Не предал нас уют,
Но вытравил покой.
Казался братом Брут,
А ручеёк рекой.
По ручеёчку вниз
Мы плыли в бизнес-класс.
И жёвочка «Love is…»
Любви учила нас.
Мы пели мир цветной,
Не чувствуя вполне,
Как стали стороной
В проигранной войне.
И бакс по 30 эр.
Твердил примерно так:
Что смерть СССР —
Есть высшее из благ.
И рос мой дивный сад
На почве костяной,
Где бомжем стал Арбат
За цоевской стеной,
Где тот и этот век
Росли не ввысь, а вширь,
Как будто Чук и Гек,
Бежавшие в Сибирь
От зумерской возни,
От мальчико-девчат
В страну, где снег возник
И музы не молчат.
Там помнят, как беда
Дала свободе свет,
Возвысив слово «да»
Над вежливостью «нет»,
Как мы свободы той
Глотнув до блевоты,
И, видя сад пустой,
Спросили про цветы:
«А где же красный цвет?
А белый? А иной?
А где же слово “нет”
Над стравленной страной?»
Но в клетке для неё
Давно разрешено
И грязное бельё,
И пошлое кино.
Мы – сбившийся с пути
Трамвайчик номер шесть:
И правда – не ахти,
Но уж какая есть.
Пока прогресс вершат,
Пока в раю горят,
России нужен шаг
От пропасти назад.
Холодных войн итог —
Горячая война.
И только русский Бог
Испил её до дна
Полынь-звезда
Среди полей, Полынь-звезда,
Куда несёшься ты, куда?
Вон дом брусчатый у реки,
Вон гаражи, где мужики
Ведут извечный очный спор:
Кто из ларька чекушку спёр?
Не понимая их стыда,
Лети-лети, Полынь-звезда…
Ведь наши дни горчат всё чаще —
Полынь и та, пожалуй, слаще.
Не звёзды с дедовских наград
По небу русскому летят,
А звёздный град и горя синь.
Лети-лети, Звезда Полынь.
Как через запад на восток
Кружится мина-лепесток,
Так ты лети, не вспоминай —
Внизу Донбасс или Домбай,
Ведь русским что полынь, что щавель,
Они всегда и всех прощали.
Простят и нынче, не беда.
Лети-лети, Полынь-звезда.
Тебе в России не впервой
Лететь над совестью живой.
Но по закону Пересвета
Позор пройдёт, пройдёт и это.
И мальчик, чья рука легка,
Однажды взяв ПЗРК,
Не пощадив и не жалея,
Собьёт тебя, звезда Галлея.
А возле домика его
Любовь поставит ПВО.
Звезда зажжётся, но другая,
Невежд несведущих пугая.
И только мальчик скажет: «Боже,
На вифлеемскую похожа»
Сидишь в кафешке под названием «Букет»
И смотришь на экране Клаву Коку.
А где-нибудь бомбят, но так далёко,
Что до тебя снарядам дела нет.
Войны не слышно вовсе: за углом
Не рвутся «лепестки», не жгут соседа,
Не пыхает арта, не пахнет сера —
Всё празднично по-летнему кругом.
И так должно, обязано так быть:
Не смерть, а жизнь читая по бумажке,
Клиенты «эппл стор», модели-няшки
Несут в кафе рубли, а не гробы.
Игривый взгляд студентки МГУ
Официанту ближе изначально,
Чем взгляды мариупольцев случайных
На тридевять-азовском берегу.
И вот когда он встретит их потом,
Нисколько от него не отличимых,
То не поймёт, какие величины
Их разделяют. И к чему о том?
Комбат майор с шевроном ДНР
Окажется барменом первоклассным.
А нынче наливает он в Попасной
Свинцовый спирт, как русский офицер.
И это две прямых. Они, увы,
Доказано научно – параллельны.
Две правды непривычно неподдельны,
Два берега – Донца или Невы.
Для страха и волнений нет причин,
Пока в цивилизованной вселенной
Нацизм уже и впрямь обыкновенный
И от свободы мало отличим.
Сидишь и дышишь розовой Невой —
Прибрежная волна качает лодку.
Тебе, полковник, в отпуске неловко,
Вот то ли дело – на передовой
Время плюшевых, Родина, вдруг подошло к концу,
Оказалось – не смерть, а ярость тебе к лицу
И весна, о которой хочется петь навзрыд.
Твой простор, что дождями северными изрыт,
Был надолго единым для пёстрых, глазастых нас.
А когда за большой бедой полыхнул Кавказ,
Было страха, Родина, меньше ведь, чем стыда,
И стыдом, а не страхом полнились города.
Нас учили, что скоро все будут равны, ан нет —
Не похожа Россия на старый и новый свет:
Не модна, не способна остаться одною из,
Потерявшая гордость, скулящая «хэлп ми, плиз».
Ты себя раздавала, а нас прогоняла вон.
Идеальной улыбкой скалился Вашингтон,
Посадивши на гранты партийных твоих иуд,
Понимая, что эти – уж эти не предадут!
Ведь себя предавали, не чуя вины ничуть.
Ты сумела бы, Родина, лечь на мороз, уснуть,
Чтобы стало попроще, чтоб не было ничего,
Чтобы символом поколения моего
Стало слово «последний». Последний поэт, солдат,
Чтобы это словечко лупило нас, как приклад.
Ты же встала с мороза и вытерла милый грим —
Оказалось, красивее ты без него, чем с ним.
На тебя ещё скинут и бремя обид, и зло,
Но уже всё случилось – и тройку-то понесло.
Это страшное время, и это жестокий пир,
Ветер новой гражданской, но так и творится мир.
И, по-прежнему время записывая на айфон,
Идеальной улыбкой скалится Вашингтон.
Но не знает, не знает, что варвары тут не мы,
Что закончено счастье от подлости и сумы.
А тебя-то мы, Родина, празднуем все теперь:
Ты для нас королевна, для них же ты – дикий зверь.
Наконец ты вернула свою вековую суть —
Быть назло всякой смерти. И главное – не свернуть!
Эти трезвые годы – есть повод язык родной
Сделать нашей свободой, неподнятой целиной.
Наше сердце в Донбассе, и бьётся оно сильней,
Наша воля на воле, так будет же правда в ней.
Посевная в разгаре, мы сеем весну опять,
Чтобы мир и свободу по осени собирать
Хохочут боги, а что в итоге?
В окне гирлянда, в кармане медь.
Хоть у победы и перемоги
Так мало общего, но, заметь,
Что слово «наше» для всех едино
Звучит и пишется, братец мой.
В Святого Духа, Отца и Сына
Кого ты станешь крестить зимой?
Кнута не будет, а пряник водкой
Запьёшь под ёлкой своих обид.
Так с новым годом овцы и волка!
Авось, не будешь овцой побрит.
И волк не съест, и свинья не выдаст,
И Бог, наверное, устоит.
Твой жёлто-синий костюм на вырост
По моде крепкой не крепко сшит.
Да, с новым годом свободы голой!
Свободу горя прошли уже
С улыбкой лёгонькой и весёлой,
С блатными песнями в гараже.
И это тоже казалось нашим —
Большой Fallout большой страны,
Где от России осталась Russia
И made in China её штаны.
Пусть харьковчанин и белгородец —
С одной берёзки одна листва,
Но не народ мы, а так, народец,
Пока границы важней родства.
Хоть нам и прошлое задолжало,
И память дурью легко надуть —
От незалежной до залежалой
Совсем, дружище, недолгий путь.
Так с новым годом, речей не надо,
Бери до лучшей поры билет.
Едва ль позор отличим от зрады,
Которой стукнуло тридцать лет.
Народ наш бывший – не быль, былина.
И, может, тем он ещё спасён,
Что слово «наше» для всех едино
Звучит и пишется, вот и всё
Так и стояла,
Белая вся, тонкая,
Девушка, в ком сперва
Разглядел ребёнка я.
Так и стояла,
Я проходил рядом,
И не узнал
Капель её взгляда.
Я не узнал,
Глаз не узнал синих.
А ведь по ним
Долго скучал, сильно.
Я не узнал
Платья, что так пёстро.
Я не узнал.
Боже мой, как просто.
Я не узнал.
Вот и конец воле.
«Родина, – говорю, —
Это ты, что ли?»
А у неё
Пахли вином губы.
Тут мне в ответ
Старый солдат грубо:
«Ты бы своей,
Парень, гулял дорогой.
Всем она вам Родина,
Вас много.
Это для вас
Грудь её под сорочкой,
А для меня, парень,
Она дочка».
Стало мне стыдно
То ли от слов этих,
То ли же оттого,
Что мы все дети.
Странное дело —
Родины я старше.
Тонкая девочка,
Так за неё страшно.
Мать её нам
В красной косынке пела.
Краше была мама,
Пышней телом.
Женщина дочку
Выносила насилу,
Только при родах
К Богу душой сходила.
Взял её под руки я:
«Извиняй, батя.
Нет у неё сестёр,
Будут ей братья».
Так вот и ходим
По миру мы с нею.
Только глаза
Стали ещё синее.
Всё у нас просто:
Грешно, порой свято.
Может быть, ей
Тоже найдём солдата.
Свадьбу закатим
Где-то в Крыму летом.
Верю, у девочки будет
Всё это
И не было тех, кто помог Атлантиде,
А мы на плаву, на краю.
При первой звезде, перестройке, ковиде
Я веру живую жую.
Зато мне понятно, откуда я родом,
И детские песни свежи.
И голос у песенок этих не продан
За тридцать монеток во лжи.
Скучая от собственной праздничной лени,
Я видел в печали живой
Последних пророков своих поколений —
Поэтов Второй мировой.
И снова история бьёт посерьёзке,
Но чем же я ей помогу?
Россия – она не про снег и берёзки,
Про первую кровь на снегу.
От матовой крови матрёшка-Россия
Своё отстирала бельё.
А вот Малороссию вновь не спросили,
От русских отрезав её.
Знакомая с детства улыбка солдата,
Такую подделать нельзя.
Опять поворотное время, ребята, —
Привычная наша стезя
Облаками тушили
чудную луну в реке,
Но забыли, что скоро
по почте весну пришлют.
И уже третий год
стоит Левитан на звонке,
И Берлин не сдаётся,
и вместо войны – салют.
«Это странные съёмки,
где после актёров снег
С пулемётом шагает
по плёнке ночных аллей,
Где донецкое небо
глядит из-под русских век,
Чтобы ты на секунду
припала к щеке моей», —
Так тебе написал я,
и письма вставали в строй.
Понимаешь, родная,
метель уже пятый час.
А ведь если апрели
тебя назовут сестрой,
Расскажи им по правде,
что нету в окопах нас.
Мы донбасские степи,
мы тени одной страны,
Даже наше «Спасибо!»
доносится как «Спаси!»
Мы по-русски мечтаем
и русские видим сны,
Только наша планета
на чёрной стоит оси.
Все гражданские войны
по вкусу один фаст-фуд,
Мы его больше века
едим в дорогих бистро.
А по нам из карманов
Армани и Гуччи бьют
И растут, дорогая,
как ненависть наших строк.
Ты мудрее, ты старше,
ты с детства шептала мне:
«Революция – бабка
с дырявым ведром души».
Но она всё шагает
по киевской целине
И заносит на свадьбы
кровавые барыши.
Отключу в эту полночь
и ближний и дальний свет —
Там опять за оврагом
по-братски стреляют в нас.
Нет ни чёрта, ни беса,
не будет для них побед,
Ибо крестик нательный
врага моего не спас
Лети-лети, лепесток,
через запад на восток…
Валентин Катаев.Цветик-семицветик
Девочка,
исполненная зла,
цветик-семицветик
сорвала
и, бросая
к небу лепесточки,
говорила: «Это лишь
цветочки…»
Сказка – ложь,
известно наперёд,
в жизни всё идёт
наоборот.
Целый день
в испуганном Донецке
всхлипывает улица
по-детски.
Крыльями
отбросив костыли,
мальчик оторвался
от земли.
Под собой
не чувствуя дорогу,
стал теперь намного
ближе к Богу,
потому что
снова на восток
прилетел сегодня
лепесток.
О проекте
О подписке