– Я тебе нравлюсь? Ты хочешь со мной дружить?
Она кивнула. Настала торжественная минута. Серьезная. Они заключили пакт.
– Ты мне тоже нравишься. Значит, все. Решено. Мы будем дружить. И никто нам ничего не сделает.
Лени кивнула. Она словно лишилась голоса. За весь день не сказала Мэтью и двух слов: боялась опозориться. Они уже не дети, и она понятия не имела, как общаться с парнем-ровесником, особенно если тебе важно, что он подумает.
Мэтью достал из рюкзака коробочку в подарочной обертке и протянул ей:
– Это тебе.
– Подарок? Но у меня же не день рождения.
Трясущимися руками Лени разорвала обертку. Внутри был тяжелый черный фотоаппарат «Кэнон Кэнонет». Лени удивленно подняла глаза на Мэтью.
– Я по тебе соскучился, – признался он.
– Я тоже, – тихо ответила она, понимая, что все изменилось. Им уже не по четырнадцать лет.
Он улыбнулся широко, от души, – как жил: без оправданий, без сожалений, без подстраховки. С первого же взгляда на Тома Уокера становилось ясно, что это за человек, он сам открывался вам.
Алиеска была красива естественной, грубой красотой, как типичная девушка с Аляски, которая на выходных скорее отправится на охоту, чем в кино или по магазинам.
це концов выплакаться, обняться, – но время от времени упоминали то об одном, то о другом, переосмысливали поступки, решения, убеждения, извинялись друг перед другом, прощали. Все это приближало их к тому, кем они были и оставались всегда. Мать и дочь
Отец постарел, на лице прибавилось морщин. Он улыбнулся широко, от души, – как жил: без оправданий, без сожалений, без подстраховки. С первого же взгляда на Тома Уокера становилось ясно, что это за человек, он сам открывался вам. Было сразу понятно: он