Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и взаимодействию со средствами массовой информации Санкт-Петербурга

© Авторы, 2015

© «Геликон Плюс», 2015

Галина Гампер

Галина Сергеевна Гампер (1940–2015) родилась в г. Павловске. Окончила ЛГУ им. А. А. Жданова. Автор одиннадцати поэтических сборников, книги «Дух сам себе отчизна» (1996, романизированная биография Перси Б. Шелли), переводов с английского Перси Б. Шелли, Йетса, Бёрнса, Дж. Китса, современных английских и американских поэтов.

Была удостоена многочисленных наград, в том числе: премия Санкт-Петербургского ПЕН-клуба в номинации «Поэзия» (1998), звание «Женщина года» (2002, Оксфорд, Великобритания), премия им. А. Ахматовой (2004), медаль ордена «За заслуги перед Отечеством» II степени (2009), грамота губернатора Санкт-Петербурга «За большой личный вклад в развитие культуры и искусства Санкт-Петербурга и яркую творческую индивидуальность» (2010), премия Правительства Санкт-Петербурга (2011). Более десяти лет руководила литобъединением молодых поэтов при Союзе писателей СПб, состояла в ПЕН-клубе, Союзе писателей СПб и Союзе российских писателей, в СПб отделении мемориала «Знак искупления».

Натюрморт

 
Одинокое яблоко,
                    фон в амбразуре окна —
Грязно-снежный, глухой,
                    жестяное дворовое донце.
Приближенье Адама,
                    рывок, натянулась блесна,
Под условной чертой горизонта
                    затеплилось солнце.
Ожиданье, начало,
                    высоко натянутый трос…
Ожиданье. Лишь им
                    и держусь на плаву да на взлёте,
Напряженьем его —
                    в амплитуде от смеха до слёз —
На предельной
                    ликующей или отчаянной ноте.
Было яблоко, вырос,
                    я и не заметила, сад
И зацвёл и отцвёл…
                    Я очнулась, пройдя переплавку.
Кисти мою и краски ищу,
                    возвращаюсь назад,
Ставлю яблоко. Так.
                    И на яблоко делаю ставку.
 

«Болью выдолблена так душа моя…»

 
Болью выдолблена
                    так душа моя,
Будто лёгкая пирога
                    из ствола.
Захочу – и уплыву я
                    в те края,
Где не надо мне
                    ни крова, ни стола,
Ни постели,
                    ни любимого в постель,
Ничего, как в чистом поле,
                    ничего…
Только стружкой
                    завивается метель
Где-то прямо
                    возле сердца моего.
Длинно, длинно,
                    длинно тянется строка,
И слова
                    острее лезвий ножевых!
Сквозь меня теперь
                    проходят облака,
Столько перистых
                    и столько кучевых.
 

«Талант поэта лишь загромождает…»

 
Талант поэта
                    лишь загромождает
Семейный дом
                    и раздражает близких
Нелепой неуместностью в быту.
Многоугольно-хрупкое
                    созданье —
Ни в угол ни поставишь,
                    никуда.
И всё ему чего-то надо, надо —
То тишины, то шума,
                    то любви…
Но нет пророка
                    в собственном дому.
Ни мать родная,
                    ни сестра, ни муж —
Пенсионер,
                    заслуженный бухгалтер,
Зам, зав – чего неведомо. Никто
Собою не поступится,
                    а после —
Дантес, интриги,
                    Натали, Судьба,
Эпоха, царь —
                    не всё ли нам равно,
Как это будет после называться.
 

«Кружение сердца – вот танец, доступный и мне…»

Валерию Бассу

 
Кружение сердца —
                    вот танец, доступный и мне.
120 в минуту…
                    шажка, поворота, удара,
Ну что же, как йоги
                    станцуем на голом огне,
Уйдём в невесомость
                    весёлыми кольцами пара.
 
 
Да, лишь невесомость
                    кружению сердца сродни.
Я в танце,
                    о чудо, я в самой его сердцевине.
Ты перышко времени
                    сдуй с меня, милый, стряхни,
И сбросим тела,
                    что когда-то исполнены в глине.
 

«Пусть забыли нас, пусть обидели…»

 
Пусть забыли нас, пусть обидели,
Пусть шуршит под берегом спелый лёд,
В храме снег идёт, вы же видели,
В храме медленно снег идёт.
 
 
Хлопья виснут здесь, как заклятые,
А иконы в инее, как в гробу,
Души маются незачатые,
Хоть какую бы да судьбу
 
 
Каждой, жаждущей воплощения
На неведомом ей пути,
В храме – снежное опустение,
Нас за это, Господь, прости.
 

«Смеркалось день переходил в сиянье…»

 
Смеркалось,
                    день переходил в сиянье
Луны
           сквозь воздух хрупкий, как стекло.
Веками обжитое мира зданье
Не торопило возвращать тепло.
Не ведая про скорую разлуку,
Мы спали,
                    не уняв счастливых слёз…
И вот, как в воду, погружаюсь в муку.
И мыслей не собрать —
                    все врозь, вразброс.
Боль сатанеет, забирает круче,
Взлетает ввысь,
                    под купол голубой.
Сама с собою говорю как будто,
А кажется,
                     что говорю с тобой…
 

Калерия Соколова

Родилась в 1992 году в Санкт-Петербурге. Публиковалась в журналах «Звезда», «Нева», «Северная Аврора», «Аврора», в серии сборников «Четверг. Вечер» и других. Лауреат многих поэтических премий. Член СП Санкт-Петербурга.

«Ещё раз подумай: зачем я тебе нужна?..»

 
Ещё раз подумай:
                     зачем я
                               тебе
                                         нужна?
Я буду плохая мать, плохая жена,
Целованная не одним десятком губ,
Не любящая – рубящая: не люб.
Подумай: привычная клятвам моя рука
Трофеи брала – слёзы лётчика, моряка
Затем, чтобы лучшие души нести в горсти
И чувствами этими лучшими мир спасти.
 
 
Но если однажды без ног приползу, без рук,
Без рта, что был нежен, без стана, что был упруг,
Без локонов этих, без совести, без крыла
К тебе – ты один не скажешь:
           зачем
                       пришла?
 

«Ни с чем не сравнимое чувство начала…»

 
Ни с чем не сравнимое чувство начала влюблённости:
Ты в мыслях рисуешь все чёрточки, мелочи, тонкости,
 
 
Всё хочешь представить его поцелуи, объятия,
Не помнишь, о чём только что сообщили по радио,
 
 
Примеришь то платье, то кофту, не глядя, а впору ли,
С улыбкой бредёшь, чуть ли не попадая под «скорую»,
 
 
Желаешь здоровья всегда хамоватой уборщице,
Кладёшь ложку соли в свой чай, залпом пьёшь
                                          и не морщишься,
 
 
И, главное, не замечаешь ни в чём монотонности.
Любви грандиозней порою начало влюблённости.
 

«Пока ты вернёшься, я выучу три языка…»

 
Пока ты вернёшься, я выучу три языка,
Плутарха дочту, философией нос запылю,
Я Грига всего разыграю и весь ХТК,
Я стану умнее тебя – и тогда разлюблю.
 
 
Пока ты вернёшься, я восемь десятков подряд
Отжаться от пола на пальцах однажды смогу,
Бежать марафонскую так, словно чёрт мне не брат,
Я буду сильней – и от этой любви убегу.
 
 
Пока ты вернёшься, я стану добрей и мудрей,
Я нищенкой сделаюсь в наинищайшей стране —
Пока ты придёшь из-за трижды проклятых морей.
Я стану пророком, пока ты вернёшься ко мне.
 
 
Пока ты вернёшься, я даже, пожалуй, умру.
Когда же вернёшься, в наш Зеленогорск загляни,
Ты незачем мне, но постой пять минут на ветру —
Кудрявую ель на могиле плечом заслони.
 

К чёрту

 
Нет смысла ждать, и догонять – нет смысла.
Я больше не готовлюсь к февралю.
С другими провожу
                              семнадцатые числа.
Целую всех: пусть думают – люблю.
 
 
По-холостяцки запросто милуюсь,
Беснуюсь без ветрил и без руля,
Шлю к бесу профиль твой
                              и лица наших улиц,
Семнадцатое – к бесу – февраля.
 
 
Не жду, не догоняю, не надеюсь,
Не бьюсь в божбе, не верю ворожбе.
Я думала послать
                              всё к чёрту, а на деле —
Ты дьявол сам. Пошли меня к себе.
 

Красавице

 
Тебе под силу жизни их ломать —
Тех, что в сердцах оружием бряцали.
Но ты, как бессердечный дипломат,
Жонглируешь сражёнными сердцами.
 
 
И каждый ходит лёгок и лучист
И празднует своё единовластье.
А ты, жестокий логик и логист,
Для всякого найдёшь и час, и счастье.
 
 
Как бабочек, прокалываешь, жжёшь
И сушишь. Без возможности реванша
Играешь с ними в длительную ложь,
Азартная скупая донжуанша.
 
 
А бабочки слетелись на ловца
И сохнут на игле в лучах светила.
Зачем тебе их мёртвые тельца,
Когда ты и живых-то не любила?
 

«Поссорились так глупо – из-за быта…»

 
Поссорились так глупо – из-за быта.
И будь неладна – раз неладно сшита —
Моя с тобою жизнь! Гнездо не свито —
Течёт, как сито,
 
 
Сырым осенним днём. А что – в метели?
В другую жизнь из птичьей мы влетели,
Где вместе нам не выжить в чёрном теле.
Скажи, не все ли
 
 
Я способы создания уюта
Перебрала, но стынет почему-то
Очаг наш, и сквозит ночами люто.
И я бегу.
 
 
С седьмого неба – до седьмого пота.
Не спеться птицам разного полёта:
Тебе бы лебединого кого-то,
А мне – ку-ку.
 

Песенка

 
В том краю далёком
Буду тебе сестрой.
 

Народная песня

 
Хочешь, буду тебе сестрой
В том краю на краю земли.
Лишь бы мы с тобой – так устрой —
Целоваться бы не могли.
 
 
Хочешь, буду тебе чужой
В той стране, где и враг – родня.
Но, смотри, не криви душой:
Не люби, не ревнуй меня.
 
 
Только песня как мир стара
И заношена, как мошна.
Миленький! Я ничья сестра
И кому не нужна – жена.
 

Прозрачен наш осенний Петергоф

 
Прозрачен наш осенний Петергоф.
Английской речи, сутолоки, плеска,
Шутих не слышно, шороха шагов.
А мы шумим безудержно и дерзко.
 
 
Что осень нам? Прищурившись слегка,
Играя и любуясь этим светом,
Жить так светло и весело поэтам!
И вместе нам не больше сорока,
Когда бы мы задумались об этом.