Глава 7

Дорога в «тайное место Лиама» занимает почти два часа. В конце концов мне становится интересно, куда привезёт нас эта шустрая машинка, и практически весь путь я наслаждаюсь этим маленьким незапланированным путешествием и компанией Харриса. Мы почти не разговариваем, слушаем рок‑хиты 80‑х и иногда перебрасываемся своими обычными подколками.

Харрис периодически смотрит на меня и мои ноги. Чтобы он не видел моей улыбки, я разглядываю пролетающий за окном пейзаж.

Вскоре мы выезжаем за окрестности Лос‑Анджелеса и, судя по карте, едем в сторону парка Палос Вердес. Когда моя задница уже начинает болеть от долгого сидения, Лиам наконец сворачивает с дороги на неприметном повороте, заезжая вглубь зелени, и через несколько минут машина останавливается на небольшой поляне.

Я выбираюсь из салона, с удовольствием растягиваю затёкшие мышцы и осматриваюсь вокруг. Повсюду нас окружают лишь холмы, деревья и скалы. Мы немного проходим по тропе вперёд, поднимаясь на возвышенность, и вот под нами простирается бескрайний Тихий океан.

– Вау, – только и могу выдохнуть я.

– Я знал, что тебе тут понравится. Можно сказать, это моё место силы, – говорит Лиам, и я с интересом смотрю на него. – Я приезжаю сюда иногда, когда устаю от всего. Сажусь вот здесь и просто смотрю на океан, он меня успокаивает.

Харрис садится прямо на траву, его длинные ноги свисают с холма, и он опирается на локти позади себя. Сегодня на нём белые кеды «Конверс», голубые джинсы с глубокими рваными коленками и белая футболка. Он действительно не любит наряжаться, и эта его простота меня очень подкупает.

Виды вокруг потрясающие, красота невероятная. А какой свет! Я тут же беру в руки «Кэнон» и с головой погружаюсь в съёмку природы. И, конечно же, Лиама.

Он выглядит таким расслабленным и спокойным, даже умиротворённым. Полулежит на траве, откинув голову назад и закрыв глаза. Такой красивый, что я отнимаю взгляд от видоискателя и просто стою и таращусь на него, пока он не видит.

Я бы хотела нарисовать его портрет обычным грифельным карандашом. Жалко, что у меня нет с собой альбома.

– Рид, может, ты уже перестанешь глазеть на меня и сядешь наконец? – бормочет Лиам с улыбкой в голосе, не открывая глаз, и я смущаюсь того, что подглядывала за ним.

Я убираю камеру в сумку, сажусь рядом с Харрисом на небольшом от него расстоянии и тоже спускаю ноги вниз, подставляя лицо тёплым лучам и щурясь от яркого солнца. Какой чудесный день. Интересно, что сделало его таким прекрасным, вылазка Харриса или просто тёплая погода? Не знаю, но от обеих причин мне одинаково хорошо.

– Можно спросить? – спрашиваю я через несколько минут, наблюдая, как волны с яростным шипением набегают на берег, заливая песок и камни.

– Тебе всё можно, Саммер. Спрашивай.

– Ты… счастлив?

Лиам приоткрывает один глаз и смотрит на меня, прищурившись. Окидывает взглядом с головы до ног и замирает, уставившись на мои коленки.

– Думаю, да. Ты же согласилась поехать со мной на наше второе свидание и осчастливила меня, надев такие шортики.

– Это никакое не свидание! Идиот. – Я фыркаю, потому что не могу понять, говорит ли он правду или опять издевается надо мной.

Скрещиваю ноги, чтобы не пялился, и ложусь на траву, закрывая глаза. Чувствую на себе взгляд Лиама и пытаюсь вести себя естественно. Пусть смотрит, если ему так хочется.

Я расслабляюсь, полностью утопая в звуках природы: где‑то вдалеке надрывно кричат чайки, в кустах мягко шелестит тёплый ветерок, приятно обдувая разгорячённое солнечными лучами тело. Чувствую себя такой лёгкой и невесомой, словно пылинка, осевшая на лепесток. Пройди мимо – и меня тут же унесёт дальше.

– Счастье – это же просто эмоция, – говорит Лиам хрипло, и я замираю, прислушиваясь. – По мне – это иллюзия. Сказка для людей, чтобы их жизнь имела хоть какой‑то смысл. Не уверен, что когда‑либо чувствовал себя по‑настоящему счастливым. Я просто живу и не думаю об этом.

У меня сжимается сердце. Я распахиваю глаза и поворачиваю голову в его сторону. Лиам делает то же самое, и какое‑то время мы просто лежим и разглядываем друг друга.

Я вдруг вижу в нём маленького лохматого мальчика с большими голубыми глазами. Глазами, полными надежды и веры в светлое будущее. Но в конце концов одинокого и печального. Этого доброго мальчика с самого детства заставляли жить чужими мечтами, идти не к своим целям. Любили недостаточно, лишь наполовину. Называли неудачником и слабаком. И кем он вырос? Он доказал всем, кто в него не верил, что способен на всё.

Я касаюсь его щеки кончиками пальцев и улыбаюсь. Вчера он был колючим, как кактус, а сегодня кожа гладкая и мягкая. Приятная. Лиам прижимается к моей руке и прикрывает глаза.

– Я бы хотела, чтобы ты был счастлив, – говорю я тихо. – Неважно, какое значение ты вкладываешь в это слово. Ты заслуживаешь счастья.

– Ты так считаешь?

– Да, уверена.

Лиам улыбается.

– Спасибо. Но на жизнь я не жалуюсь. Я занимаюсь тем, что мне по‑настоящему нравится. Если моё творчество делает людей хоть немного счастливыми, тогда я тоже счастлив. Значит, всё это не зря.

– Конечно, не зря, – соглашаюсь я, опуская взгляд.

– А что же тогда делает счастливой тебя? – Он протягивает руку к моему лицу, убирает за ухо волосы и большим пальцем гладит мою скулу. – Погоди, дай угадаю сначала: твой обожаемый Генри Миллер?

Я усмехаюсь.

– Опять ты за своё. Генри Миллер, конечно, хорош, но он не источник моего счастья.

– Тогда кто? Или что?

Я думаю о времени, когда отец жил вместе с нами, и в носу тут же начинает щипать. Эти воспоминания одни из самых счастливых, но в то же время самых болезненных для меня.

– Почему загрустила?

– Потому что я глупая. – Я пытаюсь отвернуться, чтобы скрыть внезапно появившиеся слёзы, но Лиам не даёт мне этого сделать.

– Почему? Расскажи мне.

– Я, наверное, ужасный человек, но я люблю отца больше, чем мать. Так было всегда, – признаюсь я в своём самом постыдном секрете человеку, с которым судьба так беспечно свела меня вновь спустя столько лет. Но я чувствую, что Лиам – единственный, кто сможет понять меня и не осудит за это. – Первое моё слово было «папа». Первые мои шаги были сделаны с его помощью. Он принимал участие в каждой минуте моей жизни. До тех пор, пока не ушёл. Я столько раз подростком сбегала к нему из дома. Вытаскивала деньги из маминой куртки, брала мелочь сестры, чтобы купить билет на автобус и увидеть и обнять отца. Я не хотела возвращаться домой, но папа всегда отвозил меня обратно, и я не понимала, почему. Почему я не могла остаться с ним? Я причиняла матери столько боли этим, но тогда мне было наплевать. Я считала её злой и несправедливой. Она постоянно была мной недовольна, и я думала, что она любит меня меньше, чем послушную и идеальную во всём Хлою. Из‑за этого я постоянно сбегала к отцу. Мне казалось, он любит меня больше, чем сестру. По крайней мере, он ни разу не заявлял мне, какая я бестолковая и несносная. Я так хотела остаться с ним в его большом доме. Сейчас я могу жить с отцом в Чикаго, и он даже сам на этом настаивает, но продолжаю жить с мамой, потому что чувствую вину за своё поведение. Он ушёл от неё, потом сбегала я. Если я сейчас буду жить с ним и оставлю маму совсем одну, думаю, что разобью ей сердце. Но по‑настоящему счастливой я себя чувствую только с отцом. Он всегда понимал меня и во всём поддерживал. А мама… она не желает зла, просто ценности у неё другие. Она столько вложила в наше с сестрой воспитание, я всю жизнь буду ей обязана. Я знаю, она любит меня, но никогда не поймёт так, как отец.

– Элис переживёт, – говорит Лиам, поглаживая меня по щеке. – И ты никому ничего не должна. Ты уже взрослая и можешь делать, что хочешь. Если всё время будешь думать о других, так и застрянешь в том доме и в долбаном Сисеро. Понимаешь? – Он смотрит на меня, и я киваю в ответ. – Отлично. И ты не ужасный человек. Я тоже люблю мать больше, чем Питера, но он сам в этом виноват. Если ты счастлива быть рядом с отцом, скажи об этом Элис. Она поймёт.

– Но как я могу? Она же останется совсем одна.

– Она не останется одна. У неё есть ты и твоя сестра. Есть моя мама, наконец. Она, может, только и мечтает о том, чтобы ты от неё съехала уже, – усмехается Лиам, и я прыскаю в ответ.

– Об этом я не думала.

– Уверен, у неё поэтому и нет нового ухажёра, его ведь даже привести некуда. Как трахаться‑то при дочери за стенкой.

– Господи, Лиам, следи за языком! – Я пихаю его в плечо и сажусь, а он смеётся и поднимается вслед за мной.

– Хватит о грустном. Вот, держи. – Он тянется к своему рюкзаку и достаёт две баночки «доктора Пеппера». Одну протягивает мне и придвигается ближе, так, что мы касаемся бёдрами и плечами.

Делаю небольшой глоток напитка и пузыри щекочут мне горло, отчего я морщусь и тихо хихикаю.

– Чего смеёшься? – спрашивает Лиам, и я улыбаюсь ему, качая головой. – Улыбки красивее твоей я ещё не видел.

– Ты что, меня клеишь, Харрис? – Я вскидываю одну бровь, несмотря на растущее в груди тепло.

Лиам закатывает глаза.

– Почему ты всё время ищешь в моих словах какой‑то подвох?

– Потому что ты говоришь очень милые вещи, а это так на тебя не похоже.

– Милый – это моё второе имя, вообще‑то, – фыркает он, и я усмехаюсь.

– Все мы знаем твоё второе имя. Заноза в зад…

– Ах ты маленькая засранка!

Он хватает меня за талию и начинает щекотать, как сумасшедший. Я визжу, газировка расплёскивается вокруг, когда мы валимся на траву, а Лиам смеётся, продолжая нагло истязать мои бока. Я колочу его по плечам, от смеха на моих глазах уже выступают слёзы.

– Я… больше не могу… – кричу я. – Я сейчас задохнусь!

– Скажи, что я милый, – требует он, ухмыляясь и щекоча своими волосами моё лицо.

– Милый, ты милый! – Я смеюсь, и он наконец останавливается, нависая надо мной.

Все звуки вокруг будто становятся тише, время замирает в моменте. Харрис опирается локтями по обе стороны от моих плеч и убирает мне выбившиеся волосы за уши. Я невольно задерживаю дыхание и провожу большим пальцем по его ещё не до конца зажившей нижней губе, ровному носу, выступающим скулам. Какой же он красивый.

– Какая же ты красивая, – говорит Лиам тихо, и я не могу сдержать улыбку.

– Ты тоже. – Я убираю со лба его светлые волосы. – Очень красивый.

Голубые глаза загораются, взгляд теплеет, а на губах появляется слабая улыбка. Лиам касается костяшками пальцев моей шеи, и я чуть отвожу голову в сторону, прикрывая глаза.

Поцелуй меня, Харрис.

Через секунду ощущаю горячие губы на своей шее и не могу сдержать стон. Лиам явно умеет читать мои мысли.

– Боже, Саммер, не делай так больше, – вдруг заявляет Харрис и падает на траву рядом со мной.

Мы оба дышим тяжело и глубоко. Странный кокон вокруг рассеивается, вновь появляются звуки. Что это было?

– Как? – Я с улыбкой оборачиваюсь к Лиаму.

– Не нужно так на меня смотреть и так сладко стонать! – рявкает он, и я прыскаю от смеха.

Как будто я могу это контролировать!

Я хлопаю Харриса по животу, и он перехватывает мою ладонь, прижимая меня к своему боку. Опускаю голову ему на плечо, прикрываю глаза, и наши пальцы переплетаются. Чуть шевелю пальцами, и Лиам сжимает мою ладонь крепче, будто не хочет её отпускать. Губы трогает улыбка.

За эти две недели я узнала о нём больше, чем за всю свою жизнь. Это удивительно. Но ещё удивительнее то, что Лиам позволяет мне себя узнать. Я чувствую себя с ним в максимальной степени комфортно. Так легко и беззаботно мне бывает только с Сэмом или Сашей, но они мои друзья.

Может, и у нас с Лиамом всё‑таки получится быть… друзьями? Без секса. Возможно ли это после всего, что между нами было?

– Солнце садится, – говорит Лиам, прерывая поток моих очередных унылых мыслей. – Тут красивые закаты, как раз для твоей тонкой натуры.

Я улыбаюсь ему, и мы садимся плечом к плечу.

Природа вокруг медленно заливается оранжево‑золотым сиянием, поверхность воды сверкает в лучах заходящего солнца. Я еле сдерживаю себя, чтобы вновь не схватиться за камеру. Но шевелиться нет сил. Запечатлею этот момент глазами и душой. Сохраню его только в своей памяти, чтобы лишний раз не забивать память камеры. У меня уже миллион таких снимков.

Мне хочется спросить у Лиама, как он нашёл это потрясающее место, но, видя в его глазах умиротворение и спокойствие, я не решаюсь его тревожить, поэтому просто смотрю исподтишка, любуясь его точёным профилем.

Спустя минуту он переводит на меня взгляд.

– Хватит таращиться.

– Ты и правда милый.

– Ты что, меня клеишь, Рид?

Я закатываю глаза, отворачиваясь от него. Лиам смеётся, прижимает меня к себе и целует в висок.

Всё внутри мгновенно вспыхивает и загорается, словно в костёр плеснули бензин. Мне тоже хочется его поцеловать. Но не в висок, а в губы. Так же развязно, как во сне. Укусить за нижнюю. Я коротко вздыхаю, ведь во сне был не только поцелуй.

Боже, не нужно об этом думать. Я же хочу остаться с ним друзьями, а с другом не целуются в губы, и тем более не спят!

Но я могу просто поцеловать его один раз, а потом так же продолжить дружить. Один поцелуй ни к чему не обязывает и ничего уже не изменит. Я просто поцелую его сейчас, успокоюсь, и всё.