Основы целительства

Целительство в магии – это первый шаг к обретению магического мастерства. В северо-западной магической традиции, которая в нашем случае является основной и системообразующей для всего курса обучения, целительство – шаг обязательный. Это умение может стать основным профессиональным навыком, а может и нет, но знать основы и принципы в старые времена обязан был каждый, кто проходил обучение в друидической или волховской традиции. Однако следует заметить сразу, что в магии очень многие вещи связаны не столько с умением, сколько с природной (магической) предрасположенностью. Не все, безусловно, но многие. Целительство как раз входит в число таких вещей – магический дар здесь первичнее магического мастерства.

Любые манипуляции с энергетикой другого человека, с его телом, здоровьем и стихийным балансом можно делать лишь тогда, когда сам делающий находится в состоянии непредвзятости, в состоянии нуля. Только в этом случае можно полагать, что диагностика будет верной, а воздействие эффективным, поскольку ни то ни другое не исказится перекошенным изначально разумом целителя. Такое обнуление даёт уже известное вам состояние «Крест Стихий».

Принцип распознавания болезни в целительстве построен на принципе отождествления. Будучи изначально «пустым сосудом», целитель таким образом сонастраивается с пациентом, что обретает способность чувствовать то же, что и он. Но поскольку целитель всё-таки уже не вполне человек, а маг, он может не только выделить некоторые свои ощущения и сделать их более выпуклыми, чем другие, но и верно их интерпретировать. Сами понимаете, что, не будучи изначально в состоянии пустоты, это сделать весьма проблематично: ведь одно состояние непременно наложится на другое и возникнет неизбежное искажение, а значит, и неверная диагностика.

Поэтому запомним первое правило целительства: мастерство мгновенного обнуления. Эта способность может быть врождённой, но такому мастерству можно и научиться, чем занимались практикующие на предыдущем этапе работ.

Однако в целительстве есть ещё одно правило, но оно имеет отношение уже к природной специфике свойств сознания целителя. Это такая особенность, которой, увы, научиться невозможно. Она либо есть, либо нет. Вот об этом особенном свойстве и пойдёт речь дальше.

Истинных целителей рождается крайне мало. Не всякий объявляющий себя целителем на самом деле является таковым. Потому что у истинного целителя есть в психике одна странность, которая и предопределяет его дальнейший путь: целитель не может воспринимать болезнь иначе, чем своего природного врага. Это такое животное чувство, которое невозможно игнорировать или стереть из ментала никакими установками. Враг должен быть уничтожен. Смотреть по-другому на неправильность этого мира с позиции взгляда на болезнь он просто физически не способен. Как чистюля не может пройти мимо брошенной бумажки. Как женщина с обострённым материнским синдромом не может не реагировать на плач ребёнка. Так и истинный целитель – он не может пройти мимо болезни, не может игнорировать её присутствие.

Это качество сознания в целителе присутствует всегда, берётся ниоткуда и уходит в никуда. По наследству оно не передаётся, хотя единично такие случаи бывали, но это не система. Это дар от магии, который исходит от неё и ею же забирается обратно. Дар, как специфическая программа сознания, свойство души, которое способно подчинить себе все другие программы разума, все другие душевные особенности и предпочтения. Истинному целителю совершенно всё равно, платят ему за его деяния или не платят, просят его решить вопрос или не просят. Он физически не может пройти мимо «неправильности», его перекручивает от несовершенства реальности и от искажения проявленного бытия, каковое олицетворяет собою болезнь.

Эгрегориальное пространство и люди, обременённые морально-этическими нормами, на такого человека всегда смотрели и будут смотреть как на дурачка. Потому что мотив, который им движет, эгрегориально зависимым людям непонятен совсем. Целитель не алчет славы, не гонится за богатством, не ищет защиты и поддержки сильных мира сего. То есть не добивается всего того, чего можно достичь, если делать свой талант или какую-то другую особенность личности более выпуклой, более феноменальной, чем у всех прочих, и правильно её показывать. Так всегда поступают те, кто живёт под эгрегорами, следует эгрегориальной моде и движим коллективными идеями, полагая, что это личные особенности собственного сознания.

Те, кто не испытал на себе силы магического дара, никогда не поймут того, кто испытал. Однако для эгрегориального человека наличие в поле внимания того, кто совершенно независим от эгрегоров и не считает нужным это скрывать, очень раздражительно. Это чувство порой переходит в ненависть – оно иррационально, лежит на подкорке и никакими ментальными обоснованиями не подкрепляется. Подобно комару, который ещё не кусает, но убить его уже хочется, потому что своим жужжанием он обостряет чувство внутреннего бессилия. Уязвимость, которая не объяснима логикой, которая обостряет зависимость от малого и незначительного – от того, что большой и сильный, эгрегориально согретый разум почему-то теряется перед тем, чего не понимает.

Именно такое иррациональное чувство собственной уязвимости и бессилия, подсознательного понимания показушности своей религии и противоречивости общего мировоззрения и идеологии было свойственно людям Средневековья в эпоху костров. Те больные, которых пользовали целители и целительницы «по природе», те, чьи жизни были спасены от болезней, от которых умирали остальные, почему-то первые выступали на обвинительных процессах, бросали камни в ещё живых своих спасителей, обрекая их на унижение, боль и смерть. Так их испуганный разум пытался доказать правоту своего убогого религиозного страха; доказать самому себе, что отсутствие у него магического дара – это не порок, а благо; доказать, что тот, кто таким даром обладает, совсем не выше меня, а ниже – он проклят, проклят, проклят.

Дар целительства, после всех испытаний, приобрёл иммунитет и способность таиться. Он научил своих носителей осторожности, но не умалил свою силу, не лишил целителя главного качества сознания: болезнь – это враг.

Каким образом природный, истинный целитель определяет болезнь? Через определение стихийного дисбаланса – он его остро чувствует. Остро чувствует нарушение стихийного равновесия. Состояние другого человека воздействует на поле внимания целителя и внезапно делает «перекошенным» самого целителя – последний мгновенно распознаёт то, что искажает его внутреннюю пустоту. Но болезнь – это не просто стихийный дисбаланс; он превращается в реальное поражение, когда существует долго, очень долго. Настолько долго, что успел проецироваться на физическое тело, пустить корни, прорасти глубоко. Подобно омеле, которая, попадая в дерево, вырастает не сразу, а лишь через несколько лет инкубационного периода, когда бороться с ней уже бесполезно. Так болезнь видит врач – когда омела уже проросла, когда опутала крону, когда уже изменила генетическую структуру дерева, когда она уже является неотъемлемой частью его. Целитель видит болезнь на уровне внедрённого зерна^[25], ещё до того момента, когда оно начнёт менять само дерево, до проявления «гнезда омелы».

Дисбаланс стихий целители чувствуют сразу. Он нарушает и без того хрупкую гармонию мира. В миропонимании целителя болеет не человек – болеет реальность: ведь человек только часть её. Но будучи больным элементом, он способен породить из себя только подобное. Больной человек не даёт реальности выздороветь естественным путём – так они чувствуют, так оценивают происходящее. Чувствуют, что это неправильно, такого быть не должно. Очень важно верно понять причину и истинный смысл подобного мировоззрения, дабы заранее не испытывать иллюзий во «всеблагости» и «святости» истинного целителя. Целителю, как и любому магу, до конкретного человека нет никакого дела. Никто из живущих не интересен и не любим для него более, чем другой живущий, ибо нет никакой вещи лучше, чем другая вещь. Целитель не заботится о человеке, пытаясь вылечить его, – целитель борется с болезнью. И без разницы ему, кого эта болезнь поразила – Машу или Джона, праведника или грешника, тупого или умного, молодого или старого – целитель борется с болезнью. Ваша личность ему не интересна, пока человек болен, он бьётся за уничтожение болезни, но когда человек здоров – его не существует. Это очень отличает истинного целителя от просто лекаря или врача. Будет хорошо, если вы научитесь распознавать их правильно, не накладывая ненужные значения или излишние ожидания на каждого, кто в той или иной степени пытается работать с человеческим здоровьем.

Истинный целитель лечит, потому что по-другому не может. В старые времена бытовало убеждение, что такие люди или потомки богов-врачевателей, или, как в более поздние времена, что в него вселился «божий дух». Слова разные, а суть одна – есть в человеке что-то, что делает его особенным. И эта особенность в том, что он – вечный рыцарь, который борется со злом мира, персонифицированным в виде болезни. Нужно очень чётко увидеть: целитель борется с болезнью, а не с причиной её возникновения в теле человека. Причиной стихийного дисбаланса, который породил болезнь, может быть что угодно – от неправильных разовых поступков до стабильного пребывания больного в агрессивной или стихийно перекошенной среде. Целитель не будет исправлять среду, не станет разрешать причину – он будет биться с болезнью.

Это единоличное магическое вмешательство в общие законы эгрегориального воздаяния «грех-прощение» делает персону целителя в некотором смысле изгоем социального мира, персоной нон-грата^[26]. Магическое вмешательство, которое он без дальнего умысла совершает, нарушает общую религиозную алгоритмику наказания за «грехи» через болезнь. Религиозная парадигма даёт сбой, программа «кармического воздаяния» перестаёт работать в тех локусах, которые истинный целитель наполнил своим магическим даром. Что, понятно, не подтверждает парадигму неотвратимости «божьей кары» в глазах окружающих, а саму авраамическую программу «страха божьего» делает всё менее и менее значительной.