Юрий Егоров
Московская обл

Математик

Пашка Пирожков был самым необычным мальчишкой в нашем классе. В то время как другие собирали значки и марки, сбегали с уроков на стадион «Текстильщик», чтобы посмотреть, как тренируются футболисты нашей городской команды, он ничем таким не интересовался. И за всё время только пару раз сходил вместе с классом в кинотеатр «Великан» смотреть популярные в то время французские фильмы. В общем, такой прилежный ученик, слушался педагогов и родителей, исправно делал уроки и особенно преуспевал в математике. Наши увлечения не разделял, сидел один за своей партой и решал задачки. А потом удивлял всех нас и математичку Ларису Михайловну Романову. Поэтому учителя считали его самым умным в классе, и мы, обычные шалопаи, особо с ним не дружили. И о чём с Пашкой можно было говорить, если он понятия не имел, кто такие Веньков, Пономарёв или Шуляков, кумиры ивановских болельщиков, и кто из них заколотил мяч в кубковом матче против липецкого «Металлурга»?

Вероятно, Пашка стал бы золотым медалистом, гордостью школы, поступил бы в местный университет, а может быть, даже в Москву, защитил бы там диссертации, превратился в великого математика и много чего бы ещё сделал, но всё изменил случай. В восьмом классе его отправили на математическую олимпиаду. Сначала – на общероссийскую в Пензу, потом – на всесоюзную в Ригу. Кстати, оттуда он в подарок мне привёз значки: один с петушком, другой с башенкой Домского собора. Всё из-за того, что я как-то заступился за него перед хулиганами-старшеклассниками. Они толкнули Пашку и надавали ему подзатыльников, а мне за него стало обидно. Хоть и умный, но всё же – одноклассник. Вот, вероятно, он захотел меня так отблагодарить, хотя к этому времени я уже значки забросил и стал увлекаться виниловыми пластинками. Но всё равно было приятно.

Иллюстрация Татьяны Никольской

Пока Пашка ездил по своим олимпиадам, мы гурьбой за Наташкой Замарашкиной ухлёстывали. Она была такой стильной, с большой грудью и попкой, вы меня понимаете! А Пашка решал свои уравнения и оставался равнодушным к Наташкиным достоинствам.

В девятом классе его отправили в Братиславу, в Чехословакию. То есть – за границу. Невероятное событие для советской школы. Пашке завидовали, а он вроде как и не особо радовался. Говорил, что едва ли потянет международный уровень. Задачки там посложнее.

– Ты о чём думаешь? – говорили ему. – Джинсы привези, новый диск «Олимпика», а если повезёт, то что-нибудь лицензионное – «Смоки» или «Би Джиз».

Наташка к нему тоже подходила и что-то просила на ушко, вероятно, фирменный лифчик. Пашка смотрел на неё непонимающе.

Когда вернулся, мы Пашку не узнали. Нет, внешне он остался прежним: обычный парнишка, только чокнутый. Но как-то совершенно потух. Словно весь дух из него выпустили. Спрашивали про город, а он отвечал, что совершенно обычный, как наш Иваново. Ничего оттуда не привёз, даже кассетника.

Посчитали, что там, на олимпиаде, он допустил много ошибок, получил низкие оценки и тяжело переживал своё поражение.

Он по-прежнему сидел за партой один, но даже не раскрывал тетради. Учёбу забросил. Учителя по привычке ставили ему хорошие оценки, и все между собой говорили, что Пашка сошёл с ума из-за своей математики. Сам он никому ничего не объяснял.

Золотая медаль у него уплыла. В аттестате даже появилось несколько троек: по литературе, русскому языку и, кажется, истории.

О поступлении в университет можно было забыть. Вот что забавно: Пашка был настоящим талантом, но высшего образования не получил. А мы, балбесы, кто по блату, кто по везению, пролезли в университеты, и впоследствии кто-то из нас даже диссертации защитил. Я сам доктором наук стал.

После школы Пашка пошёл работать фрезеровщиком на «Автокран». Спасибо Николаю Ильичу, учителю труда, хорошо нас этому ремеслу научил. Спустя несколько лет прошёл слух, что Пашку судили. Якобы он уехал в Армению и там пытался нелегально перейти границу, но пограничники его задержали. Такие были времена, просто так выехать из страны было невозможно…

Мы много лет не виделись. И вот недавно случайно встретились в городе. С трудом узнали друг друга. Разговорились: кто, где? У Пашки оказалось всё в порядке. Во время рыночных реформ он открыл своё дело – мастерскую, не зря на «Автокране» работал. Сейчас чинит импортные автомобили, преуспевает. Живёт в своём доме, там, где всё городское начальство, возле Горино. И в личном плане у него всё нормально. Был женат, но решил, что лучше одному. Наслаждается свободой. Его двое детей с высшим образованием, как все умные люди, перебрались в Европу. Значит, у них тоже всё в порядке. Внуки пару раз приезжали навестить трудолюбивого дедушку. А вот математику окончательно забыл. Даже сомневается, что таблицу умножения вспомнит.

– Слушай, расскажи всё же, что тогда случилось в этой Братиславе? – попросил я. – В школе мы все терялись в догадках.

На некоторое время Пашка задумался, стал прежним.

– Да… – наконец решился. – Только поймёшь ли? Там, в братиславской гостинице, я встретил…

И замолчал.

– Кого, Паша? Йохана Кройфа или Герда Мюллера? А может, Боба Дилана?

– Я не знаю, кто они такие.

– Тогда кого?

– Оливию Хасси. – Лицо Пашки изменилось. Таким романтичным я его не видел никогда за все десять лет учёбы в школе.

– Оливию Хасси?

– Да. Я не сразу её узнал. Понял лишь в самолёте, когда возвращался в Союз. Мы столкнулись за завтраком. Она сидела за соседним столиком. Невероятная. Такая вся нежная, воздушная, трогательная… Я сошёл с ума. Даже сейчас, как вспомню, мурашки по коже.

– Она кто?

– Бедный Коля. Вот в этом вся ваша беда – что вы ничего не знаете, кроме вашего «Текстильщика», значков, марок, пластинок, шмоток и прочей дребедени. Оливия Хасси – актриса, она играла Джульетту в знаменитом фильме Франко Дзефирелли. Это тебе не Наташка Замарашкина с большими титьками! – Пашка засмеялся.

– А мы тогда думали, что это всё из-за того, что ты ничего не выиграл.

– Ха, великим математиком я был только в ваших глазах. В Пензе и Риге мне повезло, и как меня в Братиславу отобрали, я даже не знаю. Не было у меня никаких сверхспособностей. И вообще, математикой я увлёкся от нечего делать.

– А мы думали…

– Да, – он похлопал меня по плечу. – Знаешь, если сломается твоя тачка, привози её ко мне в мастерскую. Лучше меня никто её не сделает, и денег не возьму. Мы всё же друзья. Когда-то ты за меня заступался.

Потом он как-то с облегчением выдохнул и пошёл по своим делам.

Нина Кромина
г. Москва

Подарок

Когда-то в детстве у меня были папа, мама, бабушка. Теперь же, потеряв их, я интуитивно искала тех, кто мог бы хоть как-то заменить их. Иногда мне казалось, что нашла, но проходило время – и жизнь уводила их. Когда я познакомилась с Глебом, а вскоре вышла за него замуж, меня удивляло, что он не стремится к общению с родителями. Он купил себе квартиру в центре Москвы, и поездка на окраину, где он прожил всё детство, юность и даже зрелость, была для него мучительна. Несколько дней он находился в таком мрачном состоянии, что, глядя на него, я страдала и не знала, чем могу помочь ему. Да и самой хотелось, чтобы его родители, он и я стали семьёй. Время от времени я ездила с мужем к его родителям, пыталась всех растормошить, втянуть в общую беседу. Увы, оторвавшись от стола, который состоял из традиционных советских блюд, каждый, после долгого и продолжительного молчания, уходил в своё. Мама – на кухню, папа – в компьютер, муж – в телевизор. К нему на колени забирался нежный мопсик по имени Шнабс, преданно смотрел Глебу в глаза. Мне казалось, что пёсик считает его своим хозяином, ведь именно он принёс его когда-то в их дом. Я же не находила себе применения. Конечно, чаще всего пыталась помогать на кухне. Но всегда слышала одно и то же:

– Иди отдыхай, я сама справлюсь.

Я пыталась всех объединить какой-нибудь игрой типа «Лобстер» или лото «Времена года», купленным в Третьяковке специально для этих вечеров.

Но безрезультатно.

Готовясь ко дню рождения Глеба, я задумала целую программу и очень волновалась, удастся ли.

Сразу, как только в толпе зевак мы вышли из метро, я увидела, что от местных парковок, остановок трамваев и автобусов тянутся большие и маленькие, пожилые и юные. В их глазах мне чудился неподдельный интерес. Даже Глебушка мой ненаглядный, эдакий скептик и нелюдим, не казался сейчас желчным и раздражённым. Обычно на массовых мероприятиях он поджимал губы, и я замирала, с тревогой ожидая его презрительно брошенное кому-то вслед: «Дебил».

Сегодня время от времени муж улыбался, и поддерживал меня под локоток, если я теряла равновесие, и услужливо придерживал дверь, пропуская вперёд, когда мы заглядывали в павильоны. Но это была лишь часть плана, который я разрабатывала с тщательностью прагматика.

Поскольку сегодня у Глеба был день рождения, я решила сделать ему самый лучший, на мой взгляд, подарок и не ограничиться выставкой, на которой побывал не только президент, но и добрая часть нашей страны.

Зная, что Глеб обожает рестораны с изысканными интерьерами и дорогой сервировкой, я не пожалела денег и на этот вид увеселений.

Я решила отметить его день рождения в кругу семьи. О том, что в ресторане, кроме нас двоих, будут его родители, конечно, ни слова. Мы уже переходили через дорогу, когда к дверям подъехало такси и из него вышли сначала Зоя Степановна, потом со Шнабсом на руках Николай Алексеевич. (Каких трудов мне стоило уговорить их взять с собой малыша! Но ведь он же член нашей семьи. И если его оставляют дома одного, он поднимает такой плач, что разрывается сердце.) Встреча на ходу расстроила бы все мои планы: родители к нашему приходу уже должны сидеть за столиком.