9:00

Квартиры бывают разные: от красивых широких до захламлённых узких. Передо мной был средний вариант. Дом не старый, значит, не надо пригибаться до пола, чтобы пройти остерегаясь люстр, свисающих до уровня плеч. В этом доме порядок: коврики поверх покрашенных досок, задорно щёлкают дрова в печке, много света.

Встречает девушка крупной комплекции. По таким всегда трудно что-то понять. Не скажешь ни о возможных заболеваниях, не сможешь угадать даже возраст. Нет, она не выше меня. Такой же рост. Плечи опущены, взгляд слегка угрюмый. Внешне не замечаешь каких-либо изменений в её самочувствии.

Стояние в коридоре затягивалось. Услышав мою просьбу пройти в более удобное помещение, девушка мечется из стороны в сторону. Предлагает в одну комнату пройти, потом в другую. Наконец-то она определяется, выбирая самую маленькую, где трудно повернуться. Я сажусь на стул, она продолжает стоять. Прошу присесть на кровать. Девушка в лёгкой панике. С трудом усаживаю. Прошу документы, начиная расспрашивать о жалобах.

– Как вам сказать… – короткая фраза, один из самых частых ответов на первый вопрос о причинах вызова.

«Как вам сказать» принимает разнообразные формы. Это может вылиться в историю жизни, когда медик будет пытаться отсеять лишнее, прося пациента рассказать о том, что беспокоит его именно сейчас. Но и в этом случае пациент может толком ничего не рассказать, пожимая плечами. Складывается впечатление, что человек решил вызвать просто так, по чьему-то совету, не испытывая нужды в медицинской помощи, не имея конкретных жалоб и принимая своё нынешнее состояние как извечное, постоянное и практически ничем не мешающее благополучному существованию.

Медик – это следователь. Как бы сказали в Испании – инквизитор. Именно медик должен приехать на место заболевания, задать нужные вопросы пациенту, опросить родственников, провести следственные эксперименты, вызвать подкрепление в случае необходимости, либо самостоятельно отконвоировать пациента в место дальнейшего лечения, либо оставить пациента дома под подписку о соблюдении правил ожидания участкового терапевта для дальнейших разбирательств, или оставить под честное слово. В обязанности медика также входит оценка обстановки в квартире, чтобы иметь чёткое представление о возможном привлечении к делу других служб или если службы сами проявят интерес к медику после проведения своих собственных мероприятий.

Девушка кажется адекватной, но слишком нервной: глаза не бегают, однако движения резкие. С большим трудом, отталкиваясь от повода вызова, удаётся выяснить, что у девушки кровотечение всё-таки есть, оно сохраняется с трёх часов прошлого дня, возникло до посещения гинеколога, сама девушка связывает кровотечение с некими маточными полипами. Она так твёрдо и настойчиво о них начинает говорить, что невольно представляешь перед собой энциклопедию, словно читаешь её сам, а не слушаешь в этот момент, как кто-то тебе её читает.

Неожиданно девушка начинает уверять, что ещё вчера гинеколог предлагал сразу вызвать скорую помощь для перевозки её в гинекологический стационар. Я не стал уточнять, что за гинеколог, куда она ходила на приём, какие обследования ей делали. Впрочем, никакой медицинской документации девушка мне предоставить не смогла.

– Когда у вас были в последний раз месячные и вы уверены, что сейчас у вас не месячные? – вполне резонный вопрос в таких ситуациях, когда надо исходить из самого простого и разумного.

– А как же, – по лицу девушки проскользнула глупая улыбка, – вчера должны были начаться. У меня, знаете ли, они всегда в этот день начинаются. Месяц назад, два месяца назад – они у меня всегда в этот день начинаются. Меня насторожило, что они стали более обильными, кровь выходит сгустками, такого никогда раньше не было.

Порыв откровенности – без уточняющих вопросов – это хорошо. Иногда девушка теряется, пытаясь подобрать слова, но в другой раз выдает большой поток слов по делу. Когда спрашивал о месте работы в начале осмотра, тогда она тоже выпалила информацию, словно пулемёт. На просьбу повторить – повторяла с такой же скоростью.

На вопрос о болях в животе, на наличие беременности девушка отвечала категоричным «Нет». Давление и температуру она позволила себе измерить, но смотреть живот запретила, заливаясь громким смехом и отталкивая руки, якобы боясь щекотки. Сомнения в её адекватности всё-таки возникли. Но если пациент против чего-то, то никто не станет его заставлять силой. Не хочет смотреть живот – значит, не будем. Сделаем отметку в карте вызова. Всё равно надо исключать подозрительное для девушки кровотечение, пусть гинекологи устанавливают истинную причину. Визуальный осмотр живота не говорил ни о чём, кроме ожирения. Живот свисал, не выпирал, пупок чётко вырисовывался глубинным колодцем.

– Собирайтесь в больницу. Дойти до машины сами сможете?

– Я не хочу в больницу.

Немой вопрос «Зачем вызывала тогда?» повис в воздухе. Мне же пришлось её уговаривать, угрожая необратимыми последствиями вплоть до летального исхода. Женское кровотечение – весьма коварное явление, в связи с которым девушки склонны испытывать стеснительность. Они могут бесконечно консультироваться, но на приём идут в самый последний момент, когда бледный вид пугает окружающих, а по телу разливается ощущение слабости. Может, и сейчас девушка ждала ободряющих слов, полного уверения в наличии именно обычного менструального цикла, но никак не грозного кровотечения из-за маточных полипов.

Байка о гинекологах на скорой помощи имеет место быть. Якобы до тебя приезжали опытные ребята, всё «там» посмотрели и ощупали да дали толковую информацию о дальнейших действиях. К сожалению, гинекологические услуги на дому скорая помощь не оказывает, только в очень редких случаях медики проводят осмотр, дабы провести исключительную диагностику с другими заболеваниями или при иных угрожающих жизни состояниях. При простом кровотечении, даже из-за полипов, медик попросит показать промокшую салфетку, но чаще поверит на слово. Эта девушка мне салфетку показала, от неё исходил запах свежей крови.

Ехать надо. Я уговорил.

Вновь возникла проблема собаки за дверью. Девушка мимо пройдёт спокойно, ей собака ничего не сделает. На меня же милый пёс явно затаил обиду. Собака – животное непредсказуемое. Снова и снова могу это повторять.

Собака около конуры принимает пищу. Бабушка стоит рядом и держит за цепь. Чемодан вперёд, вера на счастливый исход мне поможет. Не раз наблюдал, как пёс рвёт цепь, когда ты идёшь в дом, но псу плевать, когда ты из дома выходишь. Видимо, это тот случай. Собака отработала функцию звонка, предупредив хозяев о возможной угрозе, теперь спокойно ест плату за свою работу. Ни ухом, ни хвостом, ни каким иным способом собака не отреагировала на меня.

Поскорее заскочил в машину и закрыл дверь, чтобы уж точно собака до меня не добралась. Спустя пять минут к машине вышла наша девушка. Едем в гинекологию.

9:25

В салоне слегка прохладно. Как прохладно… дубак там. Дубак – такое яркое, звучное слово, точно характеризующее температурные особенности. Печка не справляется. Отчасти тепло только рядом с ней, когда машина стоит. Если машина в движении, тепло с места не сдвигается. Какую бы теорию относительности вы ни пытались применить, говоря об отношении одного тела к другому в пространстве, о скорости движения человека со скоростью автомобиля, находясь внутри, – всё это к теплу не относится. Оно остаётся там, где секунду назад стоял автомобиль. А ещё спустя секунду можно смело сомневаться в существовании тепла. Кажется, его никогда не существовало. Есть только холод. Не думайте, что в кабине теплее, – там ситуация немногим лучше при наличии других отягощающих обстоятельств. Я немного приукрасил действительность. Печка справлялась бы, будь на улице потеплее, но сейчас слишком холодно. Сил у печки не хватает, щели в кузове пропускают холод.

Для таких случаев у нас есть одеяло. Бережно укутываю в него девушку. Она не такая стойкая, как предыдущая бабушка с циститом. Возможно, тогда тепло ещё присутствовало. Теперь же даже я стал ощущать подбирающийся к ногам холод. Возможно, на улице стал усиливаться мороз, снег уже не идёт, появилось солнце, темнота отступила.

Чудотехники, что конструировали автомобиль, не задумывались над особенностями отечественной промышленности, когда однажды созданная модель будет эксплуатироваться без изменений не одно десятилетие, а буквально половину века, без модификаций и любых улучшений. Не считая разве только электронной начинки, от которой едет голова у наших водителей. Ежели раньше всё казалось простым и ремонт не вызывал затруднений, то теперь машиной управляет компьютер, как бы дико это ни звучало, на нашем-то автопроме. Танки и самолёты делать умеем, а автомобили нет. Впрочем, усложнённый конструктор теперь приносит больше мороки, да ещё при быстро ржавеющем кузове.

Электропривод стёкол – это не про нас. Тут рычагов-то нет, давно сломались, стёкла открываются и закрываются посредством самодельного устройства, управляемого натягиванием и ослаблением с фиксацией узлом на дверной ручке. Треугольное окошко закрывается наглухо или будет постоянно нараспашку. Водителя радует гидроусилитель руля, ему не надо прилагать дюжей силы, чтобы поворачивать, хотя есть в арсенале скорой помощи машины без усилителей. Печка имеет только три режима: дует слабо, дует сильно, не дует. Никаких других градаций не предусмотрено. Нет толкового распределения воздуха по салону, как направишь самодельными приспособлениями, так там и будешь себя обогревать.

Мотор под боком, от него в основном и начинает болеть голова ближе к обеду. Если же начинает глючить электроника, то двигатель исходит диким криком, а там уже хоть сам вой. Как бороться и как исправлять – никто не знает. Недаром про наш автопром говорят, что разбери и собери заново самостоятельно, всё равно всё будет сыпаться, хоть качественными деталями заменяй, хоть воссоздай под старым кузовом новую иномарку – и это не поможет. Хорошо быть патриотом, но плохо поощрять раздолбайство.

Хоть пациентка в дороге не жалуется, сидит спокойно, ей тепло. Нам пока тоже тепло, только ноги предательски подмерзают. Плохо мне, плохо водителю.

Заурчал желудок, достал четвертинку яблока. Кислая!

Дорожной техники по-прежнему не видно. Машины едут тихо, придерживаясь колеи. Всё равно не вырваться. Правило «не трамвай – объедет» ныне не работает, из колеи вырваться можно лишь с большим трудом. Либо ехать над колеёй, либо по ней. Едут по-разному.

Вот и первая жертва дорожных условий. Маршрутка врезалась в столб – видимо, выбросило из колеи. О причинах можно гадать вечно. Может ведь и просто выкинуть, если водитель решил газу прибавить, а может, маршрутка манёвр совершала да не удержалась на дороге. Хмурые пассажиры с огорчением выходят на холод, кто-то из них стал ждать у дороги, кто-то двинулся в сторону ближайшей остановки. С виду все целые, никто на помощь не зовёт.

В приёмнике гинекологии, как всегда, закрыта дверь. Медсёстры пьют чай за перегородкой. Нужно их каждый раз персонально звать. Работа тут протекает неспешно, пациентам редко грозит смертельная опасность, всё может быть вовремя исправлено, а помощь заблаговременно оказана. Вот и сейчас медсёстры задорно смеются, бренчат стаканами, хлопнул холодильник, несколько раз пикнула микроволновая печь, уведомляя о завершении программы разогрева продуктов. Стучусь в дверь и объявляю о своём прибытии.

Медсестра, а может, санитарка – никогда не определишь, крупной комплекции женщина, практически такой же, что привезённая мной пациентка, только ростом пониже. Вытирая руки о край халата, она открыла дверь, выключила бактерицидную лампу и пригласила заходить. Диагнозу на сопроводительном листе удивления не высказала. Это обычное явление для гинекологии, в котором разбираться предстоит только им. При наличии такого кровотечения именно им искать причину и никому другому. Расписалась в карточке за доктора. Я попрощался с пациенткой и вышел.

Заполнение медицинской документации – дело крайне ответственное. Писать карту вызова надо сразу, пока помнишь, ведь память предательски может подвести уже на следующем вызове. Медиков иногда стесняются, что легко объяснимо. Только вот медик ваше стеснительное место забудет, если не сразу, то через час, не вспомнит никаких подробностей. А вы будете об этом случае помнить долго. Таким образом работает избирательная память, позволяя запоминать редкую информацию. Ежели работа сводится к постоянному повторению одних и тех же действий, то каждый цикл не запоминается. Медик к вечеру не только вас не вспомнит – он забудет вообще про то, что вы вызывали, он не сможет назвать количество обслуженных вызовов.

Через пять минут из дверей приёмного покоя выскочила девушка в белом халате. Подбежала к машине, попросила вернуться – доктор хочет со мной поговорить. Сказав, сразу побежала обратно. Значит, дело срочное, если выскочила в чём была, не надев куртку и тёплую обувь.

В комнате приёмного покоя пятеро в халатах. У всех круглые глаза. Все с каким-то подозрением смотрят на меня. Хрупкая женщина в возрасте, стоявшая спиной ко мне у стола, стала поворачиваться. Пациентка за ширмой на смотровом кресле. Женщина, видимо, доктор, повернулась ко мне полностью и поинтересовалась, зачем я им беременную привёз, да ещё на сороковой неделе беременности и, мало того… в родах.

Как в такое поверить? Разыгрывать не могут. Провели осмотр. Поставили диагноз. Теперь сами в шоке. У них нет желания принимать роды, им надо как можно быстрее проводить девушку в роддом, где ей и предстоит рожать, но просто так туда теперь не переправишь. У пациентки нет никаких обследований. К нам в город она приехала недавно из другой страны, где, как оказалось, она наблюдалась с беременностью, но там документацию предоставляют только в электронном варианте. Почему-то только через неделю и не раньше. Вся нужная информация для родов отсутствует. А ведь мне пациентка твёрдо, глядя в глаза, ответила про отсутствие беременности, да ещё собиралась дома остаться.