Свои сложности проявились на Дальнем Востоке.

В этих условиях крайне желательным был бы какой-либо третий – южный – маршрут для поставок военной техники и снаряжения. Наиболее привлекательным в географическом отношении выглядел Иран. Эта древняя страна, входившая в тот период в сферу влияния Великобритании, но заявившая о своем нейтралитете, с одной стороны, располагала глубоководными морскими портами, удаленными от театра военных действий, с другой – имела общую границу с СССР протяженностью свыше тысячи километров.

Правда, и тут не всё было безоблачно. Еще с середины 30-х годов иранские правящие круги, стремясь ослабить назойливое влияние Лондона, охотно и без особого разбору приглашали в страну немецких гражданских специалистов. В результате в Иране осело немало фашистских агентов, включая диверсантов, которые сплели здесь обширную шпионскую сеть. У немцев были свои виды на Иран, через который они рассчитывали выйти к южным морям, нацеливаясь на британские колонии в Азии, прежде всего Индию.

Эта ситуация и предопределила дальнейшие шаги союзников.

17 августа 1941 года иранскому правительству была вручена англо-советская нота, которая в ультимативной форме требовала выслать из страны всех немецких специалистов, причем в сжатые сроки. Иранская сторона дала весьма обтекаемый ответ. Последовала еще более жесткая нота, а затем союзники без промедления перешли в решительным военным акциям.

25 августа англичане развернули наступление двумя колоннами с территории Ирака, который также входил в сферу их влияния.

Одновременно советские войска вступили на территорию Иранского Азербайджана. 27 августа границу восточнее Каспия перешли части Среднеазиатского военного округа. На иранском побережье Каспия высадились советские десантники.

Об этой операции известно немного. По некоторым сведениям, отдельные подразделения иранской армии оказали нашим бойцам ожесточенное сопротивление. Точные цифры советских потерь не обнародованы до сих пор.

Тем не менее, уже 31 августа поставленная войскам задача была выполнена. Союзники установили полный контроль над ключевыми районами Ирана. Штаб советских войск расположился в Тебризе – административном центре остана (административно-территориальная единица) Восточный Азербайджан, где компактно проживали азербайджанцы, этнически и культурно связанные с Советским Азербайджаном.

Создание «персидского коридора», жизнедеятельность которого поначалу обеспечивали англичане, оказалось весьма сложной задачей. Иранская транспортная сеть находилась в плачевном состоянии, оборудование портов устарело, не хватало грамотных специалистов и рабочих. Вдобавок предприимчивые американцы предложили доставлять военную технику на иранский берег в виде узлов и комплектов, а для сборки построить рядом авиа- и автосборочные заводы. Англичане уже не успевали уследить за всем.

Тогда судьбу «персидского коридора» взяли в свои руки американцы. Их войска вошли в Иран в конце 1942 года. Эта акция не была предусмотрена никакими договорами, однако иранские власти отнеслись к заокеанским незваным гостям благосклонно, видя в них желанный противовес Лондону и Москве.

Надо отдать должное, американцы сумели поставить дело на поток. Караван автомобилей, движущихся в сторону советской границы, вырос с двух тысяч машин в месяц до десяти тысяч. За один только год – с 1 июля 43-го по 30 июня 44-го – в Иране было собрано и отправлено в СССР почти три тысячи самолетов. Всего же по южному маршруту за годы войны Советский Союз получил почти четверть (23,8%) всех военных грузов, направленных ему союзниками по системе ленд-лиза. «Персидский коридор» вполне оправдал возложенные на него надежды.

За весь этот период на южном маршруте не произошло сколько-нибудь крупных диверсий, не считая нападений вооруженных банд на караваны машин в горной местности. Из чего можно заключить, что шпионская сеть, созданная немцами перед войной, практически была ликвидирована. Об этом же говорит факт встречи «большой тройки» в конце 1943 года именно в иранской столице. Будь ситуация в Тегеране менее предсказуемой, вряд ли столь ответственное мероприятие провели бы здесь. Словом, на иранском поле спецслужбы союзников определенно переиграли фашистскую разведку.

Но что касается планов на будущее, то о единстве интересов не могло быть и речи.

Англичане продолжали рассматривать Иран как сферу своего влияния, рассчитывая, что таковым положение останется и после войны.

Принципиальное мнение Сталина сводилось к следующему: «Эта война – не то что в прошлые времена. Тот, кто захватил территорию, устанавливает на ней свой общественный строй. Каждый устанавливает свою систему, если его армия достаточно сильна, чтобы сделать это. Иначе и быть не может». Правда, это суждение, высказанное вождем в 1944 году в беседе с югославским коммунистом М. Джиласом, относилось к Восточной Европе, но по своей сути оно вполне приложимо и к последующим событиям в Иране.

Американцы до поры до времени не делали громких заявлений. Предпочитая орудовать тихой сапой, они исподволь распространяли свое влияние на силовые структуры и экономику древней страны.

Так, в период с 1942 по 1948 годы иранскую полицию возглавлял американец Норманн Шварцкопф, бригадный генерал, который сумел привить своему окружению довольно сильные проамериканские настроения. В иранской армии активно действовала американская военная миссия, руководимая генералом К. Ридли. Полным доверием иранских властей пользовалась американская финансовая миссия во главе с А. Мильспо, который вскоре стал «генеральным администратором иранских финансов».

Словом, на завершающем этапе войны американцы контролировали не только функционирование «персидского коридора», но и всю иранскую экономику, да и политику тоже.

Семена раздора были посеяны, но никто не ожидал, что всходы окажутся столь буйными.