Такой набор автомобилей у одного человека не может не понравиться и не внушить уважение.

– Дела Ваши, судя по всему, процветают, – мягко и доброжелательно улыбнулась Инна. – Далеко ездить приходиться?

– Нет, на Кропоткинской живу.

Инна внутренне застонала: кажется, москвич и богатый!

– Счастливчик! Хотя и говорят, что в центре жить невозможно.

– Вырос в этом районе, люблю его. И люблю в окно видеть набережную. Купил квартиру рядом с родителями.

Наконец-то за десять лет проживания в столице она встретила того, кого отчаялась увидеть: коренного москвича и к тому же богатого! Эти два критерия были ее золотой мечтой, никак не удавалось повстречать мужчин, счастливо их сочетавших. Всегда или одно или другое. Просто москвичей она, конечно, знает, но ей хотелось встретить настоящего, т.е. такого, у которого как минимум три поколения предков жили в столице. Про три поколения – это была аналогия с интеллигентностью. Когда-то она услышала, что интеллигентом считается тот, у кого за спиной три университета: свой, отца, деда. Например, Андрей был, самым что ни на есть коренным москвичом и, кстати сказать, интеллигентом, однако не олигарх. Богатых, но новоявленных москвичей Инна тоже знала: в них не было той внутренней уверенности, которую получаешь, родившись в центре мира с золотой ложкой во рту, в них через край выплескивается самоуверенность нахрапистого захватчика. Про их манеры, речь и привычки даже говорить не стоит!

Инна всегда общалась исключительно с богатыми мужчинами, только толку для нее от них не было. Ей хотелось встретить такого богатого, деньги которого лично ей можно было бы тратить бездумно, это ее заветная мечта, неотъемлемый атрибут счастливой жизни. До сих пор ей самой приходилось себя обеспечивать, и было обидно, что ее ухажеры никогда не спешили одаривать ее пачками денег на шпильки да булавки. Инна всегда недоумевала: неужели она не вызывает желания баловать ее? Почему всякие прошмандовки быстро начинают получать заветные пять-десять тысяч долларов в месяц на красоту и наряды, а за нее только в ресторане платят?

Впрочем, Максу можно сделать скидку до двух поколений, раз он зарабатывает столько, что смог купить себе квартиру на Кропоткинской.

– Ой, скорее бы еду принесли, – вздохнула Инна, – а то я сейчас стол грызть начну.

Она улыбнулась так очаровательно, как Одри Хепберн в фильме «Моя прекрасная леди», когда уже превратилась в эту самую леди. В свое время Инна долго отрабатывала перед зеркалом эту улыбку и выдавала ее после каких-нибудь резких слов для контраста, вот, мол, какая я очаровательная, но с перчинкой. Мужчин это всегда цепляло. Не прошло и мимо Макса, Инна увидела в его глазах промелькнувшее предвкушение этой «перчинки».

– А я обычно после работы ужинаю в соседнем с «Плазой» ресторане, потом в машину сажусь. Плохо переношу чувство голода. А сегодня вот судьба, видимо, вмешалась.

Инна застенчиво улыбнулась: судьба, мол, такая, может.

– Я и не завтракала, и не обедала сегодня, – пожаловалась Инна.

– Некогда было?

– Да, зашилась совсем.

– Я теперь буду за Вами заходить, забирать на обед. Буду следить за Вашим здоровьем, – сказал Макс.

Инна по-доброму, но нейтрально улыбнулась, мол, ценю вашу любезность, но понимаю, что это ничего не значит.

Она решила, что можно переходить к физическому контакту и положила руку на стол, поглаживая ножку фужера с водой. Столик был маленький и фужер стоял почти на середине. Макс не заставил себя долго ждать и накрыл своей рукой ее руку. Инну обдало жаром, щеки зарделись, губы налились и потяжелели. Краем сознания Инна отметила, что ее движения, даже моргание глаз, стали медленнее. Организм включил соблазнение. Она превращалась в самку, бездумную и примитивную. Дрожь и внутренний накал было уже не унять. Пространство вокруг них наэлектризовалось. А ведь и часа не знакомы!

Хорошо, что Макс не навязывал никакой игры, остроумного пикирования или еще чего-нибудь в этом роде. Видимо, он эту манеру знакомства уже перерос. Естественным образом между ними складывалось немногословное и одновременно напряженное общение: мало говорили, много чувствовали. Оба прислушивались к своим чувствам, оценивали их, и оба понимали, что что-то будет. Мыслями и чувствами Инна постоянно скатывалась в эротику. Она уставилась на губы Макса, конкретно – на правый уголок рта, там была крошечная коричневая родинка. Очень хотелось его поцеловать, чтобы этот уголок раздвинулся, и можно было почувствовать теплую влажную нежность внутри. Инна нервно сглотнула. Рот у Макса был крупный и губы хорошо очерчены, как у мужчин-моделей в рекламе мужского парфюма. Нечасто такой рот увидишь.

Макс тоже изменился, перестал вести любезный разговор, посерьезнел. Он тоже внутренне подрагивал. И он тоже рассматривал лицо Инны. Как и Инна, он хотел получить от этого прикосновения как можно больше интуитивных подсказок.

Чувствуя его руку, Инна снова поняла, что с ним надо быть максимально естественной. Внутренний голос сказал, что Макс не приемлет игры, а тем более лжи в отношениях. Что же, это прекрасно, Инна давно отчаянно хочет, чтобы нашелся мужчина, который полюбил бы ее без прикрас, без ухищрений, без притворства, со всеми достоинствами и недостатками. Такой, какой ее знал и принимал только один человек на свете – подружка Кира.

Только сразу быть собой нельзя, можно оттолкнуть. Сначала обаять, потом понемногу раскрываться. Того, что она только что решила вести себя не вполне честно, Инна не замечала. Она старалась преподнести себя с лучшей стороны, разве это не естественно?

От всех этих мыслей и чувств между Инной и Максом возникли неловкость и смущение. Они с облегчением разняли руки, когда подошел официант. Ели почти в молчании, больше обменивались говорящими взглядами. Некоторое расслабление пришло на добавочной порции чая.

– Как мы здорово придумали переждать пик за ужином! – светски улыбнулся Макс.

Инна много раз перед зеркалом репетировала эту светскую улыбку, но тщетно. Почему-то Кира могла так улыбаться, это для нее было естественным, как и для Макса. И замечание вроде этого: «Как мы здорово придумали переждать пик за ужином!» – тоже в духе Киры. Инна так и не научилась разговаривать подобным образом, если она что-то такое и говорила, то только потому, что старалась. Во-первых, «мы»! Это проклятое умение разделять собственные заслуги с другими Инне не давалось. Почему «мы», когда «он»? Инна бы обязательно сказала: «Какая я молодец, что затащила нас в ресторан!» А во-вторых, – это уважительное «переждать пик за ужином». Для Инны естественным было воскликнуть: «Все как лохи в пробке торчат, а мы, такие деловые, в ресторане сидим!» Хорошо хоть, что она умела следить за своим языком.

– Благодаря Вам! – тоже светски улыбнулась Инна. Это вышло естественно, и Макс чуть качнул головой, мол, ценю ваш комплимент. Здорово, как в лучших домах Лондона и Парижа!

Было жаль, что ужин закончился, но одновременно и хорошо, потому что Инна устала от внутреннего напряжения. Слишком много волнения для каких-то полутора часов.

– Завтра в обед я найду Вас на пятом этаже, – сказал Макс, провожая ее к машине.

– Ну, не знаю, – включила Инна кокетство и состроила милую гримаску.

– Не отказывайтесь, я уже привык к мысли, что теперь буду с Вами обедать! Без Вас мне будет невкусно, – снова светски улыбнулся Макс.

В Инне всколыхнулось задиристое: «Ой-ой-ой, как же, как же! Невкусно ему будет! Сам, небось, лопать будет за троих!» Но такой задор явно не для Макса, и она ответила в духе Киры:

– Не посмею лишить Вас аппетита, а себя удовольствия! Офис пятьсот пять, – и слегка улыбнулась.

Макс деликатно посадил ее в машину, захлопнул дверцу и помахал рукой.

Инне нужно было успокоиться, и она, чтобы не уезжать сразу, достала телефон, изображая переписку. Когда Макс отъехал, помахав ей еще раз, она отбросила телефон, откинулась на сидение и счастливо улыбнулась. Ничто в сегодняшнем дне не предвещало такой шикарной встречи! Надо будет запомнить этот день – двадцать первое ноября. Очко! Ее выигрыш. Она все-таки встретила мужчину своей мечты!

***

Дверь открыл Андрей. Он что-то готовил и быстро скрылся в кухне.

– В пробке простояла? Привет, Инн. Голодная, небось, как волк? Балую тебя на прощание, карпа жарю, чувствуешь аромат? – прокричал он из кухни.

– Привет, – буркнула Инна недовольно и даже обиженно.

У нее такая встреча, такая удача, а тут он! Окрыленная радостью от знакомства с Максом, она и забыла про Андрея. Теперь пришлось вспомнить, и ей стало неприятно: опять он со своим ужином, снисходительностью к переменам в ее настроении, вселенской мудростью и всепрощением. И опять она в сравнении с ним сволочь сволочью. Почему Кира называет его идеальным мужем? Скорее бы он уехал в свою Швейцарию!

– Я на работе задержалась, там и поела. Ты без меня ужинай. Я в душ полезу, к чаю приду, – крикнула Инна и закрылась в ванной.

Когда она уселась за стол, то не знала, как с собой совладать и как себя вести. Из нее перло раздражение к Андрею за то, что он хороший. Инну это бесило, почему она должна чувствовать себя дрянью рядом с ним? В который раз за годы брака ей хотелось, чтобы Андрей исчез.

– Ты что-то сама не своя, – сказал он и внимательно посмотрел на нее.

– Ой, перестань! Меня такие замечания из себя выводят! – огрызнулась Инна.

Андрей понимающе качнул головой:

– Снова демоны мучают?

– Отстань со своими демонами!

– Ничего, скоро все успокоится и определится.

– Знаешь что, психолог чертов? Отстань!

Ужасно хотелось его обидеть и унизить, а себя выставить привлекательной и обаятельной. Чтобы знал, как ему повезло отхватить такую милаху, как она. Рассказать бы, как на нее клюнул Макс. И какой этот Макс из себя – ого-го! Ни чета Андрею с его ста семьюдесятью пятью сантиметрами роста. Но Инна себя сдержала. В глубине души она боялась Андрея, потому что знала, что и у его снисходительности есть предел. В его характере было ее просто выставить и захлопнуть дверь. Еще и вздохнет с облегчением, что избавился от неугомонной супруги. Потом всем говорить, что ее выставили? Нет уж, спасибо. Хватит с нее одного раза с Васей. К счастью, четыре дня осталось до его отъезда.

Андрей раздражал Инну своей проницательностью и интеллигентской мягкотелостью. И пусть Кира говорит, что это не мягкотелость, а удивительнейшая и редчайшая мудрость, что якобы Андрей дает возможность Инне самой победить своих демонов (Кире очень нравилось обозначение Инниных душевных метаний демонами), сделать душевный выбор и принять саму себя. Лично Инна такой мудрости не понимала и считала, что нормальный мужик должен был взять ее за шиворот и отметелить по пятое число, чтобы неповадно было жене зарываться, грубо разговаривать, кричать и срывать зло на муже. Андрей же обычно осуждающе качал головой и говорил что-то типа:

– Ох, Инна, Инна, будешь ли ты когда-нибудь довольна тем, что имеешь? Или уж набирайся решимости и меняй жизнь.

Больше всего бесило, что он попадал в яблочко. Инна никогда никому не говорила, что Андрей не ее формат и масштаб. Ее тайной болью и унижением являлось то, что, несмотря на армию богатых ухажеров, Андрей – единственный, кто сделал ей предложение, хотя никогда ее не любил и не полюбил в браке. Инна заарканила его в трудный для него период, когда Андрей искал элементарного утешения. А потом, как джентльмен, не смог на ней не женится. Инна его за это джентльменство презирала, считала дураком, а своих ухажеров, которые ею пользовались и бросали, уважала и заискивала перед ними. На это Кира говорила, что бог наказал Инну, не дав ей ума и доброты, но Инна была с ней не согласна. Она все всегда просчитывала, просто ей не везло. Она тоже не любила Андрея, а вышла за него замуж, чтобы укрепиться в себе, получить статус москвички и замужней женщины, не все же порхать. В душе она была согласна с Кирой, что с учетом обстоятельств их брака, Андрей ведет себя по отношению к ней хорошо, вежливо и культурно, а сама она подло. Но ее бесило, что он относится к ней как терпеливый доктор к докучливой больной. А она не больная, а просто возмущенная, потому что не получала от жизни того, чего хотела.

Ей хотелось другого. Большего. С самого детства. Она должна была быть избранной.

Инна

Если добрая половина юношей и девушек не знают, чего хотят в этой жизни и вяло плывут по течению туда, куда им укажут родители или обстоятельства, то у Инны таких проблем не было. Ее желания четко оформились во втором классе, то есть тогда, когда Инне было восемь лет. И ни разу с тех пор не менялись.

Скорее даже это были не желания, а требования и претензии к жизни. Потому что желания обычно носят оттенок мечты и не всегда подвигают к действиям: ах, вот бы случилось так или эдак! Или: хорошо было бы, если..! Подобное слюнтяйство не для Инны, она никогда не верила, что что-то появляется ниоткуда. Эту мудрость она получила от бабушки, будучи совсем крошкой. Бабушка всегда разговаривала сама с собой, Инну это удивляло и заставляло прислушиваться. «Надоила молочка, теперь есть, что попить, – приговаривала бабушка, – помыла полы, как свежо стало, легче дышать! Грядки подпушила, эх, какие огурчики пойдут! Холодца хочется, надо поросенка забить». Кто-то другой улыбнулся бы этой бабушкиной манере и не нашел бы в