Ветер-ворчун треплет калитку,
За печью в углу тихо скребется.
Коль замолчит – это к убытку.
Шуми, старожил, глядишь, обойдется.
Уходить, убегать, улетать так стремительно, точно никогда и не было, нужно было этой же ночью, пока новость не достигла всех дворов, и за девушкой не пришли с топорами и вилами. Огромная пустая дыра образовалась в груди у Дарьяны. Она разрывала на части, сочилась тревогой и страхом.
Не медля, Дарьяна обрядилась в шерстяные штаны, две длинные, потоньше да потолще рубахи и выцветшую фуфайку. В узел поместились сменное белье и запасные штаны. Остальное место заняли склянки и мешочки со снадобьями, что трудно отыскать и сложно приготовить.
Сколько могла пирожков она съела сразу. Остальные завернула с собой, добавив к ним подарки из свертка подруги, да кое-что из запасов. Фляжка с водой, нож, кресало да кремень – вот и все, что ей было под силу унести.
“Будет ли мачеха Проси издеваться над подругой пуще прежнего, как узнает, что ведьмы больше нет?” – размышляла девушка, складывая нехитрый скарб. Сейчас ей было проще думать о других, чем о своей судьбе.
Дарьяна вышла на крыльцо и оглядела родной темный лес. Белая луна проглядывала из-за облаков, подсвечивая гудящие макушки и перелетающих с громким уханьем сов.
– Прощай, тихий дом. Береги себя и не позволяй губить лесорубам своих великанов.
Маленький огородик уснул на зиму. Избушка с плотно закрытой дверью не скрипнула. Один лишь лес жалобно застонал, оплакивая разлуку с взращенной им девчушкой.
Глаза заметались, не зная, в которую сторону податься. За какой не ждет голод да холод? За какой не прячется лихой разбойник? Единственная дорога из деревни вела в Лютейный город, а там и море, которое Дарьяна мечтала увидеть. Но там же и Митяй. Вдруг город не так огромен, как о нем говорят, и в один из дней она столкнется с Баяновым сынком?
“Стоит мне еще раз тебя увидеть, я расскажу всем или собственноручно убью тебя, проклятая тварь!” – звенело в ушах.
Куда не пойди, все будет чуждо. Не все ль равно тогда?
Дарьяна провела рукой по густому зеленому мху, облепившему избу сверху донизу, надеясь, что когда-нибудь сможет вернуться домой. Она достала из кармана и подбросила вверх тонкое острое перышко. Перо опустилось на землю концом на юг. Дарьяна шагнула в темный лес.
Маленькая фигура быстро растворилась среди высоких деревьев, ночных шорохов и темноты.
Всю ночь она шла наугад, лишь намеренно избегая севера, где стоял Лютейный город. Со всех сторон подбирался незнакомый лес.
Дарьяна не знала, чего ищет, но точно знала, от чего бежит.
“Должно быть, так чувствует себя северный ветер, холодный и голый, бесцельно слоняющийся меж недвижимых елей. Он перебирается с одного поля на другое и, не найдя укрытия, уносится дальше”, – размышляла девушка, кутаясь от этого самого ветра.
Когда начало светать, вымотанная шумным праздником, слезами, сборами, незнакомой дорогой и тяжелыми мыслями, Дарьяна опустилась на землю. Мягкий ковер из хвойной подстилки с радостью принял уставшее тело. Пригретая утренними лучами, она задремала. Ей снилось, как деревенские с горящими факелами в руках обступили ее избушку. В толпе она разглядела перекошенное от ярости лицо подруги.
Дарьяна резко открыла глаза и огляделась по сторонам. Разгневанная толпа ей только приснилась, а вот все остальное, к сожалению, сном не было. Она поднялась, разминая затекшую от лежания на холодной твердой земле спину. Короткий тревожный сон не оправдал ее надежд и не придал сил, а вымотал сильнее, чем весь пройденный за ночь путь.
Насилу затолкав в себя пару пирожков и не почувствовав их вкуса, Дарьяна сгребла остатки в узел и зашагала дальше. Один лес сменял другой, разделяясь лишь непахаными полями и травянистыми лугами.
– Всего день в дороге, а осень здесь не теплая и золотая, а сырая и грязная.
Лес становился все мрачнее и непролазнее. Девушка подумывала развернуться обратно, но кошмарное сновидение гнало вперед.
Голые скрюченные деревья, точно костяные руки, попадались все чаще. Боясь забрести на болота, Дарьяна взяла южнее.
– Что в той стороне? – карт девушка никогда не видела, да и вряд ли бы что-то поняла, попадись они ей. Деревенские всегда ездили только на север, в Лютейный, по накатанной однопутке, а про юг разговоров не вели. Точно и нет там жизни.
К вечеру заметно похолодало. Поднялся порывистый ветер. С севера набежали тяжелые грозовые тучи. Идти дальше в такую погоду в темноте да по незнакомому лесу было опасно. Дарьяна отыскала пышную зеленую елку и свернулась под ней тугим калачиком, пытаясь согреть замерзшие руки и, если удастся, поспать.
“Долго так не протянуть. Осенний ветер заставляет дрожать, точно осиновый листок. Что будет, когда придет настоящая зима? Даже теплящаяся внутри сила не поможет справиться с зимними холодами”.
Зарядил дождь. Сжавшись под деревом, Дарьяна чувствовала редкие холодные капли, просачивающиеся сквозь густую хвою. Зарывшись в фуфайку с головой, она задремала. Среди ночи барабанная дробь успокоилась, но к утру дождь снова припустил с удвоенной силой, оставляя мелкие лужи.
Когда небо прояснилось, Дарьяна вылезла из-под дерева, поймав за шиворот пару струек холодной воды. В дождливую погоду ночевать приятнее на теплой печи, слушая, как стучат тяжелые капли по крыше. На сырой земле под елкой дождь любишь меньше, но вид все равно открывается замечательный. Точно тысячи драгоценных камешков переливались на солнышке дождевые капли, рассыпанные по веткам и траве. Избегая блестящих лужиц и мокрых кустов, Дарьяна отправилась дальше.
Было за полдень, когда она вышла из мрачного леса и уткнулась в желтое, выгоревшее под летним солнцем пшеничное поле. Ветер и дождь сломали тонкие стебли, пригнули пшеницу к земле.
– Есть засеянное поле, должны быть и люди, – всматривалась в горизонт девушка. – Но отчего пшеница не убрана?
Дарьяна подошла ближе, высматривая поздних жнецов, пастухов или стадо коров. Никого не было, но за полем виднелся ряд низеньких избушек. Идти к людям было страшно, но холод, сырость и вздувшиеся от стоптанных мокрых сапог мозоли заставляли храбриться и искать тепла.
Прячась за редкими деревьями, Дарьяна все ближе подбиралась к домам. Не меньше двух десятков избушек – и ни с одной трубы дыма. Лая собак и крика петухов тоже не было слышно.
“Что сказать, когда заявлюсь в деревню? Ходила за груздями и заблудилась?”
В сапогах чавкало. Как бы не старалась Дарьяна обойти лужи, под травяными кочками они не всегда угадывались. Осмелевшая от холода, она осторожно пробралась к ближайшему дому, готовая в любой момент дать деру.
Двор покрывала сухая опаль. Ведра и лопаты были брошены точно среди работы.
Переставляя ноги, осторожно, чтобы не потревожить опавшую листву, Дарьяна нерешительно заглянула в маленькое окно. Слой пыли на стекле не дал ничего разглядеть.
Она покружила вокруг пары домов, вернулась к крайнему, откуда в случае чего проще удрать в лес, и приоткрыла дверь. Заржавевшие петли отозвались с протяжным скрипом. Девушка испуганно отпрыгнула за угол.
Из дома никто не вышел. Тогда она набралась смелости и вошла внутрь. Толстый слой пыли покрывал стол, пару лавок и когда-то беленую, а теперь потемневшую и затянутую паутиной печь. Хозяева давно не появлялись дома, в спешке оставив неубранную посуду на столе. Дарьяна стряхнула пыль с сундука и открыла тяжелую крышку – все добро лежало на месте.
Девушка заглядывала в каждый дом необитаемой деревни, пока на улице не стемнело. Решив заночевать все в той же крайней от леса избе, она обмела паутину с печи, заложила сухих дров, высокой поленницей пристроившихся в углу, и развела огонь. Онемевшие от мокрой обуви и долгой ходьбы ноги начали отогреваться. Сидя за широким пыльным столом и попивая горячий взвар, Дарьяна обеспокоенно выглядывала в окно.
“Кто здесь жил и почему бросил свой дом? Может, им, как и мне, пришлось срочно убегать? Но почему всей деревней?”
Тревожное предчувствие клубилось внутри. Она достала из узла несколько мешочков с сухой полынью и разложила по окнам. На полках отыскала соль и толстой полоской рассыпала у порога. От каждого скрипа и шороха она замирала, точно испуганный зверек. Ставня скрипнет или ветер покатит по двору ржавое ведро, девушка уже с ухватом в руках.
Но вскоре заполнившее комнату тепло и горячий ужин сделали свое дело, уставшая Дарьяна задремала на широкой лавке.
Среди ночи она проснулась от ощущения, словно за ней кто-то следит. Она подтянула колени к подбородку, стараясь прогнать тревогу. Из угла послышался шорох.
“Верно, мыши скребутся под полом”, – решила девушка.
Дарьяна поднялась с лавки и закинула в шесток пару сухих дровишек. Пыль с печи поднялась и осела на пол. Шорох снова повторился, а после кто-то громко чихнул.
Не зная, куда бежать и что хватать, Дарьяна сжала ухват и направила на невидимого противника.
– Кто здесь? – придавая голосу уверенности, спросила девушка. На мгновенье она пожалела, что пропищала своим девичьим голоском.
“Нужно было по-молодецки гаркнуть на чихуна. Вдруг он меня не видит и, услышав мужской бас, сбежит? – подкрадывалась на цыпочках к печи, откуда все еще слышалась возня, Дарьяна. – Глупая гусыня, он пробрался за печь. Тебя уж точно разглядел по дороге”.
Источник шума не пожелал долго скрываться и, подтягивая брюки и стараясь не наступить на длинные штанины, вышел на свет. Низенький старичок в не по размеру подобранной одежке, с шапкой набок, изучающе ее осматривал. Длинная седая борода и густые нависшие брови не давали понять выражение лица незнакомца.
– Вы… Вы кто такой? – слегка запинаясь, рассматривала старичка Дарьяна.
– Как это “кто я такой”? – старательно отряхивая рубаху от пыли и сажи, бурчал дед. – Я хозяин этого дома. Главный его оберег.
Дарьяна начала прикидывать в уме, что она знает про обереги, да еще и такие живые.
– Домовой, что ли? – сообразила девушка, стыдливо опуская грозное оружие.
“На домового с ухватом! Вот бабушка бы смеялась! Она их недолюбливала. Все же ведьма. Да плохими не считала”.
– Он самый, – домовой стянул с головы шапку и растерянно огляделся по сторонам, не узнавая родное жилище. – А как жеж… А это что ж…
Он медленно обошел комнату по кругу, проводя маленькой старческой ладошкой по пыльным подоконникам и полкам, выцветшим шторам в мелкую дырочку. Заглянул в сундуки и погреб: все лежало на своих местах. Домовой сел напротив печи, сжимая шапку дрожащими руками, и невидящим взглядом уставился в огонь.
Дарьяна молча вскипятила остатки воды, порезала последний сыр и яблоки. На утро осталось немного меда и черствого хлеба.
Домовой, отрешенно отхлебывая горячее варево, не прикасался к еде.
– Давно вы, дедушка, дома не были? – пыталась разобраться в произошедшем девушка.
– Да кто ж его знает теперь? – качал головой, рассматривал распустившиеся листья кипрея в кружке домовой. – Думал с лучину, а оно, видишь, каким слоем памяти покрылось.
– А последнее что помните?
– Последнее? – задумался нечистик. – Песню помню. У реки кто-то пел, да так красиво. Я собрался было посмотреть, а хозяйская кошка как бросится на меня. Черная такая, мелкая. Мы с ней мирно жили, а тут как взбесилась. Ну, я в свой угол и залез. А потом тепло почувствовал, вот как от моих хозяев. Нос высунул, а тут ты спишь.
Дарьяна стыдливо покраснела, вспоминая, как встретила домового.
– А-а-а, вижу, откуда тепло идет, – поднял глаза и растянул потрескавшиеся губы в печальной улыбке домовой, обнажая ровный ряд мелких зубов. – Дар в тебе живет. Видно, он меня от забытья и воротил. Только отчего ж соседи не всполошились? Искать меня не кинулись? – спрашивал то ли себя, то ли девушку дед.
– Соседей тоже нет, – Дарьяне горько было рассказывать одну печальную весть за другой и видеть, как замирает от каждого слова нечистик.
– Как это нет? Во всей деревне, что ли? – девушка не успела ничего объяснить, как домовой вскочил с деревянной лавки и неверяще кинулся во двор. Он обежал соседние дома, проверил каждый угол каждого дома и, никого не обнаружив, воротился в избу, схватился за седую голову и невидящим взглядом уставился в огонь.
Дарьяна подкинула поленья в печь, сунула в руки домового кружку с парой капель укрепляющей настойки и села рядом, всматриваясь в трескучее пламя.
– Я к полудню сегодня пришла. Поля неубранные увидала, а после и деревню разглядела. Все на местах лежит, да хозяев у вещей нет, – девушка отпила несколько глотков горячего взвара из чашки.
– Как звать тебя, девица? Отчего в такое место нерадостное кров искать подалась? – наконец перестал молча смотреть в печь домовой.
– Дарьяна, – она долго обдумывала, что стоит открыть домовому, а что лучше придержать. Врать нечистику совсем не хотелось. – Судьба невеселая привела, холод и дождь.
Домовые – народ не болтливый, им многое сказать можно. Они, знай, дом берегут, хозяев почитают, в хозяйстве помогают, за детьми присматривают и скотину лечат. В чужие дела нос не суют. С ведьмами, правда, не уживаются. Да с ними вообще мало кто жить может.
– А меня дед Фуха можешь звать, – представился нечистик. – Вижу, дар свой винишь и прячешь. Вон как тускло светит. Он тебе плохого не делал и не сделает.
– А кого ж винить тогда? Себя? Людей? – прижала руки к груди, точно желая прикрыть силу, которой всю жизнь стыдилась, Дарьяна.
– Может, и людей, – пожевал губу домовой. – Да не всех. Глупые и злые везде встречаются.
О проекте
О подписке