Андрей Расторгуев

Андрей Петрович Расторгуев (1964 г. р.) – поэт, переводчик, публицист, член Союза писателей России. Кандидат исторических наук.

Автор книг стихов, переводов и литературно-критических статей, многих публикаций в литературных журналах, участник ряда антологий. Лауреат Государственной премии Республики Коми, премии имени Бажова и ряда других литературных наград.

Живёт в Екатеринбурге.

«Ганина яма – шахта под Екатеринбургом…»

Ганина яма – шахта под Екатеринбургом,

где вначале были спрятаны тела

расстрелянных членов семьи Романовых.

 
В яму натекли потоки снега,
календарь смыкает времена.
За кресты заякорилось небо,
чтобы глубже не ушла страна.
 
 
Так совпало – или не совпало?
Поп крестил – народ приговорил:
на земле из камня и металла
Ганей прозывался Гавриил.
 
 
Промышлял – не рыл другому яму,
духом не архангел, но горняк.
Золото отыскивал упрямо,
а нашёл – кровавый железняк.
 
 
Меру ли отчаянно превысил
или местью за благую весть?..
Мистика простых имён и чисел,
лотерея неслучайных мест.
 
 
Лёгок снег – сердца тяжеловаты,
не смягчатся жертвою пока…
Свежих облаков аэростаты
раздувают белые бока.
 

«Поменяла весна времена и цвета…»

 
Поменяла весна времена и цвета —
молодая листва на просвет золота:
невесомую дымку едва окропил
осторожною прозеленью хлорофилл.
 
 
Да не долгую пору она молода,
а покуда черёмуховые холода,
и ладони живой чешуи листовой
над землёю древесною и кустовой
непременно сомкнутся ступенью
между яростным светом и тенью.
 
 
Ибо всё в равномерном пути бытия
обращается снова на круги своя,
но – всегда в кулачке зажимая
лоскуток золотистого мая.
 

«Где клонится да коренится…»

 
Где клонится да коренится
поубавившийся народ,
речка Белая Холуница
земляные породы трёт.
 
 
Речка Чёрная Холуница
моет корни невдалеке…
Всё двоится, чтоб сохраниться
на песке и на языке.
 
 
И, названиями не обманывая,
мимолётные с высоты,
затекают с Большою Малая
речки Белые под мосты…
 
 
Имена только да навеяло —
не убавилось от потерь:
всея Малыя и Белыя —
и Великия по теперь…
 

«Всё как положено: построишь дом…»

 
Всё как положено: построишь дом
и дерево посадишь под окном —
была б земля, а яблонь насажаем…
Но где не властна трепетная плоть
и всем распоряжается Господь,
он может промахнуться с урожаем —
не яблочно-вишнёво-травяным,
а плотным, ощутимым, кровяным…
 
 
Не сыновей, так дочек нарожаем —
всё, кажется, одно… Да не одно,
уже давным-давно заведено:
мальчишек ждём, девчонок – провожаем.
 
 
А любим всех – без голоса, на слух,
как стадо подопечное пастух:
чуть прозеваешь – канут в буераке…
Но отпускать – единое терзать,
от сердца пуповину отгрызать,
завидуя балованной собаке.
 

«Душа усомнится: надо ли?..»

 
Душа усомнится: надо ли?
Да спросишь кого – беда:
Алатырь ему, Анадырь ли —
неведомые города…
 
 
Когда в золотистом облаке
восходит осенний свет,
в Алатыре спеют яблоки —
в Анадыре сеет снег.
Пока вороха крылатые
подымутся на юга
и заморосит в Алатыре —
уже занесло в Анадыре
порошею берега…
 
 
Обычные, нестоличные,
как в борозды семена,
разбросаны пограничные
в различные времена
да оба молвой неброскою
по рекам наречены:
один – над равниной Русскою,
другой – у морской волны.
 
 
Бревенчатыми острогами,
стенáми монастырей
страна полегла дорогами
сквозь марева до морей.
Равны, да неодинаковы,
прочны, да не кирпичи…
Анадырь – что на Анадыре.
Алатырь – что на Алатыре…
Прислушайся, различи.
 

«Хождение по водáм…»

 
Хождение по водáм —
как будто по проводам:
лишь затвердевая льдом,
противятся посоху.
Но ежели по мосткам,
морёным тугим доскáм,
уложенным над песком —
воистину посуху.
 
 
Упрямоходящим приз —
пронзающий море пирс:
пожалуйста – обопрись
и переступи границу.
Хотя не тверда вода —
не запечатлит следа,
в том невелика беда —
на памяти сохранится…
 
 
Что утром на сквозняке
при чутошном поплавке,
с бельём ли, накоротке
сполоснутом в холодину,
да с цыпками на руке,
что в Сопоте-городке
или Санта-Монике —
смыкаются воедино.
 
 
И самый зыбучий пирсик
земной прибавляет пирсинг,
цепляя собой прибой,
как проволочной скобой…
 
 
Булавкою просквозит —
и мир переобразит
в диковинный композит,
слоёный и многоликий:
и местные исподтишка
поодаль от бережка
забрасывают на окушка
во Тихий или Великий.
 
 
И, может быть, у окна
пространства и времена
надёжно ещё одна
удерживает зацепка —
оправдана в языке,
по счастью, не в языке,
а в дочерином пупке
серебряная скрепка…
 

«Охоте противостоя к перемене лиц…»

 
Охоте противостоя к перемене лиц,
сверяя настройку, оплачивая неустойку,
мы прожили тридцать лет, не нося колец, —
и, если даст Бог, нас хватит ещё на столько.
 
 
Любовь переменна, как пламя и облака:
едва увлекусь, на стройных молодок пялясь, —
надёжного поводка или ободка
мучительно требует мой безымянный палец.
 
 
И не от добра опасаясь найти добра,
а чуя фантомной боли живое жженье
откуда-то с глубины тринадцатого ребра,
истраченного на твоё перевоплощенье…
 

«От щедрого ливня и ветра…»

 
От щедрого ливня и ветра,
привычных к ночному труду,
пионов тяжёлые ядра
упали в густую траву.
 
 
Но солнечный ливень ответный
сквозит из балконных окон,
как будто погром несусветный
привиделся сквозь полусон,
и электроточную будку
пометить калёным тавром
не целили молнии будто,
железо дробя над двором,
и, в лёгком сплетясь одеяле
на простынях чистого льна,
чудесное нечто проспали
мы, не отряхнув полусна,
и в полусомкнýтые веки
ещё не известную часть
в природе или человеке
опять опоздали прочесть…
 
 
Но выше прохладных резонов,
что, плотью живой горячи,
как тонкие стебли пионов,
мы не устояли в ночи.
 

«До настоящего романа…»

 
До настоящего романа
собой, увы, не доходя,
жизнь, точно повесть графомана,
оскальзывается, хотя,
когда, как юноша бездомный,
оказываешься в былом,
открыв бездонный многотомный
картонный или электронный
фотографический альбом,
где, оживая – помяните,
во испытание уму
кровят оборванные нити,
собравшиеся в бахрому, —
от созерцания светлеешь,
как будто заново прочёл,
и ни о чём не сожалеешь,
не забывая ни о чём.
 

«При нехватке идей…»

 
При нехватке идей
и перепроизводстве того,
кто рифмуется здесь,
миру надо не очень-то много
разумных людей,
так что ум – не причина
рассчитывать на снисхожденье…
Телом и языком
с непременной оглядкой владей.
А земля без затей
проживёт вообще без людей.
Жалко, некому станет
водить под уздцы лошадей
и собак обнимать,
обретая отдушину сердцу…
Упираясь на ней,
до последнего не холодей.
 

«Случилось так, а не из пущей жажды…»

 
Случилось так, а не из пущей жажды:
я Нику и Джоконду видел дважды.
У славы Леонардовой столпа
стояла непролазная толпа…
 
 
Загадочная Мона Лизавета
бронестеклом добавочно одета,
чтоб местный или пришлый новожил
к ней тоже топора не приложил —
здесь вообще наш северный Париж
неволею припомнишь и сравнишь.
 
 
Зато, хотя безрука и безлика,
летит во мне стремительная Ника —
ликует над форштевнем корабля,
единою чертой не шевеля…
 
 
Здесь тоже люди многие встают.
Да головы держаться устают.
 

«Путешествия вроде премии…»

 
Путешествия вроде премии —
жалко, если наперечёт…
В параллельном пространстве-времени
поперечная жизнь течёт.
 
 
Глубиною той поперечины,
путешественника блазня,
молодые проходят женщины,
что всё менее про меня.
 
 
Мне их юность не унести в горсти,
но и разумом не разнять,
хочет сердце набраться нежности
или, наоборот, раздать.
 

Наталья Чекер

Родилась 30 декабря 1973 г. в г. Антраците Луганской области (ныне ЛНР).

С 1980 г. проживает в г. Луганске. В 1995 г. окончила строительный факультет Луганского государственного аграрного университета; в 2005 г. – магистратуру по специальности «Менеджмент организаций». В 2013 г. защитила кандидатскую диссертацию на тему «Проблема творчества в философии Н. А. Бердяева». Кандидат философских наук, доцент. Доцент кафедры философии Луганского государственного аграрного университета.

Автор работ, посвящённых русской религиозной философии Серебряного века, философскому осмыслению творчества О. Мандельштама, С. Кьеркегора, А. Ф. Лосева.

Член Союза писателей ЛНР. Печаталась в альманахе «Крылья» (СП ЛНР). Поэт, переводчик с английского языка (поэзия нонсенса, сонеты Шекспира), эссеист.

Яшкина азбука

Моим племянникам – Яше и Матвею и братьям – Ярославу и Ивану

А – Азбука

 
Попросила Аня маму:
«Завтра утром встанем рано,
Будем “Азбуку” читать,
Буквы будем рисовать!»
 

Б – Бегемот

 
Бармалей, и Бармаглот,
И большущий бегемот,
На беду, весь квас попили
И стаканчики разбили.
 

В – Воробей

 
У воробья болит крыло,
Воробью крыло свело.
Валькин папа пусть полечит
В ветлечебнице его!
 

Г – Галка

 
Галка гавкала на ветке,
В точности как пёс соседский.
Все во все глаза глядели,
Только кот сказал: «Не верю!»
 

Д – Дождик

 
Дождик, дождик, дин-дон-дон!
В огороде гусь с зонтом!
Нет, такого не бывает:
Под дождём гусь не гуляет!
 

Е – Ежевика

 
Ела Вика ежевику,
И малину, и клубнику.
Всё испробовав, теперь
Вика кормит двух ежей.
 

Ё – Ёжик

 
«Ёжик будет нашей ёлкой,
У него же есть иголки! —
Крикнул радостно Андрей. —
Наряжай его скорей!»
 

Ж – Жаба

 
Муха с Жучкою жужжала.
Жучка муху задержала,
Пока жаба не вбежала:
Прыг-жиг-жиг – и мухи нет!
 

3 – Забор

 
На заборе кот зелёный —
Зинка намалякала!
И трава вся под забором
Зинкой закалякана!
 

И – Ирис

 
Есть цветок такой, в честь Ирки,
Ирис называется.
Ирке, чур, не говорите,
А то вконец зазнается!
 

Й – Йогурт

 
Ёпсель-мопсель! Мишка-кот
Снова Яшкин йогурт пьёт!
Пусть теперь кошачий йогурт
Мама Яше отдаёт!
 

К – Кораблик

 
На кораблике по лужам
Плыл моряк, слегка простужен.
«Кхе-кхе-кхе, – сказал моряк, —
Разве можно плавать так?»
 

Л – Лев

 
Любит маленький Матвей
Льва-царя и всех зверей,
Но мамулечку, конечно,
Любит Мотя всех сильней.
 

М – Дочки-матери

 
Раз, два, три, четыре, шесть!
Красит мама кошке шерсть.
До чего ж она упряма,
Эта маленькая мама!
 

Н – Носорог

 
Носит папа-носорог
На носу огромный рог.
С носорогом не шутите,
Манной кашей не кормите!
 

О – Ослик

 
Ослик нюхал одуванчик,
Ослика увидел мальчик:
«Мам, смотри, какие ушки!
Любит ослик сказки слушать?»
 

П – Попугай

 
Попугай по телефону
Пародировал ворону.
Папа отнял телефон —
Попугай был возмущён.
 

Р – Рыбы

 
«Почему речные рыбы
Не хотят со мной попрыгать?» —
Удивлялся рыжий пёс,
Потирая лапой нос.
 

С – Снежинки

 
Ангелы за облаками
Ели плюшки с крендельками.
С облаков снежинки-крошки
Сыпались на лобик кошке.
 

Т – Тигрёнок

 
Тишка – плюшевый тигрёнок,
Он ещё совсем ребёнок,
Но рычит как настоящий.
Таня плачет – Тане страшно.
 

У-Удод

 
Удивительный удод
Рассмешил честной народ.
Только самому удоду
Не смешно, а неудодно.
 

Ф – Фыр

 
«Что такое фу-ты ну-ты,
Фу-ты ну-ты, ножки гнуты?» —
Фёдор задал псу вопрос.
Но смущённо фыркнул пёс.
 

X – Хорёк

 
Харитон зовут хорька,
Сам хорёк – на букву «ха»,
И на ту же букву имя
У хорошего зверька.
 

Ц – Цуцик + Цыплёнок

 
«Цуцик рядышком с цыплёнком —
Это целых два ребёнка!» —
Рассуждала Катерина,
Сидя с дедушкой в гостиной.
 

Ч – Читатель

 
Ваня спорил с Ярославом —
Кто читатель лучший самый:
«Я уже прочёл “Букварь”!
Ты теперь мне почитай!»
 

Ш – Шарфик

 
Новый шарфик у Егорки,