Глава 2
Зашифрованная карта Пути

На следующий день Джи сообщил, что принимает мое приглашение.

– Тогда надо срочно собираться, – заметил я. – Георгий в очередной раз решил начать новую жизнь, и хочет избавиться от гостей.

Быстро упаковав вещи, мы втроем отправились на вокзал и сели в подошедшую электричку. Войдя в вагон, я поставил сумки под деревянными скамьями и уже было собрался вздремнуть, как Джи предложил мне сыграть партию в шахматы. Через пять минут игры я понял, что эту партию мне не выиграть. Сон как рукой сняло, а когда он поставил мне мат, я был в полном недоумении. Фея, увидев мой проигрыш, улыбнулась. Мне давно хотелось задать Джи один вопрос, но никак не удавалось найти подходящий момент.

– Что такое Путь? – набравшись храбрости спросил я. Джи улыбнулся и ответил:

– Твой путь длиной в бесконечность начинается с плохой шахматной партии. Знаешь ли ты, что самураи перед смертельным поединком садились сыграть партию в го, и именно тот, кто ее выигрывал, был, как правило, победителем и в поединке. Партия в го показывала, чье намерение сильнее.

– Почему же вы называете наш поединок «смертельным»? – спросил я, насторожившись.

– Да потому, – ответил Джи, пристально глядя на меня, – что борьба с твоим Уроборосом предстоит нам не на жизнь, а на смерть.

Я невольно вздрогнул от его интонации, которая словно копьем пронзила нечто в глубине моего живота.

Фея, казалось, скучала; она, в легком летнем платье, с закрытыми глазами сидела у окна. Ее распущенные золотистые волосы дремали на открытых плечах.

– В каком районе Кишинева ты обитаешь? – поинтересовалась она.

– В большой трехкомнатной квартире недалеко от вокзала, – ответил я. – Каждый день шум поездов напоминает мне о Пути. Этот район города находится в котловине, и по ночам в ней собирается мутный серый туман, несущий в себе тяжелый эмоциональный осадок рабочей окраины. Просыпаясь утром, я вдыхаю отравленную низкими эмоциями атмосферу и впадаю в тупую остекленелость.

– А зачем ты выбрал такой идиотский район? – поинтересовалась Фея.

– Это район выбрал его, – заметил Джи.

Спустя несколько часов наш поезд подъехал к кишиневскому вокзалу, на перроне которого теснились толпы людей, томясь в ожидании под палящим солнцем. Мы взяли такси и быстро доехали до многоэтажного дома, в одной из квартир которого я обитал. Пока Джи с Феей устраивались в маленькой комнате, я приготовил чай. Выпив чая, Фея сказала, что хочет отдохнуть с дороги и вернулась к себе.

– Хотите посмотреть, где я медитирую? – спросил я Джи. Он кивнул, и я провел его в свою келью. Джи бросил взгляд на изображение Бабаджи и фотографию Шри Юктешвара и заметил:

– Хорошо устроился, братушка.

– Вот здесь и проходят мои многочасовые медитации, – сказал я.

– Ну, и каких результатов ты достиг?

– Иногда достигал состояния сатори.

Джи внимательно посмотрел на меня.

– Уже несколько лет медитации не приносят желаемых результатов, – признался я. – Я совсем пал духом, потому что оказался в тупике и не могу найти выход из него.

– Он лежит совершенно в иной плоскости, – сказал Джи. – Ты действовал в одиночку, пытаясь проникнуть в высшие сферы с черного хода. Но даже если тебе и удастся попасть туда на некоторое время, ты в них не удержишься. Это все равно, как если бы конюх попытался войти в высшее общество. Он, конечно, сможет взглянуть краем глаза на великолепную жизнь, но не более того. Ты должен научиться вхождению в высшие миры с парадного входа. Когда тебе удастся это, ты по праву займешь там достойное тебя место.

– Почему вы считаете, что мои медитации являются входом с черной лестницы? Ведь во всех эзотерических учениях обещано окончательное просветление через медитацию.

– Да потому, что кроме видения высших миров необходимо владеть как внешней, так и внутренней культурой. Да и вообще, для начала ты должен изучить всю земную культуру, и только затем пытаться проникнуть на небеса, – произнес он и подошел к окну. Я пришел в замешательство от обрисованной перспективы и, глядя ему в спину, недовольно произнес:

– Мне хотелось бы верить вашим словам, но я не вижу оснований для этого. Я не встречал еще ни одного культурного человека, который бы имел отношение к высшим мирам.

– А знаешь ли ты, – не оборачиваясь, ответил он, – что земная цивилизация была инспирирована из высших сфер?

– Вы хотите сказать, что для того, чтобы проникнуть в высшие миры, мне надо изучить всю современную культуру? У меня едва хватает времени на медитации! – возмутился я.

Джи с сожалением посмотрел на меня и, ничего не сказав, вышел из комнаты. Я был доволен тем, что не уступил, но через несколько минут на меня навалилось состояние бессмысленности, и я перестал радоваться своему упрямству.

Когда на следующий день я вернулся с работы, Джи, сидевший в гостиной с книгой, произнес:

– Не хочешь ли ты, Братец Кролик, немного прогуляться?

– С удовольствием, – сказал я, быстро проглатывая остатки вчерашнего ужина.

Мы вышли на асфальтированную дорожку и зашагали по направлению к городскому парку. На улице было тепло, редкие прохожие улыбались августовскому солнцу, но я, не обращая внимания на красоту мира, задал Джи важный вопрос:

– С чего бы я мог начать свое внутреннее развитие?

– С наблюдения за собой, – ответил он.

– Но какое отношение это имеет к внутреннему развитию?

Джи оценивающе посмотрел на меня и произнес:

– Ты все еще считаешь себя целостным и не хочешь признать, что ты состоишь из многих частей, мало осознающих друг друга.

– Мне не нравится эта мысль, – недовольно ответил я.

– Тем не менее, это так, – улыбнулся он. – Причем, хоть твоя голова и работает как компьютер, но он требует починки и настройки, а твои инстинкты похожи на диких обитателей джунглей.

– Это сравнение нелепо, – заметил я.

– Вряд ли ты помнишь о своем желании развиваться, когда встречаешь красивую женщину, – сказал Джи. – И едва ли ты будешь помнить о высших мирах, если задето твое самолюбие.

– Я никогда об этом не задумывался.

– А ты помедитируй над этим, – сказал Джи.

Весь оставшийся вечер я размышлял над услышанным.

Поздно вечером я прилег на диван в своей комнате. Я долго настраивался на то, чтобы поймать сон, связанный с Джи. Мне удалось найти его возле готического собора. Он стоял у входа, созерцая статую Девы Марии. Я встал рядом с ним, ожидая, когда он обратит на меня внимание. Из собора вышло несколько человек, выглядевших весьма необычно. Они остановились недалеко от нас, и я стал прислушиваться к их беседе. Они говорили о всемогуществе Бога. Высокий человек в темной накидке с серебристыми проблесками произнес: «Бог не является всемогущим. Он сотворил такой камень, который сам не может поднять, и этот камень – человек. Когда Люцифер пал, он увлек за собой в низшие миры все человечество. А вот поднять человечество в те миры, где оно обитало прежде, для Бога оказалось невозможным».

«Не думаю, что это так, – заметил человек средних лет в голубом бархатном плаще. – Поскольку Господь даровал человеку свободу выбора, Он не будет поднимать человечество против его воли. Но если человек возымеет желание подняться в высшие миры, то внутри него засияет божественный Свет, и весь Космос откроет ему свое волшебство. Если же человек отринул Господа, то он остается в тягостном одиночестве, и посмертная жизнь его ужасна. У человека есть божественное будущее: он может возвыситься до Адама Кадмона и, созерцая Господа, творить вместе с Ним. У человека есть дар любви, и, любя мир вокруг себя, он возносится ввысь, ощущая ответную любовь. Любовь и стремление к духовной свободе – это два крыла, на которых человек может подняться к высшим мирам».

В это время на площади раздался пронзительный крик, и появился бегущий в нашу сторону человек. За ним гнались двое стражников с обнаженными мечами. Через несколько мгновений беглец в потрепанной одежде оказался возле меня и, схватив за руку и заглядывая мне в глаза, стал просить о помощи. Я не знал, как можно ему помочь, будучи безоружным и ничего не зная об этой стране. Я попытался вырваться из его цепкой хватки и от этих усилий проснулся в холодном поту. Сон был настолько реальным, что мне стало слегка не по себе.

Когда мои чувства улеглись, я вышел в гостиную. Джи сидел на диване и беседовал с Феей. Увидев меня, он улыбнулся и сказал:

– Ну, заходи, брат Касьян, что-то давно тебя не было видно.

Я сел в кресло и, помолчав для приличия минуты три, решительно спросил его:

– Не могли бы вы сместить мое восприятие за границы обыденного мира?

– Ты думаешь, что уже готов к этому? – испытующе спросил он.

– Я уже давно надеюсь, что смогу вновь пережить состояние сверхсознания, – ответил я.

Джи прошел в мою келью и сел, скрестив ноги, под фотографией Шри Юктешвара; я расположился напротив. Джи слегка прикоснулся правой рукой к моей груди. Во мне внезапно открылась сияющая бесконечность: это был свет бесчисленных звезд внутреннего космоса. Яркая волна благодати разлилась по мне, так что я сам начал становиться этой благодатью. Утратив осознание тела, я почувствовал свое единство со Вселенной, ощутил себя мощным сияющим «Я» простирающимся до границ звездных миров.

– Я дал тебе возможность вновь прикоснуться к высшему «Я»; теперь перед тобою всегда будет сиять маяк вечности, – услышал я, когда мое сознание вернулось в тело.

Мое сердце переполняла неописуемая радость; я видел, что лицо Джи было озарено внутренним светом.

– Я бы хотел научиться у вас самостоятельно входить в состояние сверхсознания, – сказал я как можно спокойнее. Он посмотрел на меня с нескрываемой усмешкой, но тем не менее ответил:

– Это будет не то обучение, о котором ты мечтаешь, а нечто совсем иное, и, может быть, ты еще не раз пожалеешь о своем решении. Высшее «Я» лежит на тысячекилометровой внутренней глубине, на которую не так легко погрузиться.

Ситуация была кристально ясной: Джи имел доступ к сокровищу, которое я желал приобрести любой ценой.

В Кишиневе у меня были единомышленники, с которыми я обменивался литературой, но никто из них не встречал человека, знающего путь к высшему «Я». Мне казалось, что охотники за внутренней свободой будут счастливы встретиться с тем, кто укажет на отраженный свет внутреннего солнца. Мне хотелось предоставить им хотя бы один шанс.

Первым на очереди был мой лучший друг Григорий. Десять лет он пытался достичь высшего «Я», сидя в отрешенной позе на крыше биологического корпуса Академии наук. Он был аспирантом и писал диссертацию. Жил он на запыленном чердаке старой лаборатории, где валялись брошенные столы и сломанные стулья.

Летние ночи он проводил на крыше, вглядываясь, как некий индийский йог, в далекие звезды, чтобы найти в бесконечном небе ту звезду, где провел свою прошлую жизнь. Он был уверен, что пришел на землю для того, чтобы именно здесь найти постоянно ускользающее «Я».

Тело его было красивым и мускулистым – следствие его напряженных тренировок по системе Хатха-йоги. В него постоянно влюблялись студентки университета, но ему удавалось держаться в стороне, избегая мягкого женского плена.

В запыленном углу его аскетического жилища лежала громадная куча книг, в которых он пытался найти метод, ведущий к полному освобождению.

Но когда я вошел к нему на чердак, я понял, что что-то случилось: книги были покрыты толстым слоем пыли и густой паутиной. Я нашел своего друга на крыше, в безрадостном настроении, с потрепанной книгой доктора Штейнера «Как достичь познания высших миров» в руке. Он сидел на низеньком стульчике и наблюдал за медленно бегущим временем.

– Я принес тебе важное известие, – сказал я ему.

В отсутствующем взгляде Григория появился легкий интерес.

– Я встретил человека, который знает, как открыть свою божественную природу! – воскликнул я радостно. – Он, я думаю, и тебя примет в ученики.

– Ты немного опоздал, – безучастно ответил он. И тут я увидел, как из двери, выходящей на крышу, появилось милое существо с худеньким личиком и большим животом, и, не обращая на нас внимания, стало развешивать на веревке рубашки Григория и цветное белье.

– Вот, видишь? – заявил он. – С погоней за просветлением я завязал, оставлю это на следующее воплощение. Я выхожу из игры. Прошу тебя убраться из моей конуры и никогда не напоминать мне о прошлом.

– Ну и влип ты, Григорий, – бросил я ему. – Как говорил Гурджиев, ты умрешь, как последняя собака под забором.

И я с презрением удалился. Григорий молча наблюдал, как я спускаюсь по лестнице, а я не оглядывался, зная, что ухожу навсегда.

Когда я вернулся домой, Джи сидел в мягком коричневом кресле в гостиной; он пил чай и увлеченно читал все тот же толстый том Бердяева. Услышав, что я пришел, он оторвался от книги и вопросительно посмотрел на меня.

– Я вот только что навестил своего давнего друга, много лет мечтавшего о внутренней свободе. Я хотел его познакомить с вами, но опоздал, он успел жениться на молодой барышне.

– Мне кажется, что ты пришел вовремя, а вот он не дождался своего шанса, – улыбаясь, ответил Джи.

– Ответьте мне, каким образом я мог бы начать свою эволюцию?

– Ты можешь начать с изучения себя, – ответил он, осматривая меня, словно не веря моей искренности.

– Мне кажется, что я неплохо знаю себя, – возразил я с некоторым удивлением.

Джи заварил себе зеленого китайского чая, залив его горячей водой из термоса, посмотрел на меня как на бестолкового человека и произнес:

– Ты знаешь себя только как свои физическое и астральное тела, но ты ими не являешься.

– Откуда вам известно, что я часто выхожу из тела? – спросил я в изумлении, – я ведь никогда не рассказывал вам об этом.

– Ты спишь и видишь сны о себе, – сказал Джи, медленно отпивая чай из фарфоровой чашки, – но, в сущности, ты являешься духом.

– Это звучит как некое внушение, – заметил я с подозрением.

– Ты, видимо, позабыл свои опыты сверхсознания, включая и тот, который я тебе подарил недавно.

– Это могло быть моей фантазией, – заверил я. Но его взгляд не оставлял места для сомнений.

– Очень жаль, что ты помнишь себя только в комфортных условиях, – произнес Джи, – но стоит эти условия слегка изменить, как ты теряешь контроль над собой. Тебе следует освободиться от ошибочных представлений о самом себе, – заключил он и подошел к открытому окну. На улице хлестал дождь, и мрачные свинцовые тучи затянули небо до самого горизонта.

Я был огорчен тем, что Григорий, бывший охотник за просветлением, провалился в мирское болото, сойдя с Пути, который был опасен для молодой жены. Следующим искателем просветления был художник Ион. Много лет он гонялся за собственным отражением, изучая эзотерические трактаты и выплескивая найденные в них откровения в абстрактные картины. Мы с Джи отправились к нему вечером следующего дня. Его жилище стояло на окраине города среди закоулков, где днем бродили куры и надутые индюки, а ночью раздавался лай собак. В небольшом уютном дворике темнел сруб колодца с журавлем и росло несколько лоз вьющегося черного винограда.

Мы поднялись по винтовой лестнице к его логову, и я постучал условным стуком. Послышался скрип половиц, и осторожный голос спросил: «Кто это?»

Я так же тихо ответил: «Свои», – и тогда в открывшуюся щель высунулся недоверчивый нос Иона. Убедившись, что все в порядке, он открыл дверь и исчез в глубине темного коридора. Мы шли за ним на ощупь, пока он не открыл дверь в ярко освещенную гостиную. Его усталые глаза недоверчиво вглядывались в мир, словно в непроходимую чащу леса. Белая рубашка мешковато свисала с плеч, а полотняные брюки были испачканы краской.

– Ты напоминаешь мне звездного мечтателя, посаженного в банку из-под маринованных огурцов, – усмехнулся я.

– А ты поживи с мое.

– Садитесь за стол, – захлопотала его миловидная, несмотря на полноту, жена. Она разлила из графина красное вино.

– Я пью за свободных охотников за просветлением, – произнес Джи.

– За достижение внутренней свободы, – произнес я.

– Поднимаю бокал за нашу счастливую жизнь, – пропела жена.

– Да от такой жизни можно только одуреть, – ответил Ион и медленно осушил свой бокал.

– Хватит жаловаться чужим людям, – заметила она, нервно покручивая кольцо на руке. – Если бы не дочь, давно бы ушла от тебя.

– Принеси лучше из погреба вина и закуски, – повелительно произнес Ион, – эти люди только тебе чужие, а мне – близкие.

Подождав, когда она скроется за дверью, я заметил:

– Постарел ты, брат, и книги тебе не помогают.

– Я только и мечтаю уединиться где-либо в скиту и целыми днями созерцать бесконечную красоту Абсолюта, – произнес задумчиво он.

– Так кто же тебе мешает?

– Дочь надо растить, да семью содержать.

– Твоя жизнь напоминает собачий хвост, – заметил Джи.

– Это уж точно, сколько ее не выпрямляю к небу, она опять заворачивает к земле. – Глаза Иона наполнились грустью.

– Не мог бы ты показать мне свои картины? – спросил Джи.

– Здесь нет моих работ, а вот свое жилище могу показать.

Джи осмотрел три небольшие чистые комнаты, а также чердак, напоминавший мастерскую, и произнес:

– Да, у тебя тут славно.

– Я скрываюсь здесь от жены, изучая древние книги о Духе. Если бы она не ставила палки в колеса духовной жизни, я бы давно достиг просветления.