ГЛАВА 1

– Я сказала “нет” и вот… – она осеклась, не зная, как продолжить. И нужно ли продолжать? И так все понятно.

В комнате повисло потрясенное молчание. Подруга ничего не говорила, только смотрела на нее с суеверным ужасом. И еще… с жалостью?

Дженни стиснула кулаки.

– Прекрати! Не нужно меня жалеть!

Вэл отвела глаза.

– И что ты будешь делать?

В ее голосе звучало потрясение. Для тихой домашней девочки Вэл лишиться поддержки семьи и родных, получить клеймо изгоя – страшнее, чем оказаться искалеченной.

Рыжая волчица упрямо встряхнула головой.

– Жить. Учиться. Работу найду. Наладчики стационарных чар нужны везде. Я все равно не хотела возвращаться в Синие горы. Там так скучно…

Ложь. Она хотела вернуться в стаю. Не представляла иной судьбы, только рядом с волками Маккензи. Сердце сжимало от тоски и страха перед будущим. Нет ничего завидного в доле изгнанника. Один на один с обстоятельствами, невзгодами, озлобленным миром. Без клана, каменной стеной стоящего за спиной, но с выжженным на руках клеймом отступника, которое ставят только за самые гнусные преступления.

И не объяснишь каждому встречному, что свою метку ты получила незаслуженно, несправедливо, по вине самонадеянного мальчишки.

Не послушают. Она и сама не стала бы слушать раньше.

Дженни было страшно.

Она уже не раз пожалела о своем импульсивном отказе у алтаря. Наверное, Чарли был бы не худшим мужем. Наверное, Дженни однажды даже сумела бы простить его за предательство.

Но все уже случилось. Ничего не исправить, и нет смысла плакать. Даже если очень хочется.

– Думаю, придется перевестись, -призналась девушка.

– Что?! – Вэл вздрогнула. – Перевестись? Куда? Зачем?!

– В Вестфилдский магтехнологический колледж.

Дженни оживилась. Да, половину вчерашнего дня она потратила на слезы и сожаления. Но когда истерика пошла на спад, ей удалось не только успокоиться и взять себя в руки, но и придумать отличный план действий.

– Мое обучение в Аусвейле оплачено до конца года. Маккензи я или не Маккензи – уже не важно. За этот год я должна набрать максимальное количество баллов по всем предметам и стать лучшей. Сейчас я в десятке, но первое место даст мне право претендовать на стипендию в Вестфилде. Образование, конечно, не такое престижное, как в Аусвейле, но оно востребовано. Без работы не останусь.

План Б подразумевал поиск работы, но он не нравился Дженни. Кому она будет нужна с двумя курсами общей магической подготовки, без специализированных знаний? Разве что секретарем возьмут.

А она, определенно, способна на большее.

– Уедешь… – расстроенно пробормотала Вэл. – А как же я?

Дженни со вздохом обняла подругу.

– Я тоже не хочу переводиться. Но в Аусвейле мне полную стипендию не получить.

На дотацию претендовать можно. Обучение Дженни, как отличницы, и так частично покрывалось из фондов. Но все квоты на бесплатные места в самом престижном учебном заведении империи давно выбраны.

Нет, как ни больно бросать все, к чему уже приросла сердцем, все же придется покинуть и кампус, и шумный, бурный, кипящий жизнью Нью-Эбор. Если Дженни и увидит снова ночные улицы в россыпи неоновых огней, строгие шпили академии и хмурое небо над заливом, то лет через пять, не раньше. Когда получит диплом и приедет искать работу.

Одно хорошо. Уехав на другой конец страны она будет избавлена от необходимости регулярно видеть Чарли. И Раум больше не сможет ее преследовать.

Отчего-то от последней мысли стало еще грустнее. И слезы снова подкатили под горло.

– А может… – сильфа замялась. – Не говорить им?

Умолчать, скрыть от Маккензи правду о том, как Дженни отказалась выполнить приказ будущего главы стаи? Упросить Чарли не сообщать родным? И пусть продолжают платить…

– Нет, – скривилась девушка. – Во-первых, это нечестно. Они же думают, что я потом вернусь и отдам долг, работая для клана.

Охранные чары по периметру поселка то и дело давали сбой. Да и освещение, водоотвод – все это давно нуждалось в обновлении. Но установка и наладка новых чар стоила недешево, поэтому Маккензи ежегодно вызывали специалиста из ближайшего городка, чтобы тот подправил старое плетение где можно и влил энергии.

– Вот выучишься, и устроишь нам все по последнему слову магии, – шутил Оуэн Маккензи, когда Дженни, вернувшись летом на родные земли, завела разговор о замене.

“А во-вторых, они все равно узнают, когда я приеду летом”, – повисли в воздухе несказанные слова.

Что скажет мама, когда узнает, как облажалась ее единственная дочь?

Два выжженных клейма на тыльной стороне ладоней – перечеркнутый круг. Знак для любого волка, что перед ним отступник. Изгой, нарушивший законы клана. Дженни нервно покосилась на лежащие на столе тонкие шелковые перчатки, которые стянула, чтобы продемонстрировать подруге свое несчастье. Глупо, но снова захотелось надеть их. Ощутить пальцами тонкую ткань, спрятаться за ней от неприглядной реальности.

– Так что буду работать и копить деньги, – с преувеличенным энтузиазмом закончила девушка. – Кстати, надо бы продать билеты. Не знаешь кого-нибудь, кто купит их за нормальную цену?

Вэл склонилась, вглядываясь в два плотных прямоугольника с тиснением.

– Это же… это…

– Ага!

– “Нежные упыри”, – зачарованно пробормотала сильфа название, заставляющее девичьи сердца сладко сжиматься. – Первый концерт после воссоединения! – она вскинула голову и неверяще уставилась на подругу. – Ты продаешь билеты на “Упырей”?

– Продаю, – небрежно кивнула Дженни.

Жалко, конечно. Но от воспоминания каким путем они ей достались, накатывала легкая брезгливость. Кроме того, золото ей сейчас нужно куда больше музыки. Вряд ли Маккензи захотят поддерживать изгнанницу деньгами, а жить на что-то надо.

– Я куплю их! – заявила сильфа. – И по полной цене!

Она решительно потянулась за чековой книжкой и выписала чек на тысячу золотых.

Дженни поперхнулась.

– Вэл, ты что делаешь?!

Неправильно брать с друзей деньги за подобные вещи. Тем более что тысяча за два билета – это слишком много. Даже сейчас, за несколько дней до концерта, можно купить вдвое дешевле.

Опять Валента за старое! В первые недели их дружбы сильфа то и дело порывалась заплатить за свою куда более стесненную в средствах подругу, но Дженни пресекала это решительно и с большим недовольством.

Она не нищая и не собирается паразитировать на Вэл!

– Покупаю билеты, – подруга сцапала оба прямоугольничка и подтолкнула чек в сторону Дженни. – Возьми! Возьми, я все равно их уже забрала и тебе не верну! Мое!

– Ну ладно, – вздохнула девушка, пряча чек в кошелек.

– Вот и хорошо, – сильфа хитро улыбнулась. – Кстати, я ненавижу ходить на концерты в одиночестве. Сразу чувствуешь себя неудачницей.

– Так возьми с собой кого-нибудь. Там же два билета.

– Возьму, – тоненький пальчик, уперся в грудь Дженни. – Ты идешь со мной, и это не обсуждается!

***

– Дженни!

Оборотень возник внезапно, словно вырос из-под земли. От неожиданности девушка вздрогнула и шарахнулась в сторону.

Подловил все-таки! За последние несколько дней Чарли уже раз пять порывался поговорить с ней, но Дженни успешно избегала встречи.

– Погоди, не беги! Надо обсудить то, что случилось.

– Нечего обсуждать, Маккензи, – ответила Дженни, стараясь, чтобы голос звучал безразлично и ровно.

– Дженни… – он сглотнул. – Ты понимаешь, я не хотел! Я никогда не думал…

На его красивом открытом лице застыло несчастное, виноватое выражение. Как у пса, который ластится, выпрашивая прощения. Аж язык зачесался ответить что-нибудь вроде: “Ты вообще редко думаешь”, но девушка сдержалась.

Зачем? Что это даст?

Она смотрела на Чарли и не чувствовала даже злости. Только удивление: как она могла столько лет не понимать очевидного? Не замечать, что герой ее грез – обычный мальчишка. Трусоватый, хвастливый, незрелый и слабый.

Да, слабый. Это не бросалось в глаза в стае, где все волки по умолчанию принимали его, как вожака. Но здесь, в большом городе, в окружении тех, для кого имя Чарльза Маккензи ничего не значило, он терялся. Превращался из сильного и великодушного альфы в неуверенного в себе паренька с большими амбициями. Конечно, для него, привыкшего ко всеобщему уважению и послушанию, это было обидно. Не зря Чарли из кожи вон лез, чтобы доказать сокурсникам, чего он стоит.

И жизнь Дженни стала жертвой на алтаре раненого самолюбия мальчишки.

Он еще что-то лепетал, доказывал, бормотал, что все исправит. А она молчала. Просто молчала и смотрела, и под ее взглядом оборотень все больше смущался. Прятал глаза, заговаривался и терял мысль. И, кажется, уже сам был не рад этой встрече.

– Все уже случилось, Чарли, – со вздохом сказала девушка, прерывая невнятный поток оправданий и извинений. – Ничего не исправить.

– Ты меня ненавидишь, да? – горько спросил оборотень.

– Нет.

Ненависть – сильное чувство. А у Дженни не осталось для Чарли сильных чувств.

Девушка обошла его по широкой дуге и продолжила путь к учебному корпусу. В спину понеслось: “Подожди! Дженни, послушай, я… Скажи только слово и я… ”

– … и я все исправлю, – тихо закончил оборотень, глядя ей в спину, блестящими от влаги глазами.

Она не обернулась. Так и шла по аллее – платье в зеленую клетку, рыжее пламя распущенных волос и гордо выпрямленная назло всем невзгодам спина. Чарли провожал ее взглядом и чувствовал, что теряет. Необратимо и безвозвратно, с каждой минутой, с каждым шагом она становится все дальше. Подруга по детским играм, первая любовь, его маленькая Дженни, всегда готовая поддержать и восхититься, уходит из его жизни.

Оборотень стиснул кулаки.

– Я все исправлю, слышишь! – выкрикнул он. – Соберу совет клана, скажу им…

Но и тогда она не обернулась.