Наверное, почти каждый человек наталкивался в сети на цитаты из этой книги с забавными детскими изречениями, например:
Было приятно узнавать от детей, что у лысого голова босиком, что от мятных лепешек во рту сквознячок, что женщина-дворник — дворняжка.
***
- Сколько тебе лет?
- Скоро восемь, а пока три.
***
- Мама, как мне жалко лошадок, что они не могут в носу ковырять.
***
- А из замужа обратно выйти можно?
***
- Владик, ты школьник?
- Нет, еще садист. Я в садик хожу.
***
- И сказал колдун Олегу: «Ты умрешь от своего коня». И тогда повёл Олег коня в колхоз...
Но Корней Чуковский не ставил целью просто коллекционировать такие высказывания. Книга «От двух до пяти», много раз переизданная и дополненная, представляет собой подробное исследование детской речи, того, как происходит процесс овладения родным языком и грандиозной работы, которую при этом проделывает маленький человек, сам того не замечая. Каждый день ребенок воспринимает тонну информации, старается ее осмыслить, понять логику, сформировать устойчивые связи. И для этого мозг ребенка невольно строит тысячи гипотез, пробует применять, разрушает и строит новые. И все это в формате игры.
Корней Иванович последовательно доказывает: то, что кажется взрослому человеку, употребляющему слова и конструкции «на автомате», забавным и нелепым, на самом деле очень логично с точки зрения ребенка и просто отражает процесс познания окружающего мира. Сюда же относятся и бесконечные потоки самых неожиданных вопросов, которые часто сбивают взрослых с толку. А ребенок просто пытается разобраться в окружающем хаосе и построить для себя понятную картину мира, на которую можно опираться. А если иногда и делает неправильные выводы – ну, так что ж.
Ребенок интуитивно и быстро схватывает различные словоформы и их значения и вполне правильно употребляет суффиксы и приставки, изобретая новые (для себя) слова, когда у него возникает в том необходимость. И не его вина, что иногда нормы языка таковы, что в конкретном случае «система» дает сбой и слово приобретает другое значение. Чуковский даже указывает на то, что иногда оказывается, что такие «неправильные» слова в некоторых регионах страны вполне себе употребляются в народе, или же употреблялись ранее, но устарели, или даже являются вполне литературными в другом славянском языке. Так что ребенок, можно сказать, просто заново открыл то, что народ уже когда-то создал. Так что автор делает вывод, что язык детей = язык народа. Причем такие «открытия» повторяются все новыми и новыми поколениями детей, начинающими осваивать язык. А иногда дети сами переделывают слова, чтобы придать им смысл. Маленький ребенок хочет, чтобы каждое слово имело вполне конкретное значение, и если оно неочевидно, то ребенок заменяет слово на созвучное, но более понятное. Например, «бодается» на «рогается». Логично же, раз у коровы есть рога, то она рогается. А что такое «бодается», вообще непонятно.
Не менее подробно Чуковский останавливается на том, как формируется мировоззрение ребенка и как это отражается в речи, как влияет семья и окружающая обстановка и какие этапы проходит любой ребенок, независимо от того, где и когда он родился. А еще – как важны для ребенка сказки и стихи.
Он отмечает, что малыши отлично улавливают ритм речи и, если кому-то случится сказать строку ямбом или хореем, даже без рифмы, такая фраза понравится ребенку и он будет повторять ее много раз. Да и сами дети склонны придумывать такие «стихи», причем в них может даже не быть осмысленных слов, просто звукосочетания, зато с «правильным» ритмом, под который весело прыгать или махать руками.
Среди прочего, Чуковский выводит некоторые советы для детских поэтов. Например, что рифма должна быть параллельная (потому что в таком возрасте человеку сложно еще удерживать в памяти сразу несколько строк и «оценить», скажем, кольцевую рифмовку), лучший размер – хорей, а каждая строка должна содержать в себе готовый образ, то, что можно нарисовать («ехали медведи на велосипеде» и подобное). Рассуждает он и о том, почему детям нравятся народные сказки и былины, а также о том, как писал свои собственные стихотворные сказки, когда решил сочинить что-то, предназначенное специально «для самых маленьких», учитывая те принципы, которые сам и сформулировал на основе наблюдений.
Попутно Чуковский вспоминает о временах гонения на сказки под разными соусами: ничему полезному не учат, внушают всякие глупости, говорят о том, чего не бывает, а барон Мюнхгаузен и вообще постоянно врет, вот ужас. Автор призывает не считать детей безмозглыми дураками, которые не способны понять, где правда, а где ложь. Приводит, кстати, интересные примеры того, как собственные дети тех «деятелей», которые выступали за полный запрет сказок и допуск детей только до «общеполезных сведений из окружающего мира», начинали выдумывать свои собственные сказки, воображаемых друзей и пр. Довольно иронично.
Его собственные книги тоже не избежали такой участи, был даже в истории отечественной литературы период борьбы с «чуковщиной». Чего только не находили в его сказках: и сочувствие кулацким элементам («жуки рогатые, мужики богатые..»), и сочувствие к паразитам, с которыми вообще-то надо бороться (тот же Комар), и травматичные для детей ужасы (переведенный с английского «людоедский» Робин-Бобин). Критики, цензоры и разнообразные комиссии – во все времена люди «интересные», в любой книге при желании умеющие найти какую угодно «крамолу», но вот это меня особенно позабавило:
С «Крокодилом» обошлись еще проще: возвестили публично (в газетах и на многолюдных собраниях), будто я изобразил в этой сказке – что бы вы думали? – мятеж генерала Корнилова. То обстоятельство, что «Крокодил» написан годом раньше, чем был поднят мятеж, не отменило этой неправдоподобной легенды.
Как это всегда бывает с книгами нон-фикшн, не все главы были для меня одинаково интересны. Однако, в любом случае, это любопытное и познавательное чтение.
