Глава 1
Благодарность аксакала

Очнулся, как ни странно, от боли в паху. Нет, ребра ноют, и лицо болит, но не так сильно. Глаза явно заплыли, сквозь приоткрытые веки рассматриваю траву и муравья, который что-то ищет. Последние события вспомнились и озадачили. Попытался пошевелиться, но не тут-то было: стало слишком больно, что довольно странно, так как болевой порог у меня достаточно высокий. И все же что за хрень? Киллер промахнулся? Вполне возможно, что рука дрогнула или я сумел головой дернуть, а пуля вскользь прошла. А с другой стороны, до этого он в меня не один раз стрелял, и ранения все были серьезными, с такими выжить сложно, уж в чем-чем, а в этом отлично разбираюсь.

Над ухом кто-то шумно задышал, а потом меня лизнули. Повернул со стоном голову и увидел широкую улыбку волкодава с высунутым языком.

– Бус! Делом займись, коровы разбредаются! – прозвучал голос.

Пес вздохнул и исчез из поля зрения, а мгновение спустя раздался грозный лай и расстроенное мычание коров. Почему расстроенное? Ну, так показалось, словно коровы замыслили побег, а он не удался. Вот дурные мысли! Тут впору задуматься о своей голове: явно крыша прохудилась! Скорее всего, пуля мозг задела, но врачи с того света вытащили. Зато последствия плачевны – в овощ я превратился, валяюсь где-то головешкой и брежу. Но терять-то нечего, если это бред или сон, то и действовать можно как угодно. Кстати, когда снятся сны, но разум работает, можно видения подкорректировать. Мысленно представил, что организм цел и не болит, после чего попытался встать. Хрена с два! Голову на пару сантиметров поднял да рукой о землю оперся – так в мозг боль шибанула, что слезы брызнули, перед глазами все поплыло, из горла стон с полувсхлипом вырвался.

– Ваня, ты лежи, не дергайся, – похлопал кто-то меня по плечу. – Скоро бабы приедут коров доить, с ними тебя домой и отправлю.

Перевернулся на спину: пара ребер явно сломана, специфически знакомая боль. Хотел вновь вопрос задать, но сдержался, решив пока осмотреться и понять, что происходит. Бородатый мужик смотрит на меня с интересом и в какой-то степени озадаченно. Сам он кряжист и побывал не в одной заварушке. Как же его ребята назвали? Михей? Нет, не так. Михус. Да, точно! Странное имя, скорее кличка. Глаза зацепились за пса, который носится по опушке и собирает стадо. Хм, столько коров в одном месте мне видеть давно не приходилось, тут их под сотню, не меньше. Это что же за фермерское хозяйство такое? Сейчас не принято пасти скот, животные стоят в коровниках, и их автоматика кормит. Или вот «бабы доить приедут»… Уп-с, телеги показались, на них восседают женщины и громко о чем-то разговаривают, лузгают семечки и смеются. Михус пошел навстречу приезжим, оставив меня одного. Он о чем-то перекинулся парой слов с доярками и отошел в сторону. А женщины, в том числе и подростки, приступили к дойке. Ручками! Вновь взгляд зацепился за одеяния – они просты, сейчас так никто не одевается. Опять же ни у кого не раздалась мелодия сотового звонка. Да быть такого не может! Дернул головой от осознания неправильности, а потом вспомнил, что и сам-то странно выгляжу. Через минуту пришел к выводу, что мозг подкидывает небывалую картинку. Я нахожусь в теле подростка, и вокруг неизвестная местность.

– Ваня, ты меня понимаешь? – склонила голову набок дородная тетка.

– Угу, – кивнул ей и поморщился от прострела в ребрах.

– Скажи что-нибудь, – попросила тетка, к которой подошла еще пара женщин и пялилась на меня как на диковинку.

– Ребра поломали, а удой у вас знатный, – осторожно ответил.

Бабы всплеснули руками и принялись громко обсуждать какого-то дурачка местного. Из их монолога – друг дружку они не слушали – пришел к выводу, что местный божий человек – это я. Обижать такого грех, но местные парни всячески над убогим издевались и отводили душу. В таком состоянии видеть им меня не впервой, но, кроме мычания, ничего от меня не ждали.

– Чего раскудахтались? – прикрикнул на баб Михус. – Радость у Макара и Лидии – младшенький в себя пришел. Давайте его на телегу и до дому везите, сам-то он не дойдет.

Мне помогли загрузиться в телегу, где в окружении кувшинов с молоком и повезли в сторону села. К этому времени я уже начинал подозревать, что приключилась какая-то хрень с моим сознанием и, по всей видимости, каким-то невиданным путем произошел перенос этого сознания. Неужели тот старый аксакал так меня отблагодарил? Холодный пот прошиб: слишком все реально. Тем не менее ущипнул свою ногу – больно. Идущие рядом с телегой доярки наперебой обменивались мнениями по данному «чуду». Семнадцать годков парень ходил неприкаянный, вроде что-то понимал, но блаженному поручали набрать воды да хвороста из лесу притащить. Пока никак не мог определиться, какой год, но явно не современный. Радовало одно: нахожусь где-то в центральной России, но пока еще до конца не могу поверить в реальность происходящего. Время от времени я косился на дорогу, стараясь разглядеть следы протекторов от автомобилей, но их не было. На розыгрыш это никак не походило, да и я все время забывал, что тело-то не родное. Кстати, мышцы почти отсутствовали, были одни сухожилия да кости. От тряски (и как только молоко не сбивается?) голова стала кружиться, сознание меркло. Расчет, что опять услышу голос врачей и окажусь на операционном столе или в палате больницы, не оправдался. Сознание терял, однако новых видений не происходило.

Привезли меня к плетеному забору, через прутья виднелись деревья, в окружении которых стоял дом с соломенной крышей. По двору прогуливались куры и утки, хрюкал поросенок, лениво брехала собака, рядом с нею развалился кот, ни на что не реагируя.

– Лидка! Твово малахольного привезли! Опять его пацаны отметелили! – крикнула одна из баб во все горло.

От такого крика я на миг оглох, а ее товаркам не привыкать, даже разговоры не смолкли.

Из калитки вышла женщина и, отряхивая руки от земли, направилась к телеге.

– Жив? – с непонятной интонацией спросила она.

– И даже говорит! – ответили ей бабы хором.

Женщина споткнулась и недоуменно на меня посмотрела, а потом робко и с надеждой спросила:

– Иван?

– Да, – ответил я ей и поморщился.

– Макар! Иди сюда! – заорала Лидия, не уступив по громкости той бабе, которая ее вызывала.

Мужик, вероятно являющийся моим отцом, явился на крик. Картуз на голове, красная рубаха навыпуск, шаровары заправлены в сапоги. Н-да, на улице жара, а он в кирзачах. Макар пару вопросов бабам задал, скользнул взглядом по моему избитому лицу, а потом помог встать и чуть ли не волоком оттащил в дом. Досталось мне сильно – пока шли, сознание пару раз терял, по сторонам не смотрел, только под ноги, анализировать и то не пытался – не до того. Макар положил меня на кровать и стал что-то спрашивать, но ответить я не смог, глаза закрылись – и провалился в сон, сил нет совсем.

Очнулся от криков петухов, в маленькое окошко пробивался свет, и можно было осмотреться. В комнатке стояли стул, кровать, и имелась пара вбитых гвоздей, на которых висела одежда. Тело болело, ребра нужно было перебинтовать. Этим и занялся в первую очередь. Странно, но меня врачевать никто не собирался, как не озаботились и о еде. Перетянул грудину, всю в гематомах, простыней и потер висок. Пора прийти к каким-то определенным выводам, а делать их очень не хочется. Особенно поражало то, что увидел в окошко. Так реконструировать деревенский быт невозможно, если не ввалить пару миллионов в подобное развлечение.

Оделся и осторожно направился на улицу. Прошел по участку, отыскал кадку с водой, из которой умылся, и полюбовался на собственное отражение. Хм, лицо опухло так, что мое ли оно – сказать невозможно, но волосы явно принадлежали другому человеку. Мало того что мой «ежик» сантиметров на двадцать был короче, так еще тут и ни одной седой волосинки.

– Ваня, ты как? За хворостом пойдешь? – прозвучал голос Макара.

– Так дров-то достаточно, – кивнул я на сложенные поленницы и лежащие рядом с ними горы хвороста. – Это все я натаскал?

– И вправду говорит, – удивился Макар и поцокал языком.

Хм, а он ведь играет, неискушенно: глаза-то отвел и губы поджал. Макар снял картуз, пригладил волосы, хмыкнул и кивнул в сторону лавки:

– Посидим, покурим.

– Давай, – согласился я.

В свое время я покуривал, имелась такая дурная привычка, но бросил.

Сели мы с Макаром, тот достал кисет и неспешно свернул самокрутку, прикурил и глубоко затянулся. Я же пытался рассмотреть, что на спичечном коробке написано, который Макар в руке подбрасывал.

– А ты ведь всю ночь бредил, – придя к каким-то выводам, сказал мой собеседник.

Я молчал – говорить нечего, а Макар продолжил:

– Двигаешься не так, как раньше, неожиданно заговорил и соображать стал. Ты кто, паря? – Он остро впился взглядом в мое лицо.

– Иван я, – чуть пожал я плечами, а потом добавил: – Так меня назвал Михус, когда в грязи избитым нашел.

Макар кивнул, затянулся и тяжело вздохнул.

– А в бреду чего говорил? – спросил я его, уже понимая, что выдать себя за его сына никак не получится.

Можно прикинуться, что потерял память, а если учитывать, что блаженным недавно по селу ходил, то вроде бы все легко и просто. Но как провести человека, который знал своего сына с пеленок? Да и стоит ли? Каждое мое действие «близкие» станут внимательно рассматривать. Вот не так стал есть, ложку с вилкой по-другому держит, слова неизвестные говорит. Нет, скрываться смысла нет. Но как Макар себя поведет? Объявит сторонником темных сил и предаст анафеме?

– Много чего, – уклончиво ответил тот. – Я всю ночь не спал, думал, как с тобой разговор составить. Не ожидал, что признаешься. Сын-то мой где?

– Скорее всего, один из ударов смертельным оказался, – медленно ответил я, подбирая слова. – В меня, если ты понял, стреляли. Последнее, что помню, – врачи пытались спасти.

– Благородных кровей? – уточнил Макар.

– На этот вопрос сложно ответ дать, – покачал я головой. – Лучше скажи, который сейчас год и где нахожусь.

Макар крякнул, с удивлением на меня покосился, но промолчал. Он не понимал, как себя со мной вести, да и я тоже не составил никакого плана, плывя по течению. Врать не хотел, но и правды говорить нельзя. Мой собеседник вновь стал крутить самокрутку, а потом и мне предложил. В такой ситуации не только закуришь, поэтому с благодарностью принял кисет. Увы, нормально скрутить сигаретку не сумел: практика, по понятным причинам, отсутствовала. А мой собеседник наблюдал за каждым моим жестом. Молча отобрал у меня газетный обрывок, пару движений сделал – и протянул мне самокрутку. Чиркнул спичкой и дал прикурить. Табак оказался некрепким, горло драть и не подумал. Глубоко затянувшись, я выпустил струю дыма, подняв голову к небу.

– Н-да, Иван-то курить не пробовал, – вздохнул Макар.

Он начал рассказывать, и чем дальше, тем больше я хмурился. Выяснил: нахожусь в Тверской губернии, год тысяча девятьсот третий, государство Российское. Село большое, сто домов, до города пятьдесят верст. Это в двух словах, а после уточняющих вопросов стал сам припоминать, что из того времени известно. Увы, отсчет знаний у меня датируется с пятого года, а потом с семнадцатого и после, истории не шибко много внимания уделял. Смутное время скоро настанет, и что делать – непонятно.

– Государыня у нас справная и мудрая, за каждого подданного горой, говорят, есть смутьяны, недовольные ее правлением и молодостью, но это от недалекого ума, – выдал Макар, повергнув меня в изумление.

– Подожди, а на троне не царь разве? – озадаченно уточнил я у него.

– Господь с тобой! Уже три года как княжна Ольга на престол поставлена и перед Богом помазана! Вначале советники правили, законы хрен пойми какие городили, но потом государыня подросла и все в свои руки взяла. Пришлось ей мятеж из дворян подавить – кого казнить, а кого на каторгу, – зато теперь нет таких наглых поборов.