То есть как колоться ссаным баяном – так смерть не страшна, а когда от тебя требуется-то всего лишь по времени пить таблетки и трахаться в резинке – сразу смерть на горизонте виднеется? Так, что ли?
Ромкина мама, всегда казавшаяся мне ослепительно, почти неприлично красивой, сейчас напоминала серый памятник скорбящей матери. В каждом городе такой есть. Значит, реалистично их делают, эти памятники.
Какого бы циника я из себя ни изображал, а самое страшное в этом гребаном мире – быть отверженным. Никому и никогда не добиться стопроцентной независимости. Ты всегда будешь прикидывать, а не пошлют ли тебя куда подальше с твоей заразой и чудовищной перспективой лимфомы и туберкулеза.
Хотя в семь лет, когда я пошел в школу, я, честное слово, не собирался еще ни с кем заниматься сексом, да и наркотики в этом возрасте обычно не принимают. Но ведь все эти квохчущие над своими здоровыми детьми родители уверены, что я только и думаю, как передать свой гадкий вирус их чадушкам – а ну как покусаю, или поцарапаю, или еще что? Они находятся в перманентной истерике по поводу ВИЧ, поэтому никогда не услышат, что так он не передается.
Я тут прочел, что он сказал перед смертью, мол, «Над пропастью во ржи» – ошибка. Ну да, конечно. Ошибка. А ничего, что благодаря этой «ошибке» я, может, до сих пор жив? Иначе же таким, как я, нам только вздернуться. Ну, или как там, Холден? Оседлать атомную бомбу?