Путь воина

Дюха – боец номер один на районе. Совершено не потому, что он лучше, чем остальные участники потасовок владеет цепью или дубиной. Хотя и это тоже, конечно. Он – постоянный посетитель видеосалона, потому что его старший брат держит одну видеоточку. Мы часто играем на возможность сеанса, ставя по 10 копеек на игру в плитки. Ах да, читатель наверняка не в курсе, что это такое.

Плитки – это самая распространённая игра в нашей среде. Дело в том, что дома, возводимые в конце 80-х, начале 90-х оформлялись керамической плиткой разных видов. Маленькие квадратики примерно сантиметр на сантиметр становились не просто предметом торга. На них меняли деньги и алкоголь, шёпотом говорили, что один раз на 500 чёрных плиток поменяли девчонку. Потому что одна чёрная плитка приравнивалась к 100 обычным белым. Или к 50 матовым, или к 25 зелёным, или 10 синим. Короче, плитки были гораздо более устойчивой валютой, чем рубль, который болтало как винтового на абстяге. Суть игры в плитки заключалась в том, что в земле выкапывалась ямка, после чего участники игры должны были попасть в неё своей плиткой метров с десяти. Понятно, что удавалось это очень немногим, и, как правило, плитка падала на некотором расстоянии от лунки. После чего нужно было за минимальное количество щелчков загнать её туда. Смысл игре придавало то, что все плитки из лунки забирал тот, кто загонял туда последнюю плитку, а это требовало определённой стратегии и тактики – короче, всё было непросто. Эта маргинальная разновидность гольфа пользовалась невиданным спросом – с нами, 12-13-летними пацанами играли взрослые бандиты, которые покупали у нас плитки за рубли и входили в кон.

Как правило мы играли в плитки на деньги. Победитель обналичивал выигрыш и шёл в видеосалон на «Рэмбо», «Путь дракона» или «Двойной удар». Собственно, свои первые представления о морали мы получили именно там, на этих киносеансах.

Дюхин старший брат держал один из видеосалонов, поэтому Дюха ходил туда бесплатно и постоянно, следовательно, был гораздо более высокоморальным и продвинутым, чем прочие юные обитатели городка Нефтяников. Мало того, что он по двадцать раз пересмотрел все наши детские блокбастеры про Брюса Ли, Ван Дама и Чака Норриса. Он, что было особенно важно, попадал на сеансы, которые нам не давали смотреть даже в окна – на «Греческую смоковницу», «Калигулу» и «На-ну». То есть, в отличие от нас, он был настоящим мужчиной, и именно к нему мы обращались по своим околопубертатным вопросам. Что интересно, на большинство из них он совершенно справедливо кривил курносый шелушащийся нос и цедил: «Братан, это у тебя по возрасту. Ты подожди пару лет, а потом поймёшь какая это все хуйня. Поверь, братан, ты поймёшь».

В наших регулярных драках он не был заводилой или разводящим – стоял как и все в сторонке и ждал сигнала к атаке. Но когда начиналось месиво, он как-то сразу менялся. Толку от него было примерно столько же, сколько от нас – то есть, почти никакого. Но он, постоянно видевший Брюса и Чака, подражал им очень правдоподобно, вызывая легкую оторопь даже у взрослых бойцов, которые сходились по-серьёзному.

Мы играли на заброшенном долгострое. Юркие, подвижные подростки, мы прыгали через огромные проёмы, бегали по гребням стен на высоте седьмого этажа и плевали друг в друга пластилиновыми шариками из стеклянных трубочек, которые в избытке валялись за больницей – вместе с колбами, интересными стекляшками, шприцами и разноцветной ватой. Гораздо позже друг и собутыльник объяснит мне, что это называлось громким словом утилизация расходников за инфекционными больными. В то время нам было по барабану и, что характерно, никто ни от какой инфекции не умер, хотя болели мы тогда постоянно.

Дюха убежал в дальний сектор дома, где вообще-то было «вне игры» – потому что там уже была огороженная охраняемая территория. Забавно, но один длинный дом был разделён на две части – заброшенную и охраняемую. Мы, разумеется, побежали за ним – потому что от его команды осталось два человека. Одного заблокировали в подвале и сейчас приканчивали снайперскими выстрелами в голову (позорный контрольный – только в волосы, потому что пластилин нельзя отмыть – только состригать), а Дюха выскользнул из кольца облавы и уходил в неигровую часть дома, куда мы обычно не совались. Теперь же, подогреваемые азартом близкой победы, мы уже не обращали внимания на закрытые территории. Мы – штурмовики, спецназ, нам надо зафиксировать свою победу, а для этого беглеца надо достать – где угодно.

Первым делом мы предположили, что он уйдёт в подвал. Разделяться было нельзя – этому улица учит в первую очередь, поэтому мы ссыпались вниз по лестнице и легко прыгнули в черный проём. Проплутав там минут двадцать, злые и расстроенные поднялись обратно и уже на выходе, у проёма, который через три года станет входом в подъезд, увидели Дюху.

Он побежал наверх, и на уровне пятого этажа услышал женский крик. Любой из нас после такого сигнала принял бы единственно правильное решение – слился бы по-тихому, никак себя не проявляя. Но Дюха Непобедимый и Неприкосновенный решил, что настало время для подвига, и решительно двинулся на звуки. Естественно, нарвался на трех отморозков, которые насиловали какую-то пожилую алкашку.

Одному из них он наверняка успел красиво зарядить в голову ногой. И всё. Его не стали бить – просто выбросили в пустой оконный проём с пятого этажа. Он упал на бетонную плиту, из которой торчали щупальца арматуры.

Мы увидели его, надетого на сразу несколько прутьев. Санёк, который собирался выпрыгнуть из здания следом за мной, застыл на месте. Женька и Пашка, бежавшие сзади, по инерции толкнули его, и он без звука упал лицом вниз, прямо на битый кирпич. Как-то механически поднялся и застыл, глядя на слабо шевелящегося Дюху. С его разбитого носа, бровей и подбородка капала кровь, но он ее не вытирал – стоял совершенно неподвижно. Женька с Пашкой пискнули что-то про «скорую помощь» и усвистали. Я подошёл к Дюхе.

– Ма… ма… – Дюха с усилием глотал после каждого слога. По-моему, он меня не узнал. – Ко… пил… ка…

Он замолчал на несколько секунд, после чего страшно, нечеловечески как-то закричал и умер.

Честь и Слава

Слава лежит поперёк меня, вытянув совершенно безупречные ноги вверх, вдоль стены и любуется, чуть поворачивая их то в одну, то в другую сторону. Между нами только покрывало, я под ним, а Слава, соответственно, на нём.

Примерно четыре часа назад мы ввалились в её квартиру. Примерно восемь часов назад мы познакомились на концерте крутой омской группы «Признак Солнца». Слава – совершенная. В ней нет ничего избыточного – ни грамма лишнего веса, ни одной ненужной линии. Ненужными словами она тоже пренебрегает: через час знакомства она прямым текстом предложила поехать к ней, ещё через два часа мы выдвинулись, предварительно испив четыре бутылки «коварного чернослива».

– Ты замужем? – интересуюсь лениво, в общем-то заранее зная ответ: в доме слишком много атрибутов постоянного мужского присутствия.

– А это важно? – Слава продолжает разглядывать свои ноги. Это наше совместное увлечение. – Руслан ночью придёт. Какая тебе разница?

Мне, в общем-то никакой разницы нет. Вообще. Тем более, если он придет ночью.

– Ты очень красивая, – говорю я, и это не звучит как комплимент и не воспринимается как комплимент. Это констатация.

– Я знаю, – Слава поворачивается ко мне и смотрит пристально. Похоже, мне пора задать важный вопрос.

– Мы ведь ещё увидимся?

– Ну, смотря как ты себя покажешь. – Слава улыбается хитро, и мне становится совершенно очевидно: да, увидимся, ещё не раз, и, чем чёрт не шутит – может, именно эта совершенная девушка станет моей постоянной фройляйн.

– А я разве не показал? – гусарская ухмылка, переходящая в хищный оскал, отработана миллионом репетиций перед зеркалом.

– Ну, то была первая серия, – спокойно сообщает мне Слава, не переставая пристально смотреть. – А я люблю сериалы.

Ну, сериалы – дело хорошее. Но приступить ко второй серии я не успеваю: в самый ответственный момент раздается громкий, на всю квартиру звук проворачиваемого в замочной скважине ключа. Когда мы ввалились в квартиру, я обратил внимание на Славину беспечность – она, не закрывая, просто захлопнула дверь, поэтому я на рефлексе задвинул крохотный засов, на секунду освободив для этой благородной цели правую руку.

Скрежет ключа на секунду затих, чтобы тут же разразиться тревожной трелью звонка в дверь. Уже спрыгивая с кровати я успеваю обратить внимание на выражение её лица: Слава не на шутку озадачена. Впрочем, уже через мгновение она на ногах – набрасывает халат, вдевает ноги в пушистые домашние тапки и устремляется в коридор. Я, как положено джентльмену, скачу за ней на одной ноге, попутно вдевая вторую в тесную штанину.

Решительным движением Слава двигает засов и открывает дверь нараспашку. Там стоит Руслан. Её муж, собственно. Он смотрит на неё, одетую более, чем легкомысленно, потом на меня – брюки я, конечно застегнуть успел, но вот доказать, что зашёл ненадолго и по делу не получится совершенно точно.

– Что такое? – Слава смотрит на него с вызовом. – Может ударишь? Или даже на это духу не хватит?

Не хватит совершенно точно. Он стоит сломанный. То есть, несколько секунд назад он был ещё плюс-минус, а сейчас сломан.

– Тряпка. Убожество, – констатирует Слава. – Тут твою законную жену только что трахали, ты застал ее с любовником. Если ты такой слюнтяй, что жену поучить не можешь, вот тебе любовник, каратюга тупорылый! Набей ему рыло, чего стоишь?

Прекрасно. Вот только спаррингов в голом виде с каратюгами мне и не хватало для полной самоидентификации. Впрочем, бить мне рыло он, похоже, тоже не собирается. Стоит, опустив плечи, и, жалко вытянув шею, смотрит на свою жену.

Я тоже на неё смотрю и думаю про дверь, которую она целенаправленно не закрыла и понимаю, что было бы, если бы я не освободил на секунду свою правую руку. Я больше не хочу, чтобы она была моей фройляйн.

– Слава, – говорю я, пока Руслан, словно в забытьи, не сводит глаз со своей жены. – Если ты еще когда-нибудь решишь расстаться с мужчиной, попробуй ему, для начала, об этом сообщить. Или, например, просто уйти из дома.

– Пошёл вон. – Она даже головы не повернула. Пришлось плестись в комнату и завершать посткоитальный туалет. Все это время я слышал её голос, но не мог разобрать слов. Она что-то тихо и яростно говорила своему мужу, а он иногда отвечал коротко и неуверенно.

Я вернулся в прихожую меньше, чем через минуту, чтобы увидеть, как он разворачивается, делает два шага и вызывает лифт.

– Вали. – На лице Славы не осталось ничего от того, что так пленяло еще десять минут назад. Сейчас оно злое и равнодушное. Но мне, в общем, тоже всё равно. Я накидываю куртку, обуваюсь и выхожу точно к открывшимся дверям лифта, в которые заходит Руслан.

От Иртыша пахло. Это началось не так давно – когда дед учил меня плавать, от воды еще не исходил этот удушающе-отвратительный запах. А сейчас мы с Русланом сидим на набережной и пьем водку, не закусывая – вонь от воды перебивает лютую сивуху.

Оказывается, Руслан – на самом деле каратист. А еще он работает в органах. То есть чисто теоретически неприятностей могло быть много. Воз и маленькая тележка. Практически – мы сидим и пьем водку на набережной.