Глава четвертая

В то время как Джайна поплыла назад, в Терамор, возвращаясь со встречи с Траллом, с небес хлынул дождь. Вокруг тут же стало холодно и неуютно, однако всем этим неудобствам волшебница искренне обрадовалась: в такое ненастье мало кто отважится выйти из дому. Привязав шлюпку к причалу и слегка поскользнувшись на мокром настиле, она никем не замеченной под прикрытием пелены дождя добралась до потайной двери в башню, надежно укрытой от посторонних глаз волшебством, и вскоре оказалась в своей уютной гостиной. Неудержимо дрожа, она пробормотала заклинание, щелкнула пальцами и развела огонь в очаге, таким же образом высушила одежду и сбросила плащ.

Заварив чаю и наполнив блюдце печеньем, она поставила все это на небольшой столик, устроилась у огня и задумалась над словами Тралла. С виду он казался таким… довольным жизнью. Умиротворенным. Но как он может сохранять спокойствие? Ведь он – в прямом смысле слова – повернулся спиной к собственному народу, а передав бразды правления Гаррошу, практически обеспечил неизбежную войну! Будь Андуин постарше, он стал бы Джайне ценным союзником. Впрочем, юность так мимолетна… Вспомнив об этом, Джайна тут же устыдилась своего минутного порыва: уж лучше пусть Андуин наслаждается юностью сполна, до последнего ее дня!

Ну, а Тралл (то есть, Го’эл – к его новому имени еще привыкать и привыкать) ныне женат. Что это может означать для Орды? Возможно, ему захочется, чтобы после него вождем стал его сын или дочь? Быть может, если Аггра подарит ему дитя, он вновь наденет мантию вождя и вновь станет править Ордой?

– Леди Джайна, а не останется ли печенья и для меня? – пискнули за спиной.

Тоненький голосок принадлежал юной девушке.

Джайна, не оборачиваясь, улыбнулась. Она так глубоко задумалась, что даже не услышала характерного негромкого гудения заклинания телепортации.

– Киннди, печенье ты в любой момент можешь сотворить себе и сама.

Ученица радостно рассмеялась, плюхнулась в кресло напротив, у очага, налила себе чаю и потянулась за вышеупомянутым печеньем.

– Да, но мое печенье – всего лишь печенье ученицы, а ваше – печенье наставницы. Оно всегда намного вкуснее!

– Ну, приготовление шоколадной крошки ты вскоре освоишь, – сказала Джайна, изо всех сил сохраняя невозмутимость на лице. – А вот яблоки уже нарезаешь весьма и весьма неплохо.

– Рада, что вы так думаете, – откликнулась Киннди Искросвет.

Даже по гномьим меркам бойкая, с пышной копной ярко-розовых волос, собранных в хвостики на затылке, она выглядела куда моложе своих двадцати двух лет (а гном в эту пору – еще подросток). С виду ее легко можно было принять за легкомысленную пустышку, серьезности в коей – не больше, чем вещества в сахарной вате, которую так напоминала ее шевелюра, однако во взгляде ее явственно чувствовалась острота ума, разительно противоречившая внешнему простодушию. Джайна взяла ее в ученицы около полугода назад – и, можно сказать, едва ли не против собственной воли.

Вскоре после начала Катаклизма Ронин, возглавивший Кирин-Тор во время Войны за Нексус и возглавлявший его по сей день, потребовал Джайну к себе. Встретившись с ним в Пурпурной Гостиной – особой комнате, куда, насколько ей было известно, можно попасть только через портал, – Джайна обнаружила Ронина серьезным, как никогда прежде. Наполнив пару бокалов искристым даларанским вином, он сел напротив и устремил на волшебницу пристальный взгляд.

– Ронин, – негромко заговорила Джайна, даже не пригубив изысканного напитка, – в чем дело? Что произошло?

– Что ж, давай поглядим, – отвечал он. – Смертокрыл свирепствует на воле, Темные берега поглотило море…

– Я имею в виду, с тобой.

– Со мной, Джайна, все в порядке, – заверил ее Ронин, криво улыбнувшись собственной мрачной шутке. – Дело лишь в… в одной заботе, которой я хотел бы поделиться с тобой.

Джайна слегка нахмурилась, отчего между ее бровей пролегла крохотная морщинка, и отодвинула бокал в сторону.

– Со мной? Но отчего именно со мной? Я ведь не член Совета Шести. И даже больше не член Кирин-Тора.

Некогда наставник Джайны, Антонидас, ввел ее в Кирин-Тор, но после Третьей Войны, когда уцелевшие члены Кирин-Тора решили возродить его вновь, она предпочла остаться в стороне.

– Вот потому-то я и обращаюсь именно к тебе, – пояснил Ронин. – Джайна, все мы многое вынесли. Все были крайне заняты – вели переговоры, строили планы, бились с врагом… и за всем этим совершенно забыли о других, возможно, еще более важных делах.

Джайна озадаченно улыбнулась.

– Победить Малигоса, оправиться после того, как весь мир трясло, будто крысу в зубах мастифа… по-моему, все это довольно-таки важно.

– Так и есть, – кивнул Ронин. – Так и есть. Но обучение нового поколения – тоже.

– Да, но при чем же здесь… ах, вот оно что! – Сообразив, к чему он ведет, Джайна решительно покачала головой. – Нет, Ронин, я бы и рада помочь, но переехать в Даларан никак не могу. У нас, в Тераморе, свои неурядицы. Да, Орда пострадала от Катаклизма не меньше Альянса, однако нам угрожает так много…

Ронин прервал ее, вскинув кверху ладонь.

– Нет, ты меня не так поняла, – сказал он. – Я вовсе не прошу тебя остаться здесь, в Аметистовой цитадели. Здесь нас хватает, а вот в мире – до обидного мало.

– Ах, вот оно что, – повторила Джайна. – Ты… хочешь, чтоб я взяла себе ученика.

– Да. Если ты согласишься. Особо хотелось бы рекомендовать одну юную девушку. Весьма многообещающую, исключительно умную и страстно желающую посмотреть мир за стенами Стальгорна и Даларана. Полагаю, друг другу вы прекрасно подойдете.

Вот тут Джайна действительно поняла все. Поудобнее расположившись на мягком пурпурном диване, она потянулась к бокалу, пригубила вино и добавила:

– А заодно она прекрасно сможет сообщать в Даларан все тераморские новости.

– Ну, полноте, леди Праудмур! Нельзя же всерьез полагать, будто мы бросим столь сильного и влиятельного мага в Тераморе совсем одну.

– Сказать откровенно, я удивляюсь, что ко мне не приставили соглядатая до сих пор.

Во взгляде Ронина мелькнуло раскаяние.

– Кругом полный хаос, – печально сказал он. – Не думай, дело не в недоверии. Нам просто нужно… э-э…

– Сим обещаю и клянусь Темных Порталов не открывать, – с шутливой серьезностью провозгласила Джайна, торжественно подняв правую руку.

Ронин рассмеялся, но тут же вновь сделался серьезен. Взяв Джайну за руку, он заговорщически склонился к ней.

– Ты ведь все понимаешь, не так ли?

– Да, – ответила Джайна. – Понимаю.

При этом она ничуть не кривила душой. До недавних пор все были поглощены одним – стараниями уцелеть. На что-то другое не оставалось ни сил, ни времени: Малигос полагал несомненной угрозой любого мага, который не примкнул к его рядам. Ныне мир раскололся, все прежние союзы распались, а леди Джайна Праудмур – не только могущественный маг, но и всеми уважаемый дипломат…

Джайне вновь вспомнился Антонидас, после долгих назойливых приставаний с ее стороны согласившийся взять девушку в ученицы. Казалось, с тех пор прошла целая вечность. Мудрый и добрый, отчетливо понимавший, что есть добро, а что – зло, Антонидас готов был пожертвовать жизнью, защищая других. Многие годы он вдохновлял ее и воспитывал… Внезапно Джайне отчаянно захотелось вернуть миру долг – все, что ей было даровано. Она вполне сознавала, что обладает немалой магической силой, и теперь, когда дело дошло до этого, решила: пожалуй, передать кому-либо свои познания – идея хорошая. Преподавать другим принципы и практические приемы работы с магией, усвоенные от Антонидаса, особенно если для этого не требуется воссоединения с Кирин-Тором… Да. Пожалуй, самое время: жизнь вообще непредсказуема, а в последние годы – тем более. Как знать, что ждет Азерот в будущем? К тому же ей так не хватает редких визитов Андуина… Быть может, присутствие юной особы оживит сырые древние комнаты башни?

– Знаешь, – сказала она, – мне вспоминается одна юная упрямица, докучавшая Антонидасу просьбами взять ее в ученицы…

– И, насколько мне помнится, из нее кое-что вышло. Некоторые утверждают, будто она сделалась лучшим магом на весь Азерот.

– Мало ли, что говорят.

– Прошу, скажи же, что ты возьмешься за ее обучение, – попросил Ронин, отринув прочь все, кроме полной откровенности.

– Что ж, по-моему, мысль хороша, – твердо ответила Джайна.

– Она тебе понравится, – с проказливой улыбкой пообещал Ронин. – Однако хлопот с ней будет немало.

Да, без хлопот и вправду не обошлось. И не только для самой Джайны, но и для Страдалицы. Вспомнив, как та приняла гномку, Джайна невольно улыбнулась. Опытная воительница из ночных эльфов, Страдалица оставалась при Джайне с тех самых пор, как была приставлена к ней в день Битвы за гору Хиджал, и верно служила ее телохранительницей, есть в этом надобность или нет, если только госпожа не поручала ей чего-либо более деликатного. Джайна не раз и не два напоминала, что Страдалица вольна в любой момент вернуться к своему народу, но та неизменно пожимала плечами и говорила одно: «Леди Тиранда меня от этих обязанностей не освобождала».

Причины такого упорства и преданности оставались для Джайны загадкой, однако тому и другому она была искренне рада.

Однажды Киннди уселась за книгу, а Джайна принялась методически наводить порядок в шкафчике с реагентами, обновляя выцветшие до полной неразборчивости ярлыки, а все потерявшее силу – откладывая в сторону, для уничтожения по всем правилам. Кресла в Тераморе были рассчитаны на людей, и посему ноги Киннди не доставали до пола. Рассеянно болтая ногами и прихлебывая чай, она вдумчиво листала огромный, почти в ее рост величиною, том, а Страдалица тем временем точила меч. Вскоре Джайна краешком глаза заметила, что эльфийка нет-нет да поглядывает в сторону Киннди, причем с каждым разом все раздраженнее.

И вот, наконец, Страдалица не выдержала и взорвалась:

– Киннди! Тебе что, нравится быть такой непоседой?!

Киннди закрыла книгу, аккуратно заложив нужную страницу крохотным пальчиком, задумалась над вопросом и после недолгой паузы отвечала:

– Меня не принимают всерьез. Это нередко лишает меня возможности оказаться полезной. По-моему, это довольно досадно. Таким образом, нет – быть непоседой мне не нравится.

– Ну что ж, тогда все в порядке, – кивнула Страдалица, возвращаясь к прерванной работе, а Джайне, дабы удержаться от смеха, пришлось извиниться и поспешить за порог.

Действительно, хлопот с Киннди оказалось немало, даже если на время забыть о ее ненамеренной непоседливости. Энергии юной гномки хватило бы на десятерых, а уж вопросы сыпались из нее, точно горох из мешка. Поначалу они казались забавными, затем начали раздражать, и вот однажды, проснувшись поутру, Джайна почувствовала себя настоящей наставницей – наставницей ученицы, которой со временем будет гордиться. Да, Ронин ничуть не преувеличивал – пожалуй, он в самом деле отдал Джайне лучшую из всех, кем мог бы похвастать Кирин-Тор.

Любознательность Киннди охватывала не только магию, но и государственные дела. Порой Джайне даже хотелось поведать гномке о тайных встречах с Го’элом (и та, несомненно, поняла бы ее соображения), но это, конечно же, было невозможно – тем более что Киннди была связана обязательством докладывать обо всем, что сумеет узнать, Кирин-Тору. Оплошность, допущенная с Андуином, научила Джайну осторожности, и до сих пор она не сомневалась, что Киннди об этих встречах ни сном, ни духом не ведает.

– Как поживает наставник Ронин? – спросила Джайна.

– Прекрасно. Передает наилучшие пожелания. Только вот занят чем-то очень, – ответила Киннди, вновь потянувшись к печенью.

– Мы – маги, Киннди, – наставительно заметила Джайна. – И всегда заняты – то одним, то другим.

– Уж это точно! – весело согласилась ученица, отряхивая подол от крошек. – Но все равно мой визит прошел как-то скомканно.

– Но хоть родителей повидать успела?

Отцу Киннди, Виндлу Искросвету, была доверена важная работа – по вечерам зажигать жезлом все уличные фонари в Даларане. Если верить Киннди, это дело доставляло ему такую радость, что он открыл торговлю жезлами, предоставлявшими всякому, кто пожелает, возможность тоже испытать ее разок-другой. Ее мать, Джакси, поставляла высшей эльфийке Айми выпечку для продажи – особенно гномьи кексы «Красная шапочка», пользовавшиеся необычайным спросом. Отчасти по этой причине Киннди, ее наследница, так часто сетовала на собственную – по ее мнению, никудышную – стряпню.

– Успела!

– И тем не менее, все еще хочешь печенья, – поддразнила ее Джайна.

– Что я могу сказать? Такая уж я сладкоежка, – пожав плечами, ответила Киннди.

Голос ее звучал радостно, как и всегда, однако гномку явно что-то тревожило. Вздохнув, Джайна поставила блюдце с печеньем на стол.

– Киннди, я знаю: ты обязана докладывать обо всем Кирин-Тору. Таков был уговор. Однако вдобавок к этому ты – моя ученица. Если ты сомневаешься во мне, как в наставнице, то…

Огромные синие глаза гномки округлились от изумления.

– В вас? Что вы, леди Джайна, вы тут вовсе ни при чем! Просто… я чувствую: в Даларане что-то неладно. Буквально носом чую! И поведение наставника Ронина меня ничуть не успокаивает.

Это произвело на Джайну немалое впечатление. Шестым чувством, подсказывающим, что вокруг, как выразилась Киннди, «что-то неладно», обладал далеко не каждый маг. На такое и сама Джайна была способна лишь до определенной степени. Непорядок магического толка она чувствовала не всегда, и без внимания это чувство не оставляла. А Киннди… ведь ей всего двадцать два!

– Наставник Ронин в тебе не ошибся, – с легкой завистью сказала она. – Он говорил, что ты весьма талантлива.

Щеки Киннди слегка покраснели.

– Если в Даларане действительно что-то не так, – продолжала Джайна, – мы, несомненно, вскоре об этом узнаем. Ну, а теперь скажи: прочла ли ты книгу, что я дала тебе с собой?

– «Углубленный анализ временных эффектов сотворения съестных продуктов»? – со вздохом уточнила Киннди.

– Да-да, ту самую.

– Прочла. Только… – тут Киннди запнулась и отвела взгляд в сторону.

– Что случилось?

– Э-э… кажется, теперь там, на сорок третьей странице, пятно от глазури.

Над Оргриммаром сгустилась ночь. Жара несколько спала, но не улеглась: насквозь пропеченный солнцем, лишенный растительности песок удерживал тепло еще надежнее огромных свежеотстроенных железных зданий. Что и говорить, приятностью климата Оргриммар, как и весь Дуротар, не отличался никогда, а уж теперь – тем более.

И Малкорока это вполне устраивало.

Разумеется, в дуротарской жаре ему было так же неуютно, как и в раскаленных недрах Черной Горы. И хорошо. И прекрасно. Наверное, лучшим, что когда-либо случалось с оркским народом, был исход из ласковых, гостеприимных родных земель наподобие дренорского Награнда. Иное дело – Дуротар. Пустыня испытывала силу духа, воспитывала, закаляла. Излишние удобства вредны, вот Малкорок, кроме всего прочего, и приглядывал, чтобы ни одному из орков не жилось чересчур легко.

Однако кое-кто из тех, кто присутствовал на последнем собрании, явно чересчур разнежился. Чересчур уверился в собственной правоте. Настолько, что вслух выразил недовольство, посмел возражать не просто вождю Орды, но и правителю собственного народа. Правителю орков! При одной мысли об этакой самонадеянности Малкорок злобно заскрежетал зубами, но тут же взял себя в руки и тихо, без единого звука, двинулся вдоль темной улицы дальше.

«За всеми ними стоило бы проследить», – так он сказал Гаррошу. Поначалу вождь решил, что Малкорок предлагает приглядывать за всеми правителями рас, образующих Орду, но орк из клана Черной Горы смотрел на вещи шире – куда как шире. Под «всеми», достойными наблюдения, он имел в виду всю Орду.

Всю, до единого гражданина.

Поэтому он и отправил лучших из своих орков следом за парочкой смутьянов, осмелившихся промолчать, когда остальные кричали «ура».

Конечно, всеми любимый и уважаемый Эйтригг, советник, к слову которого Гаррош обещал Траллу прислушиваться, мог говорить безнаказанно.

До поры.

Но прочие, вставшие на сторону старого орка, должны заплатить за поступок, который и Малкорок, и сам Гаррош сочли явной, открытой, беззастенчивой изменой.

Мысли серокожего орка устремились в прошлое, на несколько лет назад, в те времена, когда он служил Ренду Черноруку. Да, вспоминать о судьбе, постигшей многих искателей приключений, которым хватило глупости спуститься к самому сердцу горы и бросить Ренду вызов, было приятно. Но еще ярче вспоминалось другое – то, как он сам поступал с соплеменниками, роптавшими на Чернорука, полагая, будто во мраке им ничто не грозит.

Таких он выслеживал и безо всякой пощады приводил в исполнение собственный приговор. Однажды Ренд спросил, куда мог подеваться один из изменников, пропавших без вести. В ответ Малкорок просто пожал плечами, а Ренд оскалил клыки, одобрительно ухмыльнулся и больше об этом не заговаривал.

Теперь времена изменились, да… но не настолько же! Теперь Малкорок шел сквозь мрак не один. Следом за ним, беззвучно, словно и сами они – лишь тени, шли четверо кор’кронцев, получивших от Гарроша повеление повиноваться приказам Малкорока, как его собственным.

Кор’хус жил в Расселине Теней, в одном из самых неприглядных уголков Оргриммара. Нетрудно догадаться: живущий в таком месте непременно замешан в темных делишках. Однако название его лавки, «Темная Земля», казалось не более зловещим, чем описание почвы, необходимой для его ремесла – выращивания грибов. Насколько удалось выяснить, гражданином Кор’хус был вполне законопослушным, но место его проживания заметно облегчало Малкороку задачу. Многозначительно прищуренный глаз, несколько золотых – и все возможные свидетели понимающе кивнули и отвернулись.

Кор’хус стоял на коленях, собирая грибы для завтрашней торговли. Работал он быстро: взмахом ножа срезал ножку у самой земли, бросал гриб в мешок и брался за следующий. Проем входной двери за его спиной прикрывал лишь полуопущенный полог да табличка с надписью, гласившей: «ЗАКРЫТО». Вошедших он не заметил, однако, почувствовав их появление, замер, медленно выпрямился и обернулся.

При виде Малкорока со спутниками, остановившихся на пороге, Кор’хус сузил глаза.

– Читай, что написано, – буркнул он. – Лавка закрыта. Откроется только завтра.

С этими словами он крепче стиснул в кулаке рукоять крохотного ножа. Как будто нож ему хоть чем-то поможет…

– А мы не за грибами, – негромко сказал Малкорок, входя внутрь.

Четверо орков последовали за ним. Последний задернул за собою полог.

– Мы не за грибами. Мы за тобой.