Дедушка идет закрывать за папой калитку и передразнивает по пути его походку, бабушка это замечает и, цыкая, грозит ему пальцем.

Я сажусь на стол и снова беру в руки рюкзак. Пахнет папой так, будто он рядом.

На самом деле, я уже пробовала ходить в школу. Точнее, дедушка меня отвел туда раньше на целый год, чем положено.

Помню, как мы вошли в коридор, где было много детей. Они бегали по этажам, громко кричали и смеялись. Мы тогда зашли в кабинет, где сидела тетя с ярко-красными неестественными волосами, потом, дедушка мне сказал, что это директор, и перед ней себя нужно хорошо вести. Она спросила у меня имя, и сколько мне лет, деловито покачала головой, и попросила рассказать любое стихотворение, которое я знаю. Тогда я вспомнила «Парус» Лермонтова, это стихотворение мне всегда читала Бабари перед сном, если я оставалась у нее на ночь. Я выпрямила спину и громко начала рассказывать:

Белеет парус одинокий,

В тумане моря голубом,

Что ищет он в краю далеком,

Что кинул он в краю родном?

Директор сначала очень внимательно слушала меня, но потом в кабинет кто-то постучал, а затем дверь приоткрылась, и втиснулась очень худая тетка в черном платье с большим слоем красной помады на тонких-претонких губах. Она начала что-то спрашивать у директора, и я заметила, что та меня больше не слушает, она смотрела на эту тетку, похожую на скелета, и разговаривала только с ней. Конечно, мне стало обидно, ведь я ужасно старалась, поэтому в ту минуту я сделала то, что казалось мне единственно правильным. Я громко откашлялась и посмотрев на эту скелетину и сказала:

– Вы что, не видите, что мы разговариваем? Так же невежливо!

Директор аж подавилась в тот момент. Она тут же посмотрела на меня и водя пальцем в воздухе, будто желая погрозить мне, прерывисто произнесла.

– Ты почему так разговариваешь? Заметь, она тебя старше, а старших нужно уважать. Разве не так?

– Она же меня не уважает, хоть я и младше, -буркнула я и быстро перевела взгляд на дедушку. Готова поспорить, он был готов в тот момент провалиться под землю. А потом директор что-то сказала ему, и мы вышли из кабинета. Всю дорогу до дома дедушка молчал, а потом когда мы пришли домой, устроил мне ужасную взбучку.

Он кричал на меня, что таким людям приходится в жизни очень тяжело, а потом кричал на бабушку, еще дольше чем на меня. Говорил, что я вырасту такая же как моя мать, а потом ушел в комнату и хлопнул дверью так, что та чуть не оторвалась с петель. Бабушка села на стул и заплакала, а когда я посмотрела на нее, сказала, чтобы я шла спать. А я не могла уснуть. Дедушка сидел в своей комнате, и оттуда доносились звуки его любимого романса «Ничя ка мисячна». Он слушал его всегда, когда ему было больно. Я это знала, но не знала, что делать мне, потому что было очень обидно, что меня никто не поддержал. Разве я поступила неправильно? Разве они не должны наоборот гордиться мною, что я такая бесстрашная? Моя мама тоже была бесстрашная, разве поэтому плохо быть такой как она?

Через четыре дня мы снова пойдем в школу, и я боюсь, что все получится, как в тот раз, поэтому беру свой новый рюкзак и кладу его рядом с собою на подушку. Буду лежать с ним, пока папа не выветреется.

Сережа-невлюбляка

Наконец этот день наступил. Первое сентября. Пока еще не могу понять, страшно мне или нет. Бабушка сказала, что папа приедет с утра за нами, и мы все вместе поедем в школу. Линейка в восемь тридцать, а сейчас время- ровно восемь, поэтому я уже целых тридцать минут сижу на кухне и жду папу. Бабушка не разрешает идти во двор, говорит, что испачкаюсь там, придется переодеваться, и тогда мы точно опоздаем.

– Вот вечно твой отец опаздывает, сейчас бы давно уже ушли без него, – недовольно ворчит дедушка.

– А я не пойду без него, он обещал-кричу я.

– Вот опоздаешь в первый день, то-то неприятно будет, когда будешь ходить и место себе среди ребят выискивать, которые уже давным давно построились.

– Неприятно, когда все с мамами и папами придут, а я без папы, – отвечаю я и смотрю в потолок.

Дедушка замолкает, и за него вступается бабушка.

– Дед дело говорит, зачем его ты его расстраиваешь? Он переживает ведь за тебя, не видишь разве?

– Вижу, – под нос говорю я и прислушиваюсь к каждому звуку, чтобы не упустить момент появления машины.

– Иди на порожках постой, как раз увидишь, как подьедет, – снисходительно предлагает бабушка, видя, как я волнуюсь.

– А можно?

– Можно, только в грязь не лезь смотри, вчера после дождя все грядки размыло, тебя потом от грязи до следующего сентября не отмоешь, -грозит бабушка.

– А что, тогда уже будет третий раз в первый класс, сама говоришь, что Бог троицу любит.

– Быстро на улицу, -шикнула бабушка.

Я передразнила ее, пока она не видит, и вышла на порог. В виноградных листьях сидел Чб и высматривал пролетающих над гаражом воробьев. Дул ветер, и от него пахло пылью и осенью. Все яблони уже давно отцвели, и только старая антоновка, что росла за душем подставляла солнцу свои зеленые бока. В груде бревен, что лежат у сарая, уже сновали галки и вороны, выискивая упавшие яблоки, и громко каркали, обнаружив что-то съестное. Я решила немного нарушить запрет бабушки, и пойти в виноградник, чтобы погладить Чб перед школой, но даже не успела спустить ногу с последней ступеньки, как тут же услышала.

– И не вздумай! Проглядела? Отец приехал.

Ба перевела взгляд на калитку. И правда, папа приехал. Я махнула ему рукой, а он крикнул.

– Садитесь все, сейчас опоздаем.

– Ты посмотри, боится опоздать, – проворчала бабушка под нос, – Вов, иди быстрее, поехали.

Папа посигналил нам, и мы наконец покинули двор. Всю дорогу бабушка трогала мои банты, проверяя, ничего ли не растрепалось, и мне казалось, что она сейчас растрепет их намного быстрее, нежели я.

– Ну что, ты уже почти ученица? – подмигнул папа, и придерживая левой рукой руль, просунул правую на задние сидения.

– Элла Ивановна, помогите чуть.

Что-то зашуршало, и через секунду папа протиснул к моему сидению большой букет розовых пионов. От него пахло настолько замечательно, что я даже не могу описать этого.

– Спасибо, па, – улыбнулась я и, сжав букет крепче, уткнулась в окно. По улице шли толпы детей с гладиолусами, хризантемами и розами. Нескончаемый цветочный поток, который, судя по времени, опаздывал так же как и я.

– А почему Бабари не поехала? – спросила я у папы.

– Она не очень хорошо себя чувствует сегодня, но она от всей души просила тебе свои поздравления.

– Ну ладно, -я вздохнула.

Мы уже подьезжали к повороту школу, и я услышала, как дедушка ерзает на сидении.

– Вов, ты что, боишься в школу идти? -засмеялась бабушка.

– Ничего я не боюсь, скажешь то же глупости какие. Паркуйся здесь, Саш, оттуда потом не развернешься.

Папа поставил машину, и мы начали выходить. Сначала вышел дедушка, и помог выйти бабушке, а потом вышел папа, и помог выйти мне. Улица была еще шумнее, чем она казалась из окна машины. Мы двинулись к школе, вместе со всем этим суетящимся потоком, в одной руке я держала букет, а в другой папину руку, а потом он ее убрал, потому что ему стал кто-то звонить. Я спросила у него кто это, а он куда-то отвернулся и сказал куда-то в сторону «да это так, с работы». А может и еще что-то сказал, но я ничего не услышала, потому что было очень шумно, особенно по мере того, как мы подходили к школе. В воротах творилась суета, дети с родителями втискивались по очереди в калитку, и осматривали в панике школьный двор, желая отыскать табличку с буквой своего класса. Посередине школьного двора прямо перед клумбой стояло четыре микрофона, две женщины и два мужчины. Когда стихла музыка, они стали громко объявлять присутствующие классы, и показывать рукой направление, где строится та или иная шеренга. Наконец объявили.

– 1А!

– Это же твой! Ну ка быстро ищи их глазами, ну ка, – начала причитать бабушка и выглядывать во все стороны.

– Да успокойтесь вы, Элла Ивановна, вон же они все стоят, – сказал папа, встав на цыпочки, а потом взял меня за руку, и пригнувшись, провел к шеренге ребят.

Они все тут же на меня посмотрели, точнее на моего папу. Он у меня молодой и красивый, в ту минуту я им ужасно гордилась. Поставив меня рядом со светловолосой девочкой, он махнул мне рукой и посмотрел вперед, чтобы отыскать бабушку с дедушкой.

– Стой, ты куда? -шепнула я ему и схватила за рукав.

– Никуда я не ухожу, туда встану подальше, не с ребятами же мне стоять.

Он еще раз помахал мне, и стал пробираться сквозь толпу.

Я быстро оглядела всех ребят, что стояли рядом со мною. Они также как и я вглядывались в толпу, чтобы отыскать взгляд мамы или папы, чтобы не было страшно. Мальчик, который стоял от меня справа, постоянно чихал и вытирал нос рукавом белой рубашки. «Хорошо, что его мама этого не видит» – подумала я и вздохнула. Музыка затихла, и женщина, которая стояла посередине, взяла в руки микрофон. Я встала на носочки, чтобы разглядеть ее, но это никак не получалось, хотя мне она почему-то понравилась. Или ее голос, мягкий и приятный, не как у крикливой тетки из детского сада, о котором даже вспоминать не хочется.

Вдруг я услышала странный шорох прямо рядом со мною. Звук был очень знакомым и понятным. Это конфетные фантики. Я вытянула голову как жираф, и стала высматривать, что происходит. А происходило вот что! Мальчик в темно-зеленом клетчатом костюме, стоящий через пару ребят от меня, в разгар директорской болтовни, вытягивал из карманов своих брюк маленькие конфетки, и тихонько угощал всех девочек из нашего класса. И все бы ничего, но в конце у него осталась только одна конфета, и вертя ее в руках, он оглядел всех, кто стоял рядом с ним, и стал разворачивать конфету. «Сейчас он даст ее мне!» подумала я, и уже хотела было протянуть руку, но тут он взял и положил себе эту самую конфету себе в рот! Мне было ужасно обидно, я сделала шаг назад, и проследив, что никто из учителей на меня не смотрит, аккуратно сделала два шага в его сторону, прячась за спины детей, а потом тихо толкнула в плечо этого самого доброго мальчика.

– Эй! Ты почему мне конфету не дал! Я вообще-то тоже из твоего класса!

Девочка, стоящая впереди меня, обернулась ко мне и поднесла палец к губам, а тот самый мальчик сделал шаг назад и испуганно посмотрел на меня, а потом шикнул.

– Ты что орешь?!

– Будто повода нет! -передразнила его я, -всем девчонкам конфету дал, а мне нет! А теперь они у тебя и вовсе закончились! Отличная история, получается!

– Да не ори ты, сейчас поищу. Он полез в карманы и начал искать, а я все это время стояла и выжидающе глядела на него, изредка посматривая, не смотрит ли кто на нас. Тут он все-таки достал маленькую барбарисовую конфетку с изрядно выцветшим фантиком.

– Держи, нашел, -довольный сказал он и протянул мне конфету.

– Ну, спасибо, а тебя как зовут-то? – спросила я, разворачивая обертку.

– Сережа, а тебя?

– Меня- Аксюта, я сюда с папой пришла! -гордо сказала я, и посмотрела на него.

Он шмыгнул носом.

– Понятно, а я не знаю, где мой папа, мама про него никогда не говорит. Мы живем с мамой и бабушкой. Они тоже очень хорошие.

– И ты не хочешь узнать, кто твой папа? – удивленно спросила я.

– Может хочу, а может и нет, не знаю. А твой папа хороший?

– Хороший, но, -я замолчала на минуту и опустила глаза вниз, – он тоже со мною не живет. Я с бабушкой и дедушкой, у нас огород большой, и кот.

Он улыбнулся.

– Я люблю котов, только у мамы аллергия на них, потому она не разрешает заводить.

– Уу, жалко.

– Наверное.

Тут все начали аплодировать, и заиграла музыка. Я испуганно протиснулась обратно на свое место, и под музыку вышел высокий мальчик, старшеклассник, а на его плече сидела маленькая девочка, которая держала в руках колокольчик, и звенела им так, что его было отчетливо слышно даже на фоне музыки. Они сделали круг вокруг клумбы, и потом все стали им хлопать. К каждому первому классу подошли учителя, и мы все вместе пошли наверх. Наша учительница показалась мне очень доброй, она все время улыбалась, поправляла девочкам банты, прямо как моя бабушка, а мальчикам одергивала галстуки и бабочки. Наверное, она хотела, чтобы в этот день мы были очень красивыми. А потом она сказала тихо и спокойно:

– Ребята, идем за мной, наш кабинет на втором этаже. Постарайтесь не шуметь, и не сбивать друг друга с ног, потому что мы с вами не одни.

Так, нестройным рядом, мы пошли наверх, а в кабинете сразу сели парами. Я села с Сережей. Учительница обвела класс глазами, а потом сказала, что пока мы можем сидеть так, а потом она рассадит по-своему, если вдруг решит, что чье-то соседство мешает уроку. Надеюсь, это будет не наше. Потом она еще раз сказала, какие учебники приносить в понедельник, и сколько будет уроков, а еще написала на доске, что номер нашего кабинета 14, и мы будем учиться в нем целых четыре года. Потом она сказала, что ее зовут Эмма Борисовна, и что если мы будем хорошо себя вести, то обязательно подружимся с ней, а потом каждый из ребят по очереди сказал ей свое имя. У нас были и Никиты, и Маши, и Насти, и Саши.

Когда знакомство подошло к концу, мы подарили Эмме Борисовне наши огромные букеты, и я сразу подумала, как же она пойдет с ними домой? Было бы хорошей идеей оставлять все цветы в коридоре, стройными рядами, в больших вазах. Тогда у школы бы на один день появлялся собственный цветочный коридор, разве это не здорово?

Наконец, дарение цветов закончилось, и мы стали спускаться вниз по лестнице. Я видела из окна, что папа стоит рядом с бабушкой и дедушкой у клумбы. Бабушка и дедушка смотрят в окно, и наверное, высматривают меня, а папа то оборачивается и бросает быстрый взгляд на ворота, то на часы. То, что он такой занятой, можно простить или нет? А оправдать?

После школы бабушку с дедушкой мы отвезли домой, а с папой поехали в кафе. Правда, всего лишь на час, но мне и этого хватило. Мы ели пиццу, и папа рассказывал школьные истории, говорил, что он хорошо учился, и что я должна равняться на него. А я рассказала ему о том, как год назад в диване нашла его дневник за восьмой класс, и там не было ни единой страницы без красной учительской ручки. То он разбил стекло, то подложил кнопку учителю, то во время доклада про собак начал лаять на уроке естествознания. Словом, Бабари вызывали в школу так часто, что им следовало бы жить хотя через дом от нее. После моей истории, папа посмеялся, и больше не говорил про примерное поведение.

Когда я оказалась дома, то сразу собрала на понедельник портфель. В одном отделении был пенал с ручками и карандашами, в другом- тетрадки и учебники, а в третьем пока было просто свободное место. Хотела положить туда тетрис, но бабушка категорически запретила его брать, потому в школе надо учиться, а не в игры играть. Может она и права.

Когда мы уже спали, я что-то слышала. Только не знаю, нужно ли мне было это слышать.

Сначала ночью кто-то позвонил в звонок. Я высунула голову из одеяла так, чтобы меня было не видно, а мне было видно все, и посмотрела в коридор. Дедушка наскоро надев плащ, выбежал на улицу, его не было около десяти минут, потом он вернулся, и минуты две спустя снова вышел, и сразу же пришел обратно. А потом позвал бабушку, и они пошли на кухню. Вот тогда я и услышала голоса.

– Вов, кто там был?

– Виктор Федорович приходил, совсем плох стал. Говорил, что в его доме воды невкусная, и попросил нашей.

– Из-за воды шел пешком с другого конца города?

– Видать так, Римме, говорит, не стал звонить, боится, что ругаться начнет.

– Да такая как Римма только ругаться и умеет! Довела человека до сумасшествия, а сама улыбается ходит, Аксюта верит, уши расставляет. Знаю я этих людей.

– Элл, не начинай. Сам устал… Такой человек был, лучший ветеринар в городе. А сейчас ходит… вода невкусная у меня говорит, черт бы побрал.

Потом бабушка заохала и они закрыли дверь. Дальше я совсем ничего не слышала, и потому не знаю, что сказать. Виктор Федорович хоть и был моим вторым дедушкой, но я видела его только два раза в жизни, а Бабари видела больше. Раз пятьдесят, наверное. И все это время она была хорошей.

Либо бабушка с дедушкой что-то не говорят мне, либо Бабари просто обиделась на второго дедушку за что-то. Вдруг он ей сделал больно, и поэтому она так? Они же любили друг друга когда-то, иначе бы не появился мой папа.

Или нет?

День, утонувший в чернильной краске.

Стоял октябрь, и с деревьев уже падали листья, прямо как четыре года назад, на 1 сентября. За это время не происходило вообще ничего интересного, и поэтому даже рассказать было нечего. Я привыкла к школе, и даже научилась себя хорошо вести там. Если не считать, конечно, случая, когда я вылила Штрыну клей на волосы, и они у нее все слиплись. Но тут она сама напросилась, нечего было смеяться при всех над моей поделкой с урока труда. Я и сама знала, что поделка, мягко говоря, получилась совсем некрасивой. Шишки покосились, и были похожи не на человечков, а на уродливые коричневые тучи, а листочки, которые должны были изображать траву, получились и вовсе как какие-то кривые зеленые кляксы. Словом, я и сама знала о том, что это явно был не шедевр, но к чему смеяться над ним?

Вот и мне было непонятно, поэтому она и получила. На самой деле, все остальные ребята были хорошие, а с некоторыми из них мы даже живем рядом, и потому каждый день ходим из школы вместе домой. Например, с Юлькой, Катангенсом, которую на самом деле зовут Катя, просто мы подумали, что называть ее так будет намного лучше, Савкой-якутом, Кириллом-клюшкой, которого все так называли потому, что он был очень высокий, прямо очень-очень, а еще молчал постоянно, куда бы мы ни шли.

В такие осенние дни мы с ними бегали после школы на заросший парковый пруд. Садились на деревянные спилы, которых там было разбросано целое множество, и играли в казаков-разбойников. Если честно, у меня не очень хорошо получалось прятаться, потому что каждый раз, когда я пряталась, я тут же начинала бояться, вдруг меня не смогут найти, и разойдутся по домам, а я буду стоять еще целый час, выжидая моменты своего раскрытия. Это будет очень обидно. Поэтому, спрятавшись, я начинаю проверять, ищут ли меня, и поэтому меня замечают и быстро находят, но это лучше, чем вообще не найтись. Хоть и не так интересно. Поэтому больше всего я люблю, кода мы садимся у берега и, выдергивая из середины тетрадки по листу, делаем кораблики, а потом запускаем их в пруд к сонным наевшимся уткам. А сейчас, осенью, можно даже листы не дергать. Мы берем опавшие кленовые и дубовые листья, вставляем сквозь них зубочистку, а сверху нее еще один листочек, только маленький, например березовый. Такие корабли получаются намного интереснее. Да и у меня они выходят получше чем та злополучная школьная поделка.

Поэтому сегодня, собираясь в школу, я, прихватила с собою побольше зубочисток, чтобы поделиться с ребятами, если вдруг у них не хватит. Планировался огромный корабельный заплыв.

– Куда все зубочистки делись? У тебя что, зубов как у крокодила? – кричит из кухни бабушка.

Похоже, она заметила нехватку зубочисток. Хоть и спустя неделю.

– Может это дедушка взял, почему я?

– Потому что у дедушки вставная челюсть вон в чашке плавает, и в зубочистках явно не нуждается.

– Тогда я брала.

– Зачем тебе?