Тренироваться Малыгин смог начать только в начале февраля. Когда, нагостившись у родителей на каникулах, после без «троек» сданной сессии, вернулся на учебу. При этом, Краснов перевёл его в группу так называемых, «сборников». То есть спортсменов, официально входящих в состав сборной области. Как правило, туда попадали боксёры, занимавшие только первые места на местных турнирах, но для Лехи было сделано исключение. Однако пневмония настолько сильно подкосила силы Алексея, что даже молодой и здоровый организм с трудом вытягивал, в целом, не очень большую нагрузку. Рома Ушаков несколько досадливо поглядывал на неуспехи красновского протеже, но возражать права не имел. По причине отставания Малыгину давались, в основном, индивидуальные задания. Сильная сторона ярославского парня – нокаутирующий правый прямой, требовал филигранной обработки. К такой коронке необходима была идеальная техника подводки. Поэтому основной акцент при подготовке давался в работе «на лапах», а «физуху» Лёха тащил самостоятельно. При этом, впервые за свою спортивную карьеру, Малыгин начал бегать кроссы на местном стадионе «Динамо», как только первое весеннее солнце принялось чернить прошлогодний снег. В сочетании с персональным подходом со стороны тренерского штаба, беговые тренировки очень быстро позволили восстановить прежнюю физическую форму и вернули полноценные легкие. Работа над техникой сделала боксёрский прогресс очевидным. Новогодний лехин оппонент в «Труде» после исторической схватки за «Универбытом» не появлялся. Сначала Малыгин это относил к каким-то санкциям Краснова, однако чуть позже прошёл слух, что Ермаков переехал в Питер. Якобы, отец его получил должность руководителя на одном из заводов Ленинградской области и перевёл сына на юрфак СанктПетербургского университета. Ходили ещё слухи о том, что Юре засветила перспектива удачной женитьбы… Малыгин, как только об этом заходила речь в раздевалке «Труда» либо на общажной кухне, старался ретироваться до того, как могло прозвучать имя удачной партии.

Пару раз на тренировку приходил двухметровый Ромыч, тот самый, который был в ночном клубе, но демонстративно не замечал Малыгина. Отработав разминку, вытаскивал кого-нибудь из молодых в своей весовой категории на ринг и спарринговался.

Несколько раз тренировки сборников проводил Краснов. Выдав короткую разминку, он сразу же переходил к практической части, гоняя боксёров по круговым боям с отработкой различных оборонительно-наступательных тактик. Однажды он подержал для Малыгина «лапы» и, по окончании, одобрительно покивал, дав несколько полезных рекомендаций.

Приближался май, время такое же традиционное, как и новогодняя линия, для различного рода соревнований. Кто-то из бывших воспитанников «Труда», а ныне «авторитетный» предприниматель выделил федерации бокса немалые деньги для выездов за пределы Вологодской области. Поэтому приятные хлопоты руководства клуба по распределению воспитанников по сетке состязаний выразились в несколько суматошной череде бесед и рокировок. Первенство СевероЗапада в Пскове, Кубок страны в Подольске, турнир «Белые ночи» в Питере, матчевые встречи в Боровичах – это были лишь основные старты мая-июня 1995 года. Тут требовалась шахматная стратегия, инсайдерская информация о составе соперников и понимание уровня подготовки собственных спортсменов.

– Малыгин, после тренировки зайди в тренерскую, – бросил Ушаков Алексею, когда тот, закончив разминку, отошёл к перекладинам «шведской стенки» бинтоваться перед тренировочными «пятнашками».

Полтора часа вариативных схваток по кругу, работа по снарядам и «заминка» на турнике как обычно отлились стаканами пота и несколькими кровоподтеками на плечах.

– Рома, звал? – Леха просунул голову в дверной проем. К демократичному Ушакову в тренерскую можно было заглядывать без стука.

– Да, заходи.

Леха присел на край, увешанного олимпийками и шортами, стула.

– В общем, в Питер поедешь, – заглянув в ворох бумаг на столе, выдал Ушаков, – на «Белые ночи». С тобой пара «мухачей» и на сопровождении Анатолий Васильевич, знаешь его? Мелких тренирует.

– Угу, – Леха машинально кивнул, – а остальные куда?

– Кто куда, – Ушаков оттолкнул от себя листы, – то ни копья денег, то глаза разбегаются. Вот завтра Шайбу завалят или посадят – опять без поездок на пару лет…

Очевидно, Шайба и был бизнесменом, выделившим деньги боксёрской федерации.

– Ну хоть так, – Леху вдохновила перспектива поездки, в Питере он ещё ни разу не был.

Настроение поднялось в таком позитивном ключе, что он, даже не удосужившись спросить, когда выезд, что за уровень турнира и кто в возможных соперниках, с балетной легкостью встал со стула.

– Куда поскакал? – сострунил тренер, – выезд через неделю, в четверг. Об организационном собрании я тебе сообщу, бумагу в институт напишем… Сергеич на тебя там рассчитывает… По уровню тебе ещё рано на Северо-Западе или на кубке выступать, на матчевые встречи нет смысла разменивать. Тем более, там, в Питере, в твоей весовой, перворазрядники, в основном да пара КМСов, сомнительных… Мастера какого-то «Динамо» хотело заявить, но это вряд ли, соревнования не те. Так что, все шансы привезти первое место у тебя есть.

Рома встал, давая понять, что напутствие окончено. Леха просиял улыбкой и, пожав сухую тренерскую ладонь, покинул кубическое помещение.

* * *

В общаге, как обычно в субботний вечер, после короткой учебной программы предвыходного дня царила атмосфера бразильского карнавала. Событийным эпицентром традиционно значилась общая кухня, где проходил бенефис Вани Еремеева.

Накануне, в пятницу вечером, рыжий фронтмен команды КВН, находясь в сильной стадии алкогольного опьянения, выйдя из второсортной питейной забегаловки, не справился с прохождением маршрута и повалился без сознания под сизые ели около здания областного правительства. На его беду или счастье (в мае спать на травке было всё же опасно – температура ночью опускалась до +5) бренное тело было подобрано милиционерами из подразделения «Голубой гром». Так в Вологде называли милицейские «Газики» – мобильные экипажи медицинского вытрезвителя, в чьи полномочия входил сбор обессилевших любителей алкоголя. Название произошло от, выкрашенного в голубой цвет, автомобильного кунга ^[9]и рычащих неустранимыми неисправностями двигателей. Как правило, в день выдачи заработной платы на подшипниковом заводе или льнокомбинате этот транспорт дежурил в пределах рабочих районов. В усиленном составе.

Таким достаточно распространённым способом Иван оказался в уютных и гостеприимных стенах городского медицинского вытрезвителя, сиречь, «трезвяка». Помимо злоупотребления алкоголем, Еремеев грешил и принятием легких наркотиков. В частности, в этом же «шайтан-кафе» он прикупил коробок марихуаны для безалкогольного времяпровождения выходных дней в компании преданных друзей. Однако, после сделки, не устояв перед гостеприимством Рафика (хозяина кафе и контрагента в наркообороте), нажрался.

Самое же необычное произошло утром в субботу. Пришедший в себя голенький, завёрнутый лишь в сырую простыню, Ваня с ужасом осознал, что лежит на панцирной сетке казённой кровати. В обществе храпящих терпигорцев. В милиции. Штаны же с заветным «корабликом» даже не в зрительном обзоре. Завернувшись в простыню, Иван, словно Юлий Цезарь, совершил решительный демарш из основного помещения в приемное. Там, позевывая, лениво растянулся за стойкой пузатый сержант. В открытой двери медицинского кабинета виднелся женский силуэт в белом халате.

– Первый пошёл, – гоготнул милиционер, – Зоя выйди на освидетельствование!

– В чем, собственно, дело? – Ваня закинул уголок простыни на плечо, – п о какому праву?

– Ещё один узник совести, – вздохнула за его спиной немолодая женщина – фельдшер, – давайте уже осмотримся и домой идите, интеллигенция херова…

После унизительной процедуры медицинского освидетельствования, легкого диспута о метафизическом месте каждого человека в жизни и выдачи квитанции «за предоставленные услуги медицинского вытрезвителя» ком одежды был возвращён законному владельцу.

– Квитанцию сразу оплотишь? – зевнул в очередной раз мент, – деньги-то есть на кармане?

– Если ваши не подчистили, – дерзко буркнул Ваня, в холодном поту ощутив замотанный изолентой параллелепипед в маленьком кармане джинсов, – в куртке были…

В итоге, с горем пополам насобирав мятой наличности (её, к слову, оказалось ровно на оплату «услуг») Ваня спешно покинул узилище.

Каково же было его удивление, когда, свернув в ближайшую подворотню, он, трясущимися руками выволочив коробок, обнаружил, что кейс с наркотиком неряшливо и наспех перемотан, а содержимое уменьшилось ровно наполовину. И всё стало на свои места. Ментовка повернулась человеческим лицом. Бойцы «Голубого грома» не сдали студента.

Подрезали часть денег, но оставили четко на оплату вытрезвителя. Отсыпали половинку «кораблика» на свои нужды. Гуманно и по-человечески.

Однако, опохмелившийся и прогулявший субботние пары, Еремеев по этому поводу очень сильно возмущался в компании собутыльников на общей кухне. «Сатрапы, подонки и жопошники», – клял он ментов, забывая при этом, что, в случае официального досмотра, мог бы вернуться в родные стены года через три.

Леха, попавший на кухню с пачкой пельменей, заинтересованно вслушался в дебаты. Обсуждение милицейского произвола уже давно закончилось, в воздухе витал сладковатый дымок марихуаны. Начинался этап азартных игр. Никаких карт или настольных развлечений. Счастливый Ваня, пройдя краем по уголовному делу о хранении наркотиков, странным способом решил ещё раз испытать свою судьбу. Будучи третьекурсником и, находясь в обществе младших товарищей, он предлагал пари. Довольно странное. От этого его оппоненты терялись в поисках подвоха и не соглашались. Кавээновский апостол, в свою очередь, давил и провоцировал. Он предлагал поспорить на бутылку водки. Предметом спора была она же, как и условиями. Ваня уверял, что готов на спор выпить, без закуски, пузырь за два-три стакана и не вырубиться. Проигравший отдаёт приз – бутылку водки. В страстных перекрестных речах так много было «бутылкаводки», что Леха запутался. Но решил всё же остаться. Во-первых, обкуренная творческая интеллигенция могла сожрать его пельмени на стадии готовки, во‐вторых, было интересно узнать, чем всё это закончится.

Наконец, один из участников протянул ладонь для заключения пари, а его сосед пошёл в комнату за краеугольным камнем спорного вопроса. Еремеев же, добив «пяточку», сполоснул горло мутной водой из-под крана.

– Щенки! Фигляры! – точечные зрачки будущего филолога обежали окружившие его физиономии, – канальи! Стакан мне!

Интонации отдавали грибоедовским «Карету мне! Карету!».

Хлоп! Первые двести грамм прошли по луженому пищеводу. Компания одобрительно загудела. Ваня уверенно, но с элементами плавной хореографии, пристроил ягодицы на подоконник. Следующая доза была чуть меньше, граммов 150. Но уже более чувствительная.

Леха, будучи выше всех на голову, четко увидел признаки нокдауна и открыл счёт.

Однако, Иван как истинный алкобоксёр, удержался на ногах, отстоял до мысленных «девяти» и протяжно выдохнул.

Какие-то средневековые выражения лиц сделались у сгрудившихся на кухне зрителей. Словно парижане вылезли на Грев-скую площадь понаблюдать, как четвертуют очередного преступника. Третьим стаканом ему должны были отрубить голову.

– Вань, – Леха решил немного облегчить задачу лучшему ученику Артемия Бобикова, – может, пельмешкой закусишь? Скоро подойдут…

– Это лишнее, – булькнул в ответ растопыренной жменей Еремеев, – н о спасибо за поддержку, друг.

Остатки сорокаградусной жидкости перетекли в треснутый стакан. Чуть более половины.

– Вот и здесь недолив, – заплетающимся языком констатировал спорщик, – эту страну погубит коррупция!

Третья доза пошла совсем сложно. Через тернии. Но школу Бобикова Иван не опозорил. С видимым усилием, сопровождая процесс каким-то унитазным вслипом, солдат алкогольного фронта сглотал последнюю дозу спиртного.

Придав лицу выражение римской статуи, он заполнил создавшуюся паузу неопределённым жестом руки. Который, очевидно, нужно было понимать, как «приз в студию».

Леха, еле сдерживая смех, скомандовал:

– Где заслуженная награда? Несите уже, Ваня отметить победу хочет!

Двое проигравших, о чем-то бурча меж собой, отправились в сторону своей комнаты, ещё двое откровенно пялились на Ваню, ожидая логической развязки.

– Я пописать в туалет схожу и вернусь, – Еремеев каким-то непостижимым образом стек с подоконника, – здесь ждите, плебеи…

Понимая, что сейчас может произойти и, в душе поддерживая бойцовский дух товарища, пусть и в таком неспортивном мероприятии, Леха, прихватив кастрюлю, пошёл вслед за ним.

Туалет находился в самом конце коридора. Победитель брёл туда с неумолимостью подбитого Б‐29 ^[10], цепляя стены и меняя режим захода на посадку. К этому времени в воздухе уже витало ощущение праздника, и продольная коридорная тропа была весьма оживлённой. Но Ваня никого не видел, кроме покосившейся двери общественного туалета. Это его и сгубило. Малыгин, притормозив в дверях своей комнаты, увидел, как достигший заветной цели водочный гедонист, толкнув загаженные врата, плашмя повалился в темноту заблёванного сортира.

– Ушёл непобежденным, – вслух самому себе сказал Леха и в отличном расположении духа отправился в свою комнату для уничтожения «Богатырских».

* * *

К апрелю Алексей уже переехал в комнату к Харламову. Делалось это в условиях общежития достаточно несложно, какие-либо бюрократические процедуры отсутствовали. Бобиков, клятвенно заверивший профильного декана в собственном исправлении, вернулся на этаж ниже, поближе к музпедагогиням. Харламов, будучи вызван к руководству учебного заведения, положительные результаты полугодовой превенции подтвердил. Честно говоря, перегруженный учебой, работой и тренировками, взрослый мужик устал от шебутного соседа. Дмитрий жил в четком режиме и понимании того, что нужно от жизни, поэтому творческое раздолбайство Бобикова его раздражало. Зарабатываемых в ночном клубе денег ему бы хватило и на съемную квартиру, но, появившийся в его жизни друг – Леха Малыгин, такой возможности не имел. Выселив Бобикова, Дмитрий убил трёх зайцев – заимел соседа с общими интересами, сэкономил и смог нормально соблюдать спортивный режим. Эта пара месяцев и сыграла важную роль в его борцовской карьере.