Как мама и бабушка cвятителя Нектария помогали ему полюбить Бога

Великий Апостол Павел, обращаясь к своему ученику Тимофею, приводил на память его нелицемерную веру, «которая прежде обитала в бабке твоей Лоиде и матери твоей Евнике; уверен, что она и в тебе» (2 Тим. 1, 5). Так вот и вера матери и бабушки cвятителя Нектария, вера живая и нелицемерная обитала в их сыне и внуке, будущем ревнителе апостольского служения.

Вскормленный молоком и воспитанный примером материнского благочестия, юный Анастасий, с самых младых ногтей рос благоразумным, кротким, смиренным, целомудренным мальчиком, другом всякой христианской добродетели. Родственники вспоминали, что ещё малышом Анастасий, возвращаясь из церкви, влезал дома на стул или табуретку и, будто с высоты архиерейской кафедры, повторял своим родителям, братьям и сёстрам проповедь, услышанную в одном из приходских храмов Силиврии.

Много лет спустя святитель Нектарий вспоминал, как в детстве его мама и бабушка каждый вечер плотно задёргивали шторы в детской, поправляли фитиль у неусыпаемой лампадки перед иконами, доливали в неё масло и, стоя на коленях, читали Повечерие: «Благослови, душе моя, Господа, и вся внутренняя моя имя святое Его…» (Пс. 102: 1–2).

После Повечерия мама и бабушка своими словами, со слезами на глазах, молились Пресвятой Владычице Богородице, Великой Госпоже Небес, Которая претерпела столь много страданий во время Своей земной жизни.

– Всесвятая Дева, Госпожа и Владычица, – молилась мама, – помоги моему мужу и деткам, дай им здоровья, ни о чём другом просить Тебя не смею…

А бабушка Анастасия, просила так:

– Особо прошу Тебя, Пречистая Владычица, о моём любимом внуке – Анастасии. Он, ненаглядный голубчик мой, так хочет стать образованным человеком – всё Евангелие читает, Псалтирь. Не оторвёшь его от Священного Писания. Но как он выучится, когда мы живём в такой бедности, что не до учёбы, лишь бы на пропитание хватило?..

Юный Анастасий очень-преочень любил свою бабушку. По утрам мальчик с нетерпением напрягал слух, ожидая, когда бабушка в своей комнатке проснётся, опустит ноги с кровати, вздохнёт, сделает несколько шагов до двери, откроет её и можно будет со всех ног броситься в её тёплые объятия под всегда бедной, выцветшей одеждой. У неё было изрезанное морщинами лицо, из-под платка выбивались пряди редких седых волос, однако глаза её сияли каким-то невыразимым, чудесным светом.

Юный Анастасий прижимался щекой к бабушкиной шее и, будучи не в силах оторваться от любви и нежности, просил:

– Бабуся, давай, пожалуйста, почитаем вместе пятидесятый псалом.

– Конечно, почитаем, – с готовностью откликалась бабушка, ни разу не ответив внуку «нет» в ответ на его просьбу о совместной молитве.

Вдвоём они начинали медленно, по слогам, читать «Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей…», но как только доходили до слов «Научу беззаконныя путем Твоим и нечестивые к Тебе обратятся…» (Пс. 50:15), Анастасий, повинуясь какой-то таинственной силе, протягивал маленькую детскую ладошку к бабушкиному рту, заграждал его и просил:

– Бабусенька, я отсюда сам дочитаю, я всё помню, – и дочитывал псалом до конца, как бы испрашивая помощи Божией в дальнейшем учении и давая обет впоследствии учить других.

В семь лет Анастасий тратил мелкие деньги, которые ему дарили, на бумагу и детскими ручками сшивал её в тетради. На вопросы родных что он делает, отвечал, что хочет сделать книгу и записывать туда “божественные словеса”. А когда Анастасий приходил в храм и внимал Священному Писанию, то запоминал услышанное настолько точно, что мог без труда пересказать дома. Устраивал он и домашний “амвон”, на который восходил собственной персоной, подражая проповеднику. Это, как и многое другое, явно указывало на склонности будущего святителя и божественное призвание учить людей.

Пришло время идти в школу. Анастасий уже был знаком со Священной библейской историей, знал наизусть очень много псалмов. Кроме того, живой пример образованных дяди по отцу и дяди по матери, Анастасия Кефаласа и Александра Триандафилидиса, с детских лет привил юному Анастасию любовь к знанию. Первичное образование в объёме начальной и неполной средней школы он получил в родном городе, но, поскольку семья была многодетной и небогатой, продолжение образования казалось делом несбыточным. Однако, сила Божия в немощи совершается (ср.2 Кор.12, 9) и впоследствии благодать и необоримая воля Божия не дали пропасть благому стремлению Анастасия, приведя его, хотя уже и далеко не юным, к вожделенным для него знаниям.

Святитель Нектарий на всю жизнь сохранил детскую любовь к своей малой родине и её святыням. Став ректором духовной семинарии Ризарион, он постоянно молился перед келейной иконой Пресвятой Богородицы Силиврийской, которую написали для него на Афоне его духовные братья из кельи Данилеев. А когда святитель возродил Свято-Троицкую обитель на острове Эгина, её первые инокини получили в постриге имена святых, особо почитаемых в Силиврии и окрестностях: Хрисанфи, Ксения, Феодосия, Кириакия, Евфимия, Агафоника.

Безбилетный пассажир

В 1859 году Анастасию Кефаласу исполнилось тринадцать лет. Продолжать образование в Силиврии было негде, а он очень хотел учиться дальше. И вот, мечтая о дальнейшем образовании, мальчик задумал отправиться в Константинополь и родители поддержали его в этом желании.

Из Силиврии в Константинополь ходили регулярные пароходные рейсы. Однако, в тот период семья переживала материальный кризис. Бедность семьи Кефаласов была настолько велика, что даже денег на билет Анастасию у родителей не было. Поэтому Анастасий с бабушкой пришёл в порт, подошел к кораблю, который готовился отплыть в Константинополь, улучил момент и прошмыгнул на борт.

Однако, не тут-то было: матросы заметили безбилетника и с позором высадили его обратно на пристань! Что же это было за горькое зрелище: плачущий тринадцатилетний паренек, сжимавший руку бабушки, в вязаной шапочке и потрёпанной бедной одежде, все пожитки которого помещались в маленькой котомке, одиноко стоящий на пристани в грустном ожидании того, что судно, на которое он всей душой стремится, вот-вот поднимет якоря и отчалит!..

– Ну и куда же ты собрался, безбилетный пассажир? – насмешливо крикнул ему с мостика капитан.

– Мне очень надо в Константинополь, – ответил Анастасий.

– В Константинополе своих лоботрясов хватает, – резко ответил капитан, не глядя на мальчика. – Зачем им ещё и ты?

Анастасий смиренно промолчал. Он печально и робко стоял на краю пирса, возле корабля, глядя, как моряки готовятся к отплытию, убирают трап и пытаются завести судовую машину, которая почему-то не заводилась.

«Господи мой и Боже! – молча и горячо молился Анастасий. – Помоги мне! Неужели ты оставишь меня здесь и я навсегда так и останусь неучёным человеком? Помоги мне! Я хочу изучать Священное Писание, хочу понимать смысл Евангелия и Ветхого Завета! Неужели, Господи, Ты выбросишь все мои мечты в эти бездушные волны и дашь им навсегда утонуть? Прошу Тебя, помоги мне!»

Корабельный двигатель никак не заводился, глох, издавал непонятные звуки. Матросы бегали и суетились, капитан грубо ругался на них и нервно ходил по палубе. В какой-то момент он встретился взглядом с Анастасием, который уже не прятал слёз и умоляюще шептал: «Возьмите меня! Возьмите меня, пожалуйста!»

Тут что-то произошло с сердцем капитана, и он махнул мальчику рукой: «Так уж и быть, запрыгивай». Опять спустили трап, Анастасий поцеловал бабушку, за секунду поднялся на борт и – о, чудо! – в то же самое мгновение двигатель завёлся и пароход двинулся в сторону вожделенного Константинополя.

Анастасий молча стоял на палубе, прощаясь с родным городом и сжимая нательный крестик с частицей Честного и Животворящего Креста, который дала ему в благословение стоявшая на пирсе и долго, пока сквозь слёзы не стала невидимой, крестившая уплывавшего в неизвестность внука, бабушка^[3].

Подросток/Константинополь

Лиха беда начало

Когда пароход причалил к пирсу в Константинополе и матросы спустили трап, работники турецкой пароходной компании стали проверять билеты у прибывших из Силиврии и сходящих по трапу пассажиров. Анастасий, у которого билета не было, пытался найти капитана, но безуспешно, а выпускать без билета в город турки его не хотели. Они начали ругать его и грозить, что сейчас сдадут его в полицию. Эту сцену увидел один хорошо одетый молодой человек лет двадцати пяти, который тоже прибыл из Силиврии на том же пароходе. Он утешил плачущего мальчика, вмешался и заплатил туркам требуемую сумму.

И вот, наконец, юный Анастасий сошёл на пристани в порту столь вожделенного для него Константинополя. У мальчика разбегались глаза: огромный, шумный, сияющий солнцем город, Святая София, многочисленные храмы, Босфор, Принцевы острова, старинный греческий пригород Тарабья^[4], где жил богатый грек, к которому у мальчика было рекомендательное письмо – одно впечатление не успевало накладываться на другое. Видя и понимая, что великий и прекрасный город не свободен, находится под властью турок, будущий святитель с болью в сердце вспоминал песню, которую в детстве тихо, чтобы не услышали враги веры, напевала ему мама:

Царь-город однажды воспрянет от сна
И вспомнит Владыку и спросит:
– Когда же проснётся святая страна
И злые оковы отбросит?

Только вот, первые впечатления рассеялись, словно утренняя морская дымка. Сразу же началась тяжелая проза жизни. Вместо дальнейшей учёбы, мальчику пришлось в буквальном смысле слова выживать. У Анастасия было с собой рекомендательное письмо от отца к его знакомому, крупному греческому коммерсанту, торговцу табаком, господину Целепису, с просьбой помочь устроиться на работу.

Однако, по адресу, который был написан на конверте, мальчику сухо ответили, что господин Целепис переехал из Константинополя в Одессу и захлопнули дверь. Тринадцатилетний Анастасий не знал, что ему делать и куда идти. Он начал ходить по городу, стучать в двери, заходить в мастерские, прося о любой работе, но никто не хотел его брать – в силу возраста и потому, что он приезжий.

Наконец, мальчик устроился на работу на табачный склад, при котором был цех по фасовке табака. Это было душное, тёмное помещение без элементарных удобств и вентиляции. От зари до зари он раскладывал табак по мешкам, ящикам и коробкам, укладывал листья в тяжелые прессованные кипы.

В этой же мастерской он и жил, и ел. Денег ему не платили: он работал за кров и скудную пищу. На этом табачном складе будущий Святитель без выходных проработал несколько лет: упаковщиком, грузчиком, сортировщиком, а в «свободное время» хозяин отправлял его развозить на ручной тележке товар по разным концам Константинополя.

Хозяином табачного склада, на котором работал будущий Святитель был хмурый, смуглый и грубый грек с острова Тенедос^[5]. Абсолютно любой разговор с подчинёнными этот человек заканчивал грубым ругательством. Иногда, разгневавшись, он мог ударить работников, и будущему святителю тоже от него доставалось.

Но Анастасий, вспоминая напутствие отца «лиха беда начало, сынок», осеняя себя крестным знамением, благодушно терпел все трудности, хотя был загружен работой настолько, что даже на молитву у него едва-едва оставалось время. В храм на службу он тогда мог забежать очень редко и не больше, чем на пару минут. Однако, он благодарил Бога за то, что Тот дал ему работу и кров над головой, не позволил ему стать портовым беспризорником и уберёг его от нравственных опасностей. Он просил Господа только о том, чтобы его мама не узнала о том, что ему приходится переносить.