Christine Webb

The art of insanity

© 2022 by Christine Webb

© Д. Раскова, перевод на русский язык, 2024

© Издание на русском языке, оформление. ТОО «Издательство „Фолиант“», 2024

Всем, кто принимает на себя вызов ментальных расстройств. Вы герои. Продолжайте свою героическую борьбу

Дорогой читатель

Я искренне надеюсь, что придумала и воплотила на бумаге историю, которая тебе понравится. В ней много милого и забавного, например смешной мопс – лично мой любимчик. В ней есть место дружбе и любви, а персонажи оказываются в поистине сложных ситуациях.

Но есть в моей истории и грустные моменты. Тебе предстоит столкнуться с размышлениями о суициде и психических расстройствах. В своей книге я постаралась представить психические заболевания и ментальные расстройства во всех тонкостях и со всем уважением к персонажам, которые ими страдают, точно также, как следует относиться к людям с подобными заболеваниями в реальной жизни.

Для создания характера главной героини, Натали, я вынуждена была опереться на собственный опыт жизни с биполярным аффективным расстройством, а также на рассказы друзей с нарушениями психики. И хотя история Натали частично напоминает мою собственную, это ни в коем случае не означает, что один человек имеет право говорить за всех людей, когда-либо боровшихся с этим расстройством. Если кто-то из ваших близких страдает биполярным аффективным расстройством, их опыт может очень сильно отличаться от опыта Натали. Никакая даже самая подробная книга не сможет передать полную картину жизни с ментальным расстройством. Перед вами всего лишь одна история из многих.

К. У.

Глава 1

Несчастный случай с участием моей машины, который произошел этим летом, не был случаен.

У каждого секрета свой вес, и этот секрет тяжел. Большинство моих секретов совсем легкие. Например, в прошлом году я уронила за диван открытый флакон лака для ногтей. Мама рано или поздно обнаружит лужицу цвета «изумительный лайм» на полу, если, конечно, решит сделать перестановку. Я планирую спихнуть всю вину на кота.

Заметка на будущее: надо бы обзавестись котом.

Так… Как насчет других секретов… Я притворяюсь, что мне очень удобно ходить на высоких каблуках, хотя на самом деле в туфлях я каждый раз натираю мозоли. Из-за травмы лодыжки у меня есть уважительная причина в обозримом будущем носить в школу только кеды. Получается, что у той аварии были хоть какие-то свои плюсы.

Еще один пример. Сейчас в аквариуме моего брата уже не та бойцовая рыбка, которую он попросил меня кормить, уезжая на весенние каникулы. В зоомагазине нашлась почти точная ее копия, да и Брент не сказать чтоб слишком наблюдательный. Покойся с миром, бедный Плавничок.

Видите? Довольно безобидные секреты. Не то что теперешний.

– Натали, – говорит мама, – не забывай, о чем мы говорили… Не стоит рассказывать в школе о… ну ты понимаешь.

Мы втроем завтракаем омлетом по старой доброй традиции первого учебного дня. Брент проснулся пораньше, чтобы его приготовить, хотя он-то закончил школу еще весной, а занятия в двухгодичном колледже начнутся только после обеда. Странно, что мама сегодня предупреждает меня о том, что стоит держать при себе вовсе не тот тяжеленный секрет про автомобильную аварию. По ее мнению, у меня есть тайны посерьезнее.

– Да не буду я никому рассказывать, мам. – У меня пылают щеки. – Можешь передать апельсиновый сок? – Я наливаю себе большой стакан в надежде поскорее закончить этот разговор.

– Я тебе только лучшего желаю. – Мама снимает микроскопическую ворсинку со своего кардигана «Шанель» из секонд-хенда. – Чтобы не возникало лишних вопросов, контролируй, где ты принимаешь таблетку…

– Мам, я все поняла, серьезно.

Мне не удается сохранять спокойствие, и голос меня выдает.

Брент полностью сосредоточился на нарезании омлета. Я вынимаю смартфон и тыкаю в экран, кожей чувствуя злой и неодобрительный взгляд мамы.

– Натали, строчить сообщения за столом недопустимо.

– Я не сообщения строчу. – Показываю маме экран. – Просто поставила себе напоминание: «Никому не говорить, что я чокнутая».

Мамино идеально бесстрастное выражение не меняется, но лицо мгновенно бледнеет. Мне хочется тут же атаковать ее тем, что я услышала вечером перед аварией, но Брент хватает коробку сока и спрашивает: «Кому еще сока? Нат? Выпей еще». Он неподвижно смотрит мне в глаза, доливая сок до краев в мой почти полный стакан. Момент проходит, и я понимаю, что ничего сейчас не скажу.

– Мам? Сока?

– Спасибо, Брент. Было бы неплохо. Витамин цэ лишним не будет.

Напряжение за столом исчезает, Брент обменивается взглядами с мамой. Я знаю, что они оба думают: кризис предотвращен. Мы самая обычная счастливая семья за завтраком.

Едва ли не самое важное, что я узнала от мамы – это необходимость всегда держать лицо. Нашу семью можно сравнить с подделкой под клевое дизайнерское изделие: с виду все идеально, но все же это не оригинальный продукт. Смартфон напоминает мне, что я сегодня не приняла таблетку, но, сделав это сейчас за столом, я невольно спровоцирую второй раунд обсуждений. Я быстро доедаю омлет, чтобы успеть выпить таблетку в машине.

Наконец, оказавшись в одиночестве в моей «новой» пятнадцатилетней «Тойоте-Камри», я достаю из сумки оранжевый пузырек с таблетками. Ставлю его на приборную панель, и выглядит он ничем не лучше облупленного винилового покрытия. Белая крышка, белая этикетка, суровые черные буквы знакомы мне так же хорошо, как бывает знаком какой-нибудь противный родственник. Видеть его нет ни малейшего желания, но он все равно приходит в гости.

Мы играем с пузырьком в гляделки. Так часто бывает, когда приходит время принять препарат.

И пузырек всегда побеждает.

Однажды я перестану это принимать. Или врач отменит, или я сама решу, что медикаментозная поддержка мне больше не нужна. Разумеется, отменять лекарство самой себе – ужасная идея, потому что без этого препарата мой мозг начинает вытворять всякую дичь, например, заставляет меня на полной скорости врезаться в дерево на ночном шоссе.

Я прогоняю эти воспоминания и быстро проглатываю таблетку, прежде чем в памяти всплывают картинки из недавнего прошлого. Я тянусь к переключателю скоростей, но его нет на привычном месте. Ой. В новой машине он возле руля. Я резковато нажимаю на газ, выезжая с подъездной дорожки, но это ничего. Так я быстрее уеду от дома. В последнее время дом – это местечко со странностями. Надеюсь, хоть в школе я буду чувствовать себя нормально.

Ребята и девчонки роятся вокруг одноэтажного кирпичного здания школы, как пчелы возле улья. С виду здесь все как всегда. Учителя открыли почти все окна нараспашку в отчаянной надежде поймать сквозняк и немного проветрить классы. С беседки справа от застекленного входа по-прежнему облезает белая краска. Школьники слоняются туда-сюда в парадной одежде, демонстрируя лучшие версии себя.

Разговаривают ли они обо мне? О том, что со мной случилось? Авария произошла два месяца назад, так что, может быть, о ней уже все забыли.

– О боже, Натали-и-и!

Я не успеваю дойти до входной двери, как меня заключает в объятия Алиса Джексон. В прошлом году мы вместе ходили на физику. (Кажется.) Под ее напором я теряю равновесие и случайно переношу весь свой вес на травмированную ногу. Я морщусь от боли.

– Я так рада, что с тобой все в порядке, – говорит Алиса. – Я дико волновалась. Обновляла «Твиттер» каждые пять минут, ждала новостей о твоем состоянии. И так несколько недель.

Упс. Не стоит недооценивать возможности сети болтунов и сплетников в школе с парой-тройкой сотен учеников. Что там писали про меня в «Твиттере»? Заметка на будущее: купить кота и зарегистрироваться в «Твиттере».

Алиса отстраняется и бегло осматривает меня.

– Говорили, ты чуть не умерла.

Кажется, она немного разочарована, что я не в гипсе с ног до головы. Она не видит шрам на груди от пластиковой трубки, с помощью которой у меня ликвидировали пневмоторакс легкого, или шрам от операции по остановке внутреннего кровотечения. Ей не видны часы физиотерапии, которую мне прописали для борьбы с последствиями хлыстовой травмы шеи и укрепления сломанной лодыжки. Гипс мне сняли всего несколько недель назад. Я оставила костыли в машине, так что их Алиса тоже не видит. Мама заставила меня взять их в школу, но пользоваться ими она не может меня заставить. На уроках все равно в основном полагается сидеть. Алиса не видит часов консультаций с психиатром и психотерапевтом, которые мне пришлось перенести в качестве подготовки к возвращению в школу.

– Я в порядке, – говорю я с улыбкой, стараясь звучать как можно убедительнее. – Правда. Все отлично. Спасибо.

Пока Алиса осматривала меня, стали подходить другие ребята и девчонки, кто-то приветствовал меня снова в стенах школы, кто-то просто глазел. Вокруг нас с подружками обычно постоянно кто-то вьется перед началом уроков, но сейчас я чувствую себя неловко. Сейчас я как цирковое представление, а не как живой человек. Я иду к входной двери.

– Ты хромаешь! – говорит Алиса. – Это ужасно. Дай я помогу тебе с рюкзаком.

Я пытаюсь протестовать, но рюкзак уже свисает с ее плеча.

– Народ, дорогу! У нас тут болит нога!

У меня вспыхивают щеки. Десятки взглядов направлены на меня, и мне хочется провалиться сквозь землю.

– Подождите вы! Со мной все хорошо, серьезно!

Я спешу за Алисой, но травмированная лодыжка все же затрудняет ходьбу. Спасение приходит в лице Сесили, одной из моих лучших подруг.

– Я могу взять рюкзак. Мы с Натали идем на один урок.

Светлые волосы Сесили убраны в кудрявый хвостик, она широко и белозубо улыбается, но взгляд строг и напряжен. Она встает прямо перед Алисой, возвышаясь над ней, потому что на целую голову ее выше, и протягивает руку, чтобы снять с ее плеча мой рюкзак.

Но Алиса не сдается.

– Ты уверена? Мне не сложно…

Алиса поворачивается ко мне, ожидая решения.

– Пусть Сесили возьмет. Так логичнее. И спасибо в любом случае. Поговорим обо всем чуть позже, хорошо?

Я совсем не уверена, что это случится. Мы же даже не подружки, зачем мне вводить ее в курс своих дел?

Алиса неохотно отдает рюкзак Сесили. Та ждет, когда Алиса скроется за углом, и перебрасывает рюкзак мне.

– Сама неси, чудачка, – улыбаясь, говорит она.

Я закатываю глаза:

– Спасибо.

Я благодарна Сесили не только за операцию по спасению моего рюкзака. Наконец-то кто-то ведет себя так, будто ничего не случилось. Как до аварии. Для меня это настоящий глоток чистого воздуха.

– Можешь на меня положиться.

Сесили поправляет хвостик.

Теперь, когда я зашла в здание школы, все считают своим долгом что-нибудь мне сказать.

– Я слышала, ты взлетела на четыре метра в воздух!

– Ты что, правда пролежала в больнице две недели?

– Из-за чего произошла авария? Скажи честно, ты напилась?

– Мы подумали, что ты умрешь, и тогда я положила цветы возле дерева, в которое ты врезалась. Хочу, чтобы ты знала.

– Слава богу, с лицом все в порядке. Можешь еще поучаствовать в конкурсе на звание школьной королевы красоты.

В какой-то момент моей жизни такие фразочки могли бы меня взбодрить и поддержать, но теперь интересы и приоритеты сверстников вызывают во мне отвращение. Они что, всегда были такими поверхностным? И я, что ли, такой была?

Когда я добираюсь до своего шкафчика, мне уже хочется развернуться и поехать обратно домой.

– Бринн, я тебя сейчас убью, – бормочу я, открывая шкафчик. Бринн уже на месте, ждет нас с Сесили. Это еще одна наша лучшая подружка. И она бесспорный победитель в соревновании на звание главной сплетницы в старшей школе. Я почти уверена, что все в курсе подробностей моей аварии именно благодаря ей.

– Я тут ни при чем. – Бринн поднимает руки вверх, слово не несет ответственности за эту шумиху, но в то же время как будто ей совсем не стыдно, что так произошло. – В двадцать первом веке живем вообще-то. Аварию показали в новостях, кадры разлетелись по всему интернету. Моя помощь вообще не понадобилась.

Я дала всем самый жирный повод для сплетен за лето. Как одна из моих лучших подружек Бринн умудрилась сыграть двойную роль: с одной стороны, обладательницы конфиденциальной информации, с другой – заботливой подруги. Столько внимания сразу ее ни капли не смущало.

– Если твоя помощь не понадобилась, это еще не значит, что ты молчала в тряпочку, – дразнит ее Сесили.

– Я вообще ничего не рассказывала. – Бринн выглядит возмущенной, а потом поднимает глаза к потолку, как будто пытается что-то вспомнить. – А если и рассказывала, то совсем чуть-чуть.

Я поднимаю брови, она пожимает плечами.

– Да ладно тебе, Нат. Твоя авария – главная новость школы. Такая трагедия. По масштабу это как развод каких-нибудь селебрити. Я не могла вообще молчать. Люди переживали, надо же было как-то их информировать.

Невозможно было ожидать, что Бринн не станет сплетничать. Это часть ее натуры. У всех есть своя «ахиллесова пята», и быть хорошей подругой – значит любить и принимать человека при любом раскладе.

Сесили достает смартфон.

– Нужно сделать наше ежегодное селфи имени Первого Дня Учебы. – Ее улыбка становится немного тусклее. – Ох, это будет наша последняя такая фотка.

Мы делаем селфи в первый учебный день начиная с шестого класса. Тогда у Бринн появился первый мобильник с камерой в нашей компании. В тот же год мы запретили моей маме фотографировать нас троих на школьном крыльце (это она делала еще, когда мы ходили в детский сад). Не в средней же школе, в самом деле! Мы же уже такие взрослые.

– Скажите «стареем», – говорит Сесили. Мы все улыбаемся, и Сесили несколько раз нажимает на экран. Потом смотрит на получившиеся фото. – У меня волосы дурацкие. Давайте еще раз.

Волосы у Сесили не бывают «дурацкими», но я снова натягиваю улыбку и готовлюсь к паре десятков кадров, которые понадобится сделать, пока Сесили не найдет один подходящий. Бринн начинает кривляться уже на пятом фото. Рядом кто-то шепчется и тычет в меня пальцем. Моя улыбка становится напряженной.

Наконец получается фотография, которая удовлетворяет запросам Сесили.

– Нат, как тебе повезло, что ты натуральная блондинка. Я до фига и больше на мелирование спустила.

Я убеждаю Сесили, что ее волосы выглядят потрясающе. И даже пытаюсь сделать вид, что это наш первый разговор на эту тему.

– Какая сегодня прическа у Брента? Он с муссом уложился или просто феном посушил?

Сесили с прошлого года сохнет по моему брату, и, кажется, тот факт, что он выпустился, не потушил пожар в ее крови. Скорее наоборот.

– Понятия не имею, – отвечаю я. – Ты что, реально думаешь, что я столько внимания уделяю волосам брата? – Я обмениваюсь полными скепсиса взглядами с Бринн. Влюбленности превращают мозги Сесили в лапшу. И стыдно от этого всем, кто хоть как-то причастен.

Подходит Шелли из команды по легкой атлетике, поздравляет меня с возвращением. Мы дружили, пока я не перестала бегать прошлой весной, да и в этом году с травмированной лодыжкой мне явно не до тренировок. А кроме легкой атлетики, нам с Шелли особо не о чем поговорить.

– И где только были все эти люди, когда я в больнице валялась? – шепотом спрашиваю я у подруг. Меня навещали в палате только Бринн, Сесили и моя учительница рисования. Не из школы, а из Виксбургского института искусств, настоящего рая для любого художника в моем родном городке в штате Мичиган. Я занимаюсь с Су Ан один раз в неделю вот уже три года подряд. Она переживала за мое общее состояние, но что-то мне подсказывает, что сильнее всего она была обеспокоена моей мелкой моторикой после аварии. Мне куча всего в жизни плохо дается, но этого ни в коем случае нельзя сказать про рисование. К большой радости для Су, несчастный случай никак не повлиял на мои способности.

У моего шкафчика останавливается парень, которого я не знаю.

– Привет, Натали. Мне жаль насчет той аварии.

Я улыбаюсь и благодарю его. Когда он немного отходит, я поворачиваюсь к Бринн и Сесили.

– Кто это? Мне уже страшновато.

Бринн морщится, как будто копается в базе данных у себя в голове.

– Это Бен Джоунс. Десятиклассник. Встречается с Андреа Сарк. Вроде бы его в прошлом году на экзамене по алгебре поймали со шпаргалкой, но, возможно, это был его брат. Не уверена.

Я пристально смотрю на Бринн. Она еще сильнее округляет свои гигантские голубые глаза.

– Вот уж точно, твою бы энергию да в мирное русло, – произношу я.

Звучит предварительный звонок, до начала урока три минуты. С больной лодыжкой мне ровно столько и понадобится, чтобы дойти до кабинета. Я запираю шкафчик.

– Увидимся за обедом?