Владимир Базан

/ Париж /

Базан Владимир Сергеевич (21.10.1953, райцентр Унеча, Брянской области) – фотожурналист. Окончил художественно-графический факультет Витебского пединститута (1978). Работал фотографом, корреспондентом, ответственным секретарем в многотиражке «Строитель» (1980–1990). Создатель (вместе с фотографом И.Лейкиным) и главный редактор, дизайнер и фотокорреспондент первой негосударственной в Беларуси общественно-политической газеты «Витебский курьер» (1990–2007). Лауреат премии ленинского комсомола Витебщины за серию работ «Дети» (1985). Медаль «За выдающееся мастерство» на выставке «The Epoch Times First Grand Photography Competition» за фото «Игра в шашки» (2007, США ). В середине 80-х был председателем витебского фотоклуба «Витьба». Центральное место в творчестве занимает репортажная, публицистическая, жанровая фотография. Среди основных работ серии «Думай, парень…» (1982–2005), «Праздник в православной церкви» (1988), «Пионерский лагерь» (1989), «Приметы»(1989), «Чернобыльский натюрморт» (1996), «Париж! Париж… Я не хочу домой…» (2001–2007), фотосерия «Армения. Декабрь. 1988». Фотографии о землетрясении в Армении отмечены первой премией в ГДР на фотосалоне «Инфосканбалтик» фирмы Цейс-Практика. Главный редактор специального номера газеты посвященного Первым Шагаловским дням в Витебске (1991). Персональные выставки в Литве (Каунас 1987, Вильнюс 2003), Эстонии (Таллинн 1989), Латвия (Даугавпилс 2001, Рига 2007), Польше (Голенев 1998), Германии (Хамм 1993, Нинбург 1998, Гамбург 2006), Осло (2005), Испании (Кордова 2006, 2007), Беларуси (Барановичи, Борисов, Слоним, Брест, Минск, Витебск), Франции (Париж 2010).

Наталья Шабло

/ Подмосковье /

Наталья Тимофеева публикует свои стихи под именем Наталья Шабло. Стихи пишет с детства. Публиковалась в периодической печати, в коллективных сборниках и альманахах. Автор поэтических сборников «Листья на воде», «Настежь», «Я здесь была». Член Интернационального союза писателей. В настоящее время живет в Подмосковье (г. Химки).

Я буду ждать

Из писем Марины Цветаевой Борису Пастернаку:

«…Я буду терпелива, – пишет Марина, – и свидания буду ждать, как смерти. Отсюда мое: Терпеливо, как щебень бьют, Терпеливо, как смерти ждут, Терпеливо, как вести зреют, Терпеливо, как месть лелеют – Буду ждать тебя (пальцы в жгут – Так Монархини ждет наложник), Терпеливо, как рифму ждут, Терпеливо, как руки гложут, Буду ждать тебя…»

 
Величье душ не скомкать расстоянью,
Не очернить житейской суете.
«Я буду ждать». И жизнь вослед признанью
На эмигрантской бьется частоте.
«Я буду ждать». Сквозь версты. Сквозь границы.
Сквозь все ветра и бездорожье лет.
И пишутся стихи. Летят, как птицы,
Ручные письма росчерком вослед.
«Я буду ждать». И в этом обещанье
До нас дойдет связующая нить
Двух унесенных ветром состояний,
Двух судеб, что нельзя соединить.
«Я буду ждать». Все повторится снова
В который раз у потерявших кров.
Пусть ожиданье сквозь века не ново,
Но каково величье этих слов!
 

В центре тишины

 
Туман вуалью занавесил склоны.
Ни дуновенья. Тишина звучит,
Прощупывая все диапазоны,
Где вечность с бренной жизнью говорит.
Ты словно втиснут в центр мирозданья.
Тебе неловко. Но восторг растет
От таинства простого созиданья,
Что от дыханья Муз произойдет.
Попробуй эту ноту засиничья
Или паденья шишки перелив!
Журчание ручья на южно-птичьем.
Или прохлады утренней мотив.
Как много здесь оттенков и созвучий!
Как в белом цвете – радуга цветов,
Так тишина – тот самый главный случай,
Когда ты слышать главное готов!
 

Из детства

 
Уж капает неясная весна
С локтей шершавых крыш и перекрытий,
И черный грач – он тот еще строитель! —
Как символ пробужденья ото сна,
Березы в небо обнаружив течь,
Гнездом ее латает. И Саврасов,
Набор кистей к рубахе подпоясав,
Готовится шагнуть в «Родную речь»…
 

Нет проще ничего

 
Нет проще ничего
внезапного ухода:
Остановить часы,
Задернуть зеркала.
Все так же за окном
Безмолвствует природа,
Выгуливают псы
Хозяйские тела.
Все так же скуден день
На подвиги по ходу,
Неровен в лужах блик
От беглого луча.
И словно ты в миру
Не появлялся сроду,
И не горел твой дух,
Как белая свеча.
Как не было, так нет.
Не стоят сожалений
Рассветы без тебя
По клинописи крыш
И зеркала машин
Без беглых отражений,
Где ты зрачком души,
Как эпицентр, дрожишь.
А в переходах плач
Далеких девяностых,
«Бандитский Петербург»
Мелодией живуч.
Войти в такой портал
И раствориться просто,
Став тенью на стене
В потоке серых туч.
Нет проще ничего
Не быть, как не бывало.
В прогрессию внести
Короткий минус свой.
Натянуто на мир
Большое одеяло,
Которое теплей
Случайных встреч порой.
Нет проще… Потому
На простоту не падка.
Так было сотни раз,
Статисткой – не по мне!
Свободный гражданин
Имперского упадка,
Я верю, третий Рим
Поднимется в цене.
 

Черно-белое

 
В этих лицах из фотоальбома
Незнакомая жизни страница:
Исторического перелома
И семейного счастья крупица.
Остается только приладить
Тот осколок, в котором есть небо,
Ту весну, где был радостен прадед,
И прабабку с краюхою хлеба.
Запах стружки в подвальной каморке,
Свет, струящийся прадеду в руки,
Колыбельку на струганной горке,
Клей столярный янтарно-упругий.
Запах дыни. И маму – их внучку,
С удивленными чудом глазами:
Ей доверили взяться за ручку
Новорожденного на диване.
Этот год, этот послевоенный:
Бабка чай по чаинкам считает.
И мой дед, бывший военнопленный,
Твердо знает, чудес не бывает…
 

Здесь нет ничего

 
Здесь нет ничего. Тишина. Белый снег.
Здесь белки неловко спешат удалиться.
Здесь так неуместно звучит: «Человек»,
Что даже от голоса можно напиться.
Здесь дуют ветра с переменой в крови.
Здесь выжжена снегом горы боковина.
И лапы еловые – как журавли —
К тебе тянут руки в молитве раввина.
Прижмешься щекою к снежинкам ветров,
Сглотнешь обмороженный воздух гортанью,
И мощь тишины лучше всех докторов
Простит тебе все, что творишь по незнанью…
 

Лучший кофе

 
Лучший кофе тот, что пахнет домом
И корицей с зернышком души.
Лучший город – город незнакомый:
Новизной в нем виды хороши.
Лучшие дорожки и маршруты —
Те, что дарят радость бытия,
Удивленье, восхищенье чудом,
Ощущенье солнечного дня.
Лучшие друзья близки по духу.
В лучших книгах мы душой растем.
Лучшей песней наслажденье слуху
Словно родником живым даем.
Пусть стандарты жизни повышает
День весенний каждому, друзья!
Лучше вас на свете не бывает!
Потому и вертится Земля,
Чтоб подставить лучшие моменты
В лучших экспозициях для вас:
Птичьих голосов аплодисменты,
Горы в профиль, облака в анфас.
Счастья примеряйте чаще платья
И носите все, коль вам не лень!
Раскрывайте чудесам объятья,
С чашки кофе начиная день…
 

Римма Запесоцкая

/ Лейпциг /

Родилась в городе на Неве, работала социологом, зоопсихологом, в археологических экспедициях, дворником, кочегаром, машинисткой, редактором и библиографом в Библиотеке Академии наук, редактором и корректором в различных издательствах. Ее стихи и проза печатались в ряде журналов, в сборниках и альманахах. Она автор двух стихотворных книг: «Постижение» (1994) и «Мост над пропастью» (2014) и книги прозы «Избранные сны» (2016).

Ольга, дочь царя Симеона

По следам одной гипотезы

Один из самых загадочных и интригующих вопросов древнерусской истории – происхождение княгини Ольги. Я излагаю здесь гипотезу, которую, по моему мнению, убедительно доказал Генрих Ильич Магнер. Он много лет занимался этим вопросом, но не успел опубликовать свои выводы, и я хочу рассказать о том, что мне, как заинтересованному свидетелю, известно об этом сюжете. Но сначала следует представить читателю исследователя, которому удалось найти достоверные следы и по ним дойти до истока, расчистить позднейшие наслоения и под одеждой простой рыбачки обнаружить одеяние царевны.

Генрих Ильич Магнер (1931–2004), мой старший друг, был личностью выдающейся, талантливым ученым, филологом и историком, с гениальными догадками и прозрениями, к сожалению, по объективным и субъективным причинам далеко не в полной мере реализовавшим свои возможности. Напечатаны лишь несколько его работ по истории, языкознанию и литературоведению, но про каждую из них можно сказать: «Мал золотник, да дорог». Он мне говорил, что в молодости задумал переписать всю историю России, такие были у него грандиозные замыслы. Но жизнь его так сложилась, что он не имел возможности официально заниматься наукой и вынужден был записывать свои идеи в свободное от работы время, а работал он сначала учителем, а потом, по принципиальным соображениям, на заводе и воспитателем в рабочем общежитии. Генрих Ильич был родом из Житомира, и несколько его текстов опубликованы на украинском языке, который он знал в совершенстве.

В сферу его научных интересов входили древнерусская история и топонимика, этимология, а также творчество А.С. Грибоедова, одно стихотворение которого он атрибутировал и дал свою версию происхождения фамилии Чацкий в «Горе от ума». У него есть работы о призвании на Русь варягов, о щите князя Олега на воротах Константинополя, о выражении «ни зги не видно» и о многом другом. Г.И. Магнер открыл происхождение странного фразеологизма «после дождичка в четверг», в котором со временем уже непонятный народу «тождичек» был заменен на «дождичек», а первоначально это выражение значило «после пятницы в четверг», то есть то, чего не может быть никогда. Интересно, что до сих пор в науке господствует версия, что данный фразеологизм связан с культом громовержца Перуна у славян-язычников. Между тем Г.И. Магнер убедительно доказал этимологию фразеологизма и объяснил, какую роль в его возникновении и видоизменении сыграло то, что у славян и германцев в стародавние времена была не семидневная, а пятидневная неделя, и пятница была днем отдыха, свободным от работы (это значение сохранилось в немецком и английском языках: пятница там дословно переводится как свободный день).

В науке есть разные методы познания. Г.И. Магнер использовал дедуктивный метод, от общего к частному, от синтеза к анализу, а не наоборот. Он на основе немногих, часто противоречивых данных выдвигал свою гипотезу и потом проверял ее на тех фактах, которые должны были, как следствия, из нее вытекать. Если какие-то факты противоречили гипотезе, он ее отвергал и выдвигал другую. Я ездила однажды в начале 1980-х в Белоруссию, и Генрих Ильич поручил мне на станции Беларусь (недалеко от Минска) зайти в местный музей и узнать, была ли там когда-то березовая роща. Он объяснил, что это очень важно для подтверждения или опровержения одной его гипотезы. В музее явно заинтересовались моим вопросом, и выяснилось, что действительно, много веков назад, по документам, на этом месте была большая березовая роща. Жаль, что я не знаю, какую именно гипотезу подтверждала эта информация.

Но вернемся к происхождению княгини Ольги. И в данном случае Г.И. Магнер использовал свой обычный научный метод: принял гипотезу, которая показалась ему наиболее убедительной среди уже существовавших в науке различных версий, ни за одной из которых не было достаточных оснований, потому что слишком мало сохранилось вызывающих доверие сведений. По гипотезе Г.И. Магнера Ольга была царевной, дочерью великого болгарского царя Симеона. И она основала город Псков, первоначальное название которого – Плесков, созвучно с названием древней болгарской столицы – Плиска. На это сходство названий и раньше обращали внимание исследователи и предполагали, что Ольга могла быть основательницей города, но кто она была – простой крестьянкой, болгарской княжной/ царевной или происходила из знатного варяжского рода, связанного с князем Олегом, так и оставалось неясным.

Из гипотезы, в которой был убежден Г.И. Магнер, следовало, что Ольга, будучи царевной, привезла своих мастеров, которых использовала при строительстве Пскова. В то время, в начале Х века, Болгария была державой, уже принявшей христианство, в отличие от Руси, еще остававшейся языческой. По этой гипотезе Ольга (в крещении Елена) уже была христианкой, когда прибыла в Киев как невеста князя Игоря. Поэтому она сама хотела крестить Русь, но, как известно, это произошло только при ее внуке князе Владимире.