Цитаты из книг автора «Ксения Кнорре Дмитриева»

Если вертолет там сесть не может, он фиксирует точку, и туда направляется группа. – Что еще? – Должна быть записка в кармане – имя, фамилия, кому звонить, откуда человек. Это касается не только города, но и леса: потерявшийся может выйти на дорогу. Если говорить конкретно о детях, то самое главное – ребенок должен быть научен никуда и никогда не ходить с чужими людьми ни под каким предлогом. Объясните, что если он потерялся, пусть стоит на месте и ждет вас. Это относится к любому потерявшемуся человеку и в лесу, и в городе, не только к ребенку: как только человек начинает двигаться, он резко затрудняет поиски. Объясните ребенку, что если он потерялся в городе, он должен обратиться или к полицейскому, или к работнику какого-нибудь общественного места – магазина, ресторана, банка, – или к человеку с ребенком. К первому встречному обращаться не следует, и надо крайне осторожно относиться к предложениям о помощи.

Почему ищут в основном ночью? Поиски в природной среде часто ведутся ночью, и для людей со стороны это кажется странным: почему? Что там вообще можно ночью увидеть? У этого есть свои причины, плюсы и минусы. Причин несколько.

Безусловно, ночью хуже видно, но для решения этой проблемы у нас есть хорошие сильные фонари (но сильные в меру – если луч света «выжигает» все вокруг, в этом нет ничего хорошего). А кроме того, ночью в лесу гораздо тише, чем днем, поэтому намного выше шансы услышать пропавшего.

Мы всегда ищем бегунков. Мы никогда не обсуждаем и не осуждаем родителей, как бы неправы они ни были. Но, дорогие взрослые, как же хочется, чтобы вы поняли, что из-за тряпки, железки или отметки вы можете больше никогда не увидеть своего ребенка. Купите ему дешевый телефон, купите одежду, которую не жалко, или купите это все дорогое, но внутренне сразу с этим попрощайтесь, понимая, что это ребенок (а то вы сами никогда не роняли телефон и не теряли его).

Но я верю, что когда-нибудь для любого человека будет нормой где-то волонтерить и кому-то бесплатно помогать. Мы все в это верим. Потому что мы совершенно не герои – мы просто делаем то, что нам самим нравится. А это может себе позволить каждый.

И когда я, перемазавшись вареньем, отрезала очередной кусок своим соотрядникам, думала о том, как удивительно все переплелось и как в жизни рука об руку идут равнодушие и широта души, боль и радость, созидание и разрушение и какое поразительное место – отряд, где все это ярко, близко, каждый день. Испорченная выставка в Одинцове – и невероятных размеров пирог. Смерть Лизы – и рождение отряда. «Сколько вам платят?» и «Вы – надежда нации»… Удивительно.

Это такой ужас, что, когда не знаешь подробностей, остается усилием воли останавливать вопросы в своей голове; молюсь только о том, чтобы они умерли от холода, во сне и одновременно.

Поэтому, когда мы ищем человека – особенно часто это происходит, если речь идет о резонансном поиске ребенка, – наши группы в социальных сетях заваливают комментариями типа «держу кулачки», «мы за тебя молимся», «держись, малыш», эмодзи в виде сложенных ладошек, означающих, видимо, молитву, и так далее. Кто-то рассказывает о том, как он переживает: «всю ночь не спала», «постоянно плачу, думаю, как он там», «очень волнуемся» и прочее. Я отношусь к этому совершенно спокойно – видимо, людям для чего-то нужно выразить эту сопричастность, а может, они считают, что родственникам станет легче, если они увидят, сколько людей переживают за их пропавшего, но у других поисковиков это часто вызывает негативную и резко негативную реакцию, вплоть до того, что мы закрываем комментарии в группах, предвидя нашествие «ладошек», когда вешаем посты про резонансные поиски.

Я раньше любил собирать грибы… А теперь смотреть на них не могу: из-за них люди пропадают.

как в жизни рука об руку идут равнодушие и широта души, боль и радость, созидание и разрушение