МОЁ СТЕКЛЯННОЕ СЧАСТЬЕ

У меня были изысканные манеры, как у настоящей леди. С детства я обучалась трем языкам, могла безошибочно распознать дурной вкус в одежде и фальшь в людях. Я была единственным ребенком у родителей, они во мне души не чаяли и потакали всем моим капризам. Мой отец был знаменитым нейрохирургом и мечтал видеть меня своим ассистентом на операциях. Я поступила в медицинский колледж, стала врачом-терапевтом, а потом все-таки доучилась до хирурга. Отцовские гены взяли верх. Папа был амбициозным, считал себя светилом нейрохирургии. Делал операции, но не всем, из-за чего я часто спорила с ним. Но вскоре я поняла, что отцовский снобизм и самовлюбленность несколько зашкаливают, и перестала выяснять отношения. Я была наивная и непосредственная, считала, что поменять мир в лучшую сторону в моих силах. Деньги не главное, главное – спасать людей дарить им жизнь. Отец и вправду был хорошим специалистом, но часто отказывался от сложных, почти обреченных больных. Зачем? Ссылался на усталость; но позже я поняла – он не хотел портить репутацию. Если безнадежного больного нельзя спасти, то пятно на безупречной работе блестящего хирурга обеспечено. Я – абсолютная противоположность отца. Часто бралась за самые трудные и безнадежные случаи и порой теряла больных. Тогда чувствовала, что часть моих нервных клеток умирала с ними, с моими не спасенными пациентами. В такие минуты я проклинала себя, медицинский ВУЗ понимала отца.

Мой первый спасенный пациент был мальчишка семнадцати лет. Катаясь на велосипеде по проезжей части, парень попал под грузовик. Операция длилась восемь часов. И он выжил. Это состояние эйфории после спасения жизни человека не заменят никакие эмоции и чувства. Это верх блаженства, это нирвана, в которую погружаешься без медитаций, простояв девять часов в операционной, обливаясь потом под галогенами, когда спину сводит судорога, медсестра вытирает пот марлей и украдкой растирает тебе спину.

Я завоевала себе репутацию путем потерь и побед. К счастью, удача больше сопутствовала мне в работе. Я стала отличным хирургом, а, главное, фанатом своего ремесла.

Распоряжаясь чужими жизнями, борясь за каждый вздох человека, свою личную жизнь я пустила на самотек. Впрочем, обо всем по порядку. Это произошло, когда мне было девятнадцать лет. Нас пригласил на вечеринку парень, с которым я дружила в колледже. Это был пуэрториканец по имени Хесус, но родственники и друзья звали его Сесу. Он был из семьи богатого промышленника, который мечтал сделать из сына врача. Парень был начитанным и очень интеллигентным. Имел неординарную внешность для латиноамериканца – ярко зелёные глаза сочетании с оливковой кожей. Девчонки сохли по нему, но он не обращал на них никакого внимания. Видимо, воспитан был в старых традициях. Мы были с Сесу не разлей вода: вместе готовились к экзаменам, вместе гуляли и отдыхали.

Та вечеринка была устроена в честь дня рождения Хесуса. На открытой веранде было зажжено множество китайских фонариков. Перед огромным домом расставили длинные столы, а позади дома, у бассейна, был накрыт стол со сладостями. Музыканты играли тихую мелодию. Всё выглядело торжественно и красиво. Мы веселились, пили лёгкое игристое вино и танцевали. Нас, близких друзей, было человек семь, а остальные приглашённые –родственники и друзья отца Хесуса. После вечеринки Сесу уговорил нас остаться на выходные. Мои родители хорошо знали его семью, поэтому проблем не возникло…

Стоял жаркий летний вечер и мы, дурачась, прямо в одежде прыгали в бассейн, хотя у всех с собой были купальники. Мой белый сарафан набухал в воде, а когда я вылезала, он плотно облегал моё тело и струи воды шумно сбегали обратно в бассейн. Никогда не пившая шампанского в таких количествах, я смеялась без остановки. Накупавшись, мы вышли пить чай с именинным тортом. Но было душно, пить горячий чай с жирным бисквитом не хотелось, и я решила пойти в дом переодеться. Комната для гостей была на втором этаже. Стараясь не наследить, я поднялась в комнату, быстро скинула мокрое платье, надела шорты, и вдруг на мгновение мне показалось, что из-за занавески с балкона на меня кто-то смотрит. Мне стало не по себе. Было темно, но я отчётливо видела глаза. И судя по их расположению, человек был выше среднего роста. Быстро натянув майку на голое тело, я выбежала из комнаты. Мои друзья, купавшиеся в бассейне, уже переоделись и, мирно болтая, разошлись по большой территории усадьбы Хесуса.

– Тана, – услышала я голос Сесу и обернулась. Он шёл ко мне с каким-то парнем.

– Познакомься, это мой самый близкий друг.

– Здравствуйте, – я протянула руку.

Это был высокий смуглый парень с чёрными глазами, которые, казалось, прожигали насквозь. Взгляд у него был необычный, он будто гипнотизировал.

– Тони, – представился он.

Пожав мою руку, он не задержался, а развернулся и ушёл. Тони казался старше моего друга. Возможно, возраст ему прибавляли зализанные волосы и бородка.

– Я рассказывал тебе, помнишь? – торопливо начал Хесус. – Когда Тони был ребенком, мой отец усыновил его, и с тех пор мы как братья.

– А он старше тебя?

– Да, на пять лет.

Он был каким-то другим, непохожим ни на Хесу-са, ни на одного из моих друзей. Взгляд парня взбудоражил меня. Мне казалось, в комнате были эти же глаза, когда я переодевалась. Брат Сесу как будто манил меня. Я искала его глазами, но не могла найти.

Вскоре мы расселись за столики, и Хесус взял гитару. Он прекрасно играл и очень проникновенно пел, почему-то не отрывая взгляда от меня. Тихая, нежная мелодия проникала нам в душу, и мы слушали, как заворожённые. Это была испанская песня о любви парня к девушке, который не мог признаться ей в своих чувствах.

Тихо наступала ночная прохлада. Кругом громко пели цикады и до одурения пах жасмин. Мы разошлись по своим комнатам далеко за полночь. Внизу убирали праздничные столы. Я легла на кровать и незаметно для себя заснула. Проснувшись в два часа ночи, вдруг вспомнила, что оставила телефон на столике у бассейна, а утром наверняка будет звонить мама. Босиком выбежав из комнаты, я спустилась к бассейну и обнаружила телефон там, где и предполагала. Внезапно я услышала топот и тяжёлое дыхание – издалека на меня мчался огромный бультерьер с оскаленной пастью. От страха я прислонилась к столбу, который поддерживал навес над бассейном. Зрелище было настолько ужасающим, что от испуга меня словно парализовало. Я не могла кричать. Пёс стремительно приближался. Его налившиеся кровью глаза явно свидетельствовали об агрессии к чужаку, вторгнувшемуся на охраняемую им территорию. Зажмурив глаза от безысходности, я вдруг услышала глухой удар и собачий визг, а когда открыла глаза, то увидела непонятно откуда появившегося Тони. Он пнул пса ногой, и тот отлетел в сторону, поджав лапы и жалобно заскулив.

– Я провожу тебя. Обычно он на привязи, но садовник, решив, что все спят, выпустил Феде побегать. Пойдём.

Я, как заговорённая, пошла за ним, не вымолвив ни слова. Он проводил меня до комнаты. У меня пересохло во рту и всю трясло от пережитого страха.

– Тебе плохо? – он посмотрел мне в глаза. Я кивнула головой. – Присядь, я принесу тебе воды.

Я села на кровать, а через несколько минут он появился с бутылкой воды, откупорил ее и протянул мне:

– Пей!

Я выпила. Дрожь немного унялась.

– Какая ужасная собака, – смогла выдавить я хриплым голосом.

– Бультерьер, – пожал плечами он, – хороший бойцовский пёс, для охраны незаменим.

Он сел на мою постель.

– Стало легче?

Я кивнула, стараясь не смотреть ему в глаза. Его взгляд будто обволакивал меня, путая мысли в голове. Телефон! – снова вспомнила я. Он выпал из моих рук, когда на меня неслась собака.

– Я оставила свой телефон внизу, потому и спускалась ночью. Вы могли бы его принести?

Он пожал плечами и вышел. Минут через десять он вновь стоял на пороге моей комнаты, протягивая мобильный. Я поблагодарила его и забрала телефон. Меня все ещё колотила мелкая дрожь. Я никак не могла взять себя в руки, и он почувствовал это.

– Тебе надо выпить! – утвердительно произнёс Тони и в третий раз вышел из комнаты. Вскоре он вернулся с початой бутылкой виски и стаканом.

– Пей залпом, почувствуешь тепло, и дрожь пройдет.

Я послушно выпила и подавилась, обжигающая жидкость встала поперёк горла. Задыхаясь от кашля, я вскочила коленями на кровать и оказалась с ним лицом к лицу. Что произошло потом, помню очень смутно. Он обнял меня, и мы оказались в постели. Я никогда прежде не испытывала тех ощущений, которые в тот момент накрыли меня с головой. Неискушённая в любовных вопросах, я молча подчинялась его рукам и только жадно ловила губами его губы. В ту ночь он овладел не только моим телом, но и моим сознанием, разумом и душой. Это я поняла спустя годы. Я приняла его тогда, как нечто, посланное мне свыше. Как это получилось и какой магией он обладал, не знаю. В ту ночь он остался у меня до утра. На рассвете оделся и ушёл, а я лежала, не в силах пошевелиться. Меня отрезвил стук в дверь. Это был Хесус.

– Тана, ты проснулась? Мы уже купаемся и завтракаем.

– Да, да, я тоже иду.

Медленно одевшись, я увидела в зеркале тёмные круги под глазами и надела солнечные очки. Все уже были внизу. Девочки загорали. Сесу подбежал ко мне.

– Доброе утро! Как спала?

– Нормально, спасибо, – промямлила я.

Слава тому, кто придумал тёмные очки, – пол-лица скрыто, и никто из окружающих даже не догадывается, что творится у тебя на душе.

Я пила кофе, когда появился он. Через весь сад Тони вёл на цепи вчерашнюю собаку, крепко держа в руках поводок, а пёс боязливо косился на него.

– Видишь, только Тони смог приручить бешеного Феде. Ему это раз плюнуть, – засмеялся подошедший ко мне Хесус. А у меня на душе скребли кошки от этого зрелища. Оно навсегда врезалось в мою память – его сильные загорелые руки с проступившими венами и огромный бультерьер на цепи, семенящий, как испуганный щенок в тени хозяина. Вот так же на цепи он будет вести не Феде, а меня…

В тот же день ближе к вечеру я уехала. Сесу просил меня остаться, но я не могла. Каникулы продолжались, и мы с родителями уехали отдыхать. А осенью перед занятиями я поняла, что беременна. Это был удар! Удар по моей жизни, по амбициям моего отца и крест на моей будущей карьере хирурга. Я не знала, что мне делать и у кого просить помощи. Несколько недель я собиралась с силами и, наконец, решила рассказать все Хесусу. Мы встретились в тихой кофейне недалеко от места нашей учёбы. Я понимала, что нравлюсь Хесусу и сделаю ему больно своим признанием, но выбора не было.

– О чем ты хотела поговорить со мной, Тана?

– Помоги мне, Сесу, – я заплакала.

– В чем? Что произошло? – он всполошился.

– Я беременна!

Он остолбенел от этой новости.

– То есть как? От кого?

И я рассказала всё, что произошло на его дне рождения. Он слушал с окаменевшим лицом. Зелёные глаза стали холодными, а зрачки сузились, как кошки.

Как ты могла такое допустить? В моём доме! Как он мог это сделать?! Я должен рассказать все отцу.

Я молча замахала руками

– По-другому не получится! Отец заставит его жениться на тебе, и тогда всё более-менее образуется.

– Заставит? – тихо прошептала я.

– Да, он по доброй воле этого не сделает. Тони своенравный и упрямый и, скорее всего, уже не помнит о твоем существовании.

Его слова сильно ранили меня. Мне стало больно и неприятно. Но честный и открытый Хесус привык всё называть своими именами и просто описывал создавшуюся ситуацию.

– Ты знаешь, Тана, не факт, что, женившись, он останется с тобой. Скорее всего, вы разведетесь. У него невыносимый характер. В детстве его родители разбились в автокатастрофе. Он тоже был с ними, но выжил. Из родственников у него только старая тётка, а поскольку наши отцы были близкими друзьями, папа усыновил Тони. Тогда ему было семь лет. Возможно, перенесённая травма повлияла на него, не знаю, но он рос сам по себе. Отец открыл дело, доверил его Тони, и вроде он неплохо справляется… Несмотря ни на что я очень люблю его, но тебя предупреждаю: будь с ним осторожна. Хотя уже поздно предупреждать.

Всё произошло так, как говорил мой друг. Отец Хесуса, великодушный и добрый человек, встретился со мной и предупредил, что будет просить моей руки у отца. У него много недвижимости, он подарит мне квартиру и обеспечит деньгами. Так всё и получилось. Папа вначале хотел отложить свадьбу, но потом, под напором новых родственников, согласился. Отец Хесуса был богат и влиятелен, и отказывать такому человеку мои родители не могли. Было назначено венчание в церкви и застолье дома у Хесуса. Я думаю, что мама обо всём догадывалась, но делала вид, что не понимает. Я будто участвовала грандиозном сговоре, и даже священник в церкви, казалось, с укором косился на меня. Мой новоиспечённый муж стоял рядом в чёрном костюме какой-то отрешённый. Я увидела его второй раз в жизни на венчании. Его как будто не касалась эта церемония. Мне даже показалось, что он с трудом узнал меня. Хесус, мой бедный друг, оказался прав! Он был всё время рядом, подбадривал и смеялся, а в глазах я читала боль и отчаяние. После банкета нас отвезли в просторную меблированную квартиру, подаренную отцом. Там же на этаже была квартира Хесуса. Мой муж на свадьбе так напился, что придя домой, повалился на кровать прямо в костюме и заснул. Я сдёрнула с него туфли и легла рядом. Под утро он встал, выпил воды, разделся и опять уснул. Как и предсказывал Хесус, Тони прожил со мной неделю, при этом ежедневно появлялся только ночью. Ко мне не лез. А через неделю ушёл с концами.

Я ходила в институт, зубрила лекции. В положенный срок родила хорошенького мальчика. Отец Хесуса, как и обещал, оплачивал все расходы. Нянька и домохозяйка постоянно помогали мне, ведь меня начинались самые сложные годы учёбы и практики. Тони не появлялся.

Так прошло пять лет. За это время я очень изменилась: повзрослела, остригла волосы – они мешали мне во время операций. Очень много работала, на личную жизнь не хватало времени. Хесуса отец тоже решил женить, но брак долго не продлился. Через год они развелись, и его жена, получив кругленькую сумму, оставила грудного ребёнка и уехала. У Хесуса тоже родился мальчик, который был на два года моложе моего Алекса. Я назвала сына Александром в честь своего отца. Поскольку мы с Хесусом жили на одной лестничной площадке, наши дети росли вместе. Тони находился в Южной Африке по делам фирмы. Я не видела его все эти пять лет.