Глава 2

Это было неожиданно. Темнота упала сразу со всех сторон, и вместе с нею сердце моё бухнулось куда-то гораздо ниже поджелудочной железы. Тем более что ноутбук, который уже давно работал исключительно от сети, вырубился тоже, похоронив надежду на удачное завершение статьи. Если бы ко всему исчезли ещё и звуки, я бы, наверное, тут же свихнулся. Но огонь по-прежнему бился в печной топке, и на улице завывал северный ветер. Хотя, возможно, в этот миг он взвыл сильнее, перекрыв оглушительные удары моего сердца. И позвонки мгновенно продрало ознобом. Потом наваждение схлынуло.

Я отдышался, призывая на помощь разум. Будем надеяться, что свет погас по естественной причине – где-нибудь оборвало провода. Немудрено при таком-то ветре. А может быть, на подстанции вырубили электричество – и очень просто, ровно в девять, только никого не предупредили. Эта подстанция никогда не отличалась особой благонадёжностью.

Первой мыслью было позвонить туда и разъяснить проблему. Однако мобильника в кармане куртки не обнаружилось. Ну конечно – моё обычное ротозейство, что тут скажешь. Трубку на работе я частенько забывал, тем более что звонить по вечерам приходилось редко. Жаль, жаль – телефон сейчас ой как пригодился бы… Сунулся к окошку – во всём ли квартале свет отключили? И тут же выяснилась вещь чрезвычайно неприятная: у соседей напротив квадраты окон светились привычно и ровно. Что за чёрт, неужто пробки полетели?..

Увы, пробки были в порядке. Пришлось преодолеть неуютное чувство опаски, выйти во двор и, ёжась под ветром, посветить фонариком за угол в поисках возможного обрыва проводов. Это была моя последняя надежда на благополучный исход дела. Если ветер оборвал провода, то всё проще некуда – придёт завтра мастер и починит. Но обрыва не было. Я нахмурился. Неприятность со светом оправдывала самые худшие подозрения.

Пока искал свечи, в памяти всё всплывали слова незнакомца: «Свет – это дело такое, сейчас он есть, а потом нет». Выходит, знал, прохвост. Чего доброго, сам же и подстроил шуточку с электричеством. А можно отключить один дом, оставив целую улицу со светом? Да легко – с распределительным-то щитком, для этого даже к проводам лезть не нужно. Тем более что лысый урод в плаще, карабкающийся на столб у дома, – это уже из фильма ужасов. Ужастиков я не признавал принципиально.

Ничего, теперь признаешь. И что за день такой проклятый!..

Свечи обнаружились в верхнем ящике ветхозаветного комода. Жёлтый огонёк затеплился на кончике фитиля, окреп и осветил комнату рваными бликами. Тьма немного рассеялась – и то дело. Подсвечников, конечно, не было. На перевёрнутых блюдцах я прилепил сразу три свечи, чтоб стало светлее. Поставил всё это на письменный стол и понял, что статья осталась в умершем ноутбуке. Хорошо, что недавний текст ещё не выветрился из головы. Придётся продолжать по старинке, на бумаге от руки. Дописывать-то всё равно надо.

«Снижение темпов работы за предыдущие годы, к сожалению, дало себя знать. Но со многими проблемами предприятие уже справилось. И сейчас коммерческая служба прилагает все усилия, чтобы…»

Над головой скрипнуло. Ещё раз и ещё. Ветер шутит или и вправду кто-то осторожно передвигается по чердаку?

Вот тогда мне стало по-настоящему жутко. Я вдруг до конца осознал, что всё произошедшее за день – не сон, осознал, что я один-одинёшенек в этом старом доме, не имею ни света, ни телефона и, по-видимому, даже не рискну выйти на улицу. Потому что там может поджидать незнакомец с лысым бугристым черепом, а я не понимаю, что происходит.

Нет, на новогоднюю сказку это никак не походило.

А статья? К чёрту статью! Я прикурил от свечи и откинулся на спинку стула. Нужно успокоиться. И как-то это объяснить. Объяснить можно всё, даже чудеса. Ты взрослый человек, будем считать, что умный, и уж, безусловно, практичный. В совпадения, сказки и святочные рассказы не веришь. Тем более что до Святок далеко, завтра ещё только Новый год, и у тебя, между прочим, в холодильнике шампанское и пара мороженых куриных окорочков. Хочешь – встречай праздник сегодня. Никто тебя не видит и не слышит, можешь сплясать или спеть песню про ёлочку. Можешь читать сам себе вслух собственные опусы – в лицах и с выражением. Можешь… можешь стихи декламировать или просто упиться шампанским – чтоб опьянеть, тебе не много надо. Впрочем, вместо шампанского сейчас бы хлопнуть водки, а окорочка жарить долго, лучше отварить сардельки с вермишелью, пока печь топится. Да ты, кстати, и не ужинал. Забавно, но есть не хочется…

Я затушил окурок и снова потянулся к сигаретной пачке. Будем считать, что меня не разыгрывают. Ибо что если это розыгрыш, то он дурно пахнет. Всё замечательно, света нет, поскольку отошёл какой-нибудь контакт, завтра приглашу мастера. Скрип на чердаке прекратился – правильно, это ветер и только ветер. Зеркало? А что зеркало?.. Ну вот, посмотрел ты на него, в нём смутно отражается ёлка и любимый диван – смутно потому, что свечи не лампа. Незнакомец в плаще? Ну и что? Обычный псих, в нашем городке хватает и психов, и дельцов, и замордованных жизнью пенсионеров. Колокольный звон и стук копыт?.. А курить надо меньше или вовсе бросить. И сходить к врачу. И завести собаку.

Мысль о собаке малость приободрила. И вообще, стоит разложить всё по полочкам, как становится легче, понимаешь, что напридумывал больше, чем есть на самом деле. Надо лечь спать, а утром всё пойдёт как обычно. Вот жаль только, света нет, включил бы телевизор, там вот-вот начнётся какой-то фильм. Не важно, какой, главное, там будут говорить и смеяться. Да, но ещё статья… Статью нужно дописывать. Или, может, плюнуть? Скажу редактору, что прихворнул. Не зверь же, в конце концов, простит. Тем более что новогодняя вёрстка всё равно уже в типографии, а моя чушь о фаянсе появится в следующем номере, лишь после праздника.

И тут в дом постучали. Вот так – тук-тук-тук. И ещё раз – тук.

Впервые в жизни у меня буквальным образом перехватило дыхание. Я просто забыл, как дышат. Никогда не считался бесшабашно отчаянным, но и в слабаках сроду не ходил. А сейчас… Сейчас мгновенно ощутил себя ребёнком, который боится страшилищ в закрытых шкафах. Все мысли о «не верю» испарились в секунду, а разум подло спрятался неизвестно куда. Это он, урод лысый. Или смерть моя пришла. А может, он – это она и есть. Пусть стучит, не открою. Имею право. Скажу, что дома нет. Гос-споди, как же плохо без света-то! Отдал бы всё и душу заложил бы за то, чтоб сейчас вспыхнула лампочка.

Стук между тем повторился. Снова послышались три негромких удара и спустя мгновение ещё один. Я успел засомневаться, плохо это или хорошо – что стучат осторожно, а не грохочут в двери кулаком. А потом какая-то неведомая сила подняла меня и неудержимо потянула к входу. Ноги деревянными костылями передвигались помимо воли. А уж когда в руке оказалась свеча – лучше не спрашивать.

Я опомнился лишь у самой двери и ужаснулся тому состоянию, в котором только что пребывал. Голова вдруг стала очень ясной, необъяснимый страх быстро уступил место рассудку. Ещё оставалось время, чтобы выбрать – открывать дверь или нет. Я мог отказаться от своего решения, и, наверное, многое тогда пошло бы по-другому. Но я сказал себе «да» и мысленно поклялся, что завтра же, если ничего не случится, схожу к врачу. Надо обследоваться на предмет неврастении. Срочно.

– Кто?

– Ярослав, откройте, пожалуйста, – ответил мужской голос. – Нам нужно поговорить.

Голос этот мне был определённо незнаком и уж никак не походил на голос того, дневного. Однако странное чувство – мне показалось, что где-то и когда-то я его уже слыхал. Это был ровный и немного усталый голос из тех, что порой мы слышим во сне.

– Откройте, Ярослав, – повторил он. – Северный ветер мерзкая штука, а крыльцо у вас здорово продувается.

Возможно, из-за этих слов о крыльце я и перестал сомневаться. Очень уж по-домашнему прозвучала просьба, а держать пусть даже незнакомого человека на ледяном ветру – это просто невежливо.

Я отодвинул засов. Язык ветра хищно ворвался в дверь, чуть не потушив свечу. Но чья-то ладонь прикрыла огонёк, и вихрь недовольно рассыпался по сеням морозными иголками.

– Разрешите, я войду, – произнёс человек. Я молча посторонился, пропуская его, запер дверь и знаком пригласил в комнату. И лишь там, при свете трёх свечей, сумел, наконец, разглядеть его.

Он был высок, немолод и, пожалуй, грузноват. Широкие плечи и руки прятались под плащом, напоминающим другой плащ, виденный мною утром. Лицо скрывал капюшон, и видна была только очень короткая седая борода, больше похожая на сильно отросшую щетину.

Я молчал, ожидая разъяснений. У меня вдруг стало спокойно на душе и как-то всё равно. Я уже понял, что от сумасшествия мне никуда не деться. Но первые слова гостя оказались неожиданными:

– Печь прогорает. Пожалуй, стоит угли поворошить.

Я послушно повертел в топке кочергой. Угли весело вспыхнули целым снопом искр, и в кухне словно бы стало немного светлее. А незнакомец склонился над свечой на столе и не то дохнул на неё, не то прошептал что-то, но огонёк вмиг вырос раза в два и чудным образом осветил все тёмные углы.

– Очень вас прошу, – сказал гость серьёзно, – не прикуривайте от свечи. Она может обидеться на такое непочтение. Да и огонь её – это не огонь какой-нибудь банальной зажигалки, он живой.

Я даже не удивился. Я начинал смиряться с событиями сегодняшнего дня. Знает этот пришелец из мрака, что я прикуривал от свечного огня, – и что с того? Сейчас скажет, что моя статья о фаянсе полная чушь, – и тут будет прав, я ведь и сам так думаю.

– Кстати, статья ваша вон там, на столе, вы уж простите за откровенность, не удалась, – обронил он по-прежнему серьёзно. – Честно вам скажу, у вас бывали замечательные штуки. А эту лучше не дописывайте – всё равно переделывать.

Ну, так и есть! Стоило подумать…

– Вы, собственно, кто? – спросил я сухо.

Он спохватился.

– О, простите. Я думал, вы меня узнали, – и скинул капюшон.

Ну и с чего он взял, что я должен его узнавать? Этого лица раньше никогда не видел – крупный нос, лоб в морщинах над густыми бровями, глубоко посаженные карие глаза и мягкие складки у рта. И коротко стриженные седые волосы. И большие залысины.

– Первый раз вижу, – сказал я. – Может, всё же назовётесь?

Он понимающе развёл руками.

– Конечно. Меня зовут Радим. Узнали теперь?

Ни о чём мне это имя не сказало – так я ему и сообщил. А заодно решил всё-таки проявить учтивость. Правда, не накрывать же стол для какого-то Радима, который неизвестно откуда и зачем пришёл, хотя, вроде бы, ничего дурного пока не замышляет.

– Чай будете?

– Не откажусь, но вообще-то рассиживаться некогда, – тут он снял плащ и оказался в длинной светлой рубахе навыпуск с замысловатой вышивкой по вороту, подпоясанной синим кушаком, и в тёмных, по-моему, замшевых штанах, заправленных в сапоги.

– Не по времени нарядились, – заметил я.

– Почему?

– Так уже лет триста не одеваются.

– Ещё как одеваются, – возразил он. – Неужели вы на самом деле ничего не поняли?

– Отлично понял, – я поставил перед ним чашку, придвинул сахарницу и тарелку с печеньем. – Всё отлично понял. Вы и ваш приятель решили меня допечь, только не знаю, по какой причине. Где, любопытно, я вам дорогу перешёл? На какую-то статью обиделись, что ли?.. Во всяком случае, он меня полдня преследовал, потом вырубил свет в доме. А теперь вы пришли и будете рассказывать сказочки про Лесотравье и про дракона, которого надо убить, чтоб спасти прекрасную принцессу.

– Что-что? – он растерянно заморгал. – Какая принцесса? О принцессах речи не было.

– А про дракона, значит, было?

– Послушайте, Ярослав… Тут какая-то путаница. Ни о каких драконах я не слышал. Что она вам наговорила? Или нет… А, это вы книжек начитались! В вашем Круге, я знаю, любят читать о всякой ерунде.

– Даже так? – я угрюмо покосился на него. – По-вашему, драконы – это ерунда?

– Да что вы пристали ко мне с этим драконом?! – он с раздражением оттолкнул свою чашку. – В Лесотравье нет драконов. Кажется, в Западном Краю водились когда-то огромные ящеры, но их перебили ещё во времена Утренней Поры.

– Ага. А ближе к вечеру остались одни тараканы. Хватит! Прекратите эту чушь. И скажите вашему лысому дружку, чтоб он вернул на место моё электричество и больше мне не досаждал. А коням своим пусть копыта тряпками замотает, а то цокот далеко слышен.

Тут мы замолкли и озадаченно уставились друг на друга. Не знаю, о чём думал он, а меня вдруг смутила тревожная мысль. Откуда я взял это странное слово – Лесотравье? Что оно собой представляет – местность, страну, город? Очень легко это самое Лесотравье выскочило у меня, словно я о нём знал когда-то или слышал. И почему Радим удивился не этому, а совсем другому – драконам и принцессам?