С тех пор, как Ольга вышла замуж за дракона, мы общались только через социальные сети – она считала своим долгом поздравлять всех с православными праздниками, что бесило Ры – нашу общую подругу.

Замужество Ольги никто не поддержал: жить с драконом – все равно что сидеть на пороховой бочке.

– Принцев на горизонте не наблюдаю, – отрезала тогда Ольга, – а мне уже тридцать.

На свадьбу мы не поехали, да она и не приглашала.

– Как у Ренаточки дела? – поинтересовалась Ольга.

Ры было прозвищем, от первых букв фамилии.

– Ничего. Завела котенка.

С тех пор, как они поссорились, прошел год.

– У нее же был кот, – удивилась Ольга.

За невысказанным неодобрением послышался упрек: лучше бы замуж вышла и ребенка родила. Я промолчала.

– Ой, – спохватилась Ольга. – Видела твою книгу в магазине. Поздравляю!

Раньше мы думали, что писателем станет Ры – в семьях менестрелей рождались талантливые дети. А в результате писать начала я: темное фэнтези. Про драконов и рыцарей. С плохим концом: когда дракон на глазах похищенной принцессы пожирает последнего драконоборца. Или когда рыцарь все же побеждает зверя, но находит в пещере лишь обглоданные кости девушки. Читатели любят такое.

– Как Костик? Ничего не слышала? – спросила Ольга.

– Ры видела его недавно, – не подумав, брякнула я.

Ольга насторожилась:

– И как он?

– Нормально, – врать я не умела. – Женился. Такая бойкая девица: моложе нас лет на десять. В рваных джинсах, пирсинг над бровью, волосы в розовый окрашены. Шутиха, одним словом.

В студенческие времена мы верили, что Ольга и Костик станут парой. Мымрик и Прекрасный принц – мы так звали их. Мымрик потому, что Прекрасная Принцесса и Прекрасный Принц было чересчур.

После окончания института Костик отдалился и пропал. Мымрик бросила диету и растолстела.

– Я очень за него рада! – сообщила Ольга. – Очень!

Я сделала вид, что поверила.

– А давай, ты ко мне в гости приедешь, – неожиданно предложила она.

Я не ожидала, поэтому не сообразила, что ответить.

– В субботу! – продолжала Ольга. – Познакомлю наконец с мужем. Хочешь, своих бери.

От последнего предложения я отказалась.

Утром перед поездкой я залезла на антресоли и достала сверток. Бросила сложенный меч в сумочку. В моей семье уже четыреста лет воспитывали драконоборцев. Даже девочек. Только муж и сыновья ничего не знали о традиции: я скрывала. Ведь общество становилось все более толерантным, и драконов занесли в Красную книгу.

Их стали даже селить в городах рядом с парками. Выделяли огромную жилплощадь на первых этажах. С шумоизоляцией. С огнеупорными стенами – чтобы драконы могли принять там истинный облик. В других местах это делать запрещалось. Правда, остальные жители такому соседству не радовались, но помалкивали.

Ольга и ее муж жили за городом – в зеленой зоне. Невысокий семиэтажный дом, из современных – с пандусами около подъездов. Ольга ждала возле двери.

– Проходи, – пригласила она.

В зале меня встретил ее муж: высокий худой мужчина с бородавкой на левой щеке. Мы поздоровались. Ольга подала овощное рагу.

– Только что из мультиварки, – сообщила она. – Мы с Петечкой перешли на правильное питание.

Я покосилась на стол: салаты, заправленные оливковым маслом, много зелени.

– Предпочитаю мясо. Люблю такое, слегка поджаренное, с кровью, – слова вырвались против воли: общество дракона нервировало.

Петечка грустно усмехнулся.

Ольга защебетала, не давая нам вставить ни слова.

– Ремонт недавно сделали. Тут же перегородок совсем не было. А теперь получилась трешка, – с гордостью поведала она. – Осталось только туалет до ума довести.

Постепенно обед близился к завершению. Я мечтала побыстрее уехать. Ольга убежала на кухню ставить чайник, мы с Петечкой остались наедине.

– Вы не могли бы…? – Петечка посмотрел на мою сумку.

Я начала перебирать варианты: в принципе, да. Бросить вызов по всем правилам. Найти уединенное место и сразиться. И плевать, что потом газеты будут визжать на разные голоса об агрессивных драконоборцах. Но не успела – вернулась Ольга. Больше она нас вдвоем не оставляла.

Перед дорогой я посетила туалет. На ободранных стенах были заметны следы копоти. Будто кто-то прижигал их огромной сигаретой. Когда я вышла, Петечка смущенно отвел глаза.

Дома я раздраженно хлопнула дверью. Муж и сыновья удивленно посмотрели на меня. Я достала из сумки меч и бросила на стол.

– С завтрашнего дня начинаем тренировки! – пришлось рявкнуть, чтобы до всех дошло, что я серьезна. – Рядом с нами живут драконы, мы не можем остаться беззащитными.

Через год Ольга прислала фотографию. Та была коротко подписана: сюрприз! С фотографии на меня взирал пухлый младенец. Ничего драконьего в его лице не было.

Похоже, Ольге все же удалось сделать из Петечки настоящего человека.

Зачем он ломал мои игрушки?

Брат расхохотался.

«Чело-веки!» – он сморщился, будто ему в рот попал травяной клоп, и хлопнул себя по лбу. Потом вытаращил глаза, оттянув нижние веки пальцами, отчего глаза налились красным. Я не люблю, когда брат так делает: будто он хочет стать кем-то страшным, а не моим братом.

– А почему тогда не чело-веки-рото-носы? – скривился он. – Или руко-ноги? Какие дурацкие прозвища ты им даешь.

– Ничего не дурацкие, – я старался не показать, что мне обидно, иначе брат не отцепится.

– Как же не дурацкие, – хмыкнул он. – Такие же дурацкие, как ты сам. «Живот-ные» – не мог чего получше придумать!

Я ничего не ответил. Пусть я не мастак сочинять названия, зато умею лепить из глины разное.

Брат заглянул в домик, хотя я пытался прикрыть его рукой.

– Ой, эти чело-веки уроды! А знаешь почему?

Я промолчал.

– Потому что они похожи на тебя! Лепишь таких же уродов, как сам.

Чело-веки и впрямь походили на меня. А на кого же еще? Не на брата же. Хотя мы близнецы, и другие нас путают, но я – это я, а он – это он, мы себя никогда не перемешиваем.

– Дай посмотрю! – брат вырвал коробку и начал вглядываться в чело-веков.

Через некоторое время он резко пихнул ее обратно.

– Они и тупые, как ты, – с разочарованием произнес брат.

Брат злился, потому что не мог никого со-творить. Сколько не пытался, у него ничего не выходило. А мои чело-веки умели ходить, правда, неуклюже и падали все время, но это ерунда. Зато живот-ные получились хорошие: они бегали и издавали различные звуки. Ничего, я и чело-веков научусь хорошо делать. Мама говорила: «Главное – верить в себя, и все получится».

Домик из коробки собрала мама. На крышке нарисовала небо. На дно приклеила горы и леса из картона, изобразила реки и моря. Когда мама исчезла, я целыми днями лежал на полу и разглядывал коробку. А потом решил со-творить что-нибудь сам. Долго решал из чего, а после взял глину, потому что пластилин брат забрал себе. Он вечно все отбирает у меня, но коробку я не отдал: он может что-нибудь испортить в мамином домике.

…Брат сломал чело-веков. Утром я открыл домик, а несколько живот-ных и чело-веков лежали без движения – они были раздавлены. Брат подошел и пихнул меня в спину.

– Давай, плачь! – велел он.

Я сдерживался: не хотел, чтобы он смеялся надо мной.

– Они мне надоели! – продолжил брат. – Ничего не умеют, лишь ходят, сталкиваются друг с другом и падают.

– Они научатся, – ответил я, хоть и не стоило.

– Как же, – брат выхватил одного чело-века и стал раскручивать его, – они тупые, как и ты.

– Отдай! – не выдержал я.

– Тогда повторяй: «я тупой», – велел брат.

– Не буду!

Брат с силой швырнул чело-века об стену, тот ударился и больше не шевелился.

– Тупой, тупой! – стал кричать брат. – Надо отнять у тебя коробку, чтобы ты не портил ее своими дурацкими игрушками.

– Это не игрушки! Это чело-веки!

Я изо всех сил прижал домик к себе: мама сделала его для меня. Брату-то он зачем? Он вечно все ломает. Но брат подступил так близко, что я испугался. Он не оттягивал сейчас нижние веки пальцами, но мне показалось, что это кто-то страшный, а не мой брат. И я начал злиться, что он пугает меня. А мама говорила, мне нельзя злиться, потому что я в такие моменты сам не ведаю, что творю. И отключаюсь. Из-за этого кусок времени выпадает из памяти. Это как картинка, состоящая из пазлов: если пропали самые главные, то никак не понять, что там прежде было. Но брат не отступал.

Когда я включился, брат лежал возле стены рядом с чело-веком. На голове у брата было что-то красное. Я потрогал его, и мои пальцы тоже стали красными. Брат не шевелился, что-то испортило его. А может, он сам сломал себя – он любил все ломать. Я оттащил брата во двор и оставил под яблоней, а сам вернулся к домику. Теперь никто не помешает мне творить чело-веков и живот-ных.

…Эти чело-веки были хорошие. Они не спотыкались и умели делать разные вещи. Я целыми днями смотрел за ними: вот это мама, это папа (своего я почти не помнил, он был очень давно), это я, это брат, это еще один брат, а это сестренки. Они были милыми и походили на меня. Я любил глядеть на них. Но однажды я увидел, как один брат взял что-то острое и ударил этим другого. Тот, другой, упал и не шевелился – его сломали. Тогда я испугался, закрыл коробку крышкой и несколько дней не подходил к домику. А когда открыл, то увидел, что чело-веков много, и одни ломают других, и даже живот-ных. И тогда я заплакал.