– Я здесь не слишком часто бываю, потому что, помимо этой квартиры, у меня есть ещё одна, в которой я в основном и живу. А это место – тихая обитель, можно так сказать, – он усмехнулся. – Ну, ты понимаешь, когда хочется побыть одному. Я подготовил для тебя комнату, – радостно сообщил он, придерживая дверь для меня, – хотя ты можешь свободно бродить везде и пользоваться всеми благами этой хибары, за исключением моей берлоги, – он указал на дверь своей спальни в самом конце коридора. – Если тебе, конечно, не захочется стать свидетельницей моего беспорядка и грязных носков.

Из вежливости я улыбнулась, хотя думала о другом. Мне не верилось, что у меня будет своя комната, пока мы не вошли в неё. В родительском доме не существовало понятия о личной жизни, и если мне было необходимо побыть в одиночестве, приходилось уединяться в курятнике либо на сеновале. Но часто я вовсе не могла отдохнуть, когда мне того хотелось. Здесь будет всё иначе. Комнатка небольшая, и понятно, что она не предназначалась для молодой девушки, но я была рада и этому. Мой крохотный уголок собственного пространства.

– Спасибо тебе огромное за то, что позволил мне жить у себя, – я обернулась к дяде с искренней улыбкой.

– Не стоит, – он поднял вверх ладони. – Это малость. Пустяк. Как я уже сказал, я не живу здесь постоянно. Это мне стоит тебя благодарить за то, что ты согласилась приехать. Ты превратилась в настоящую красавицу, Роза. Я-то запомнил тебя совсем маленькой, очень подвижным сорванцом. А теперь ты взрослая барышня. Леди. Обнимемся ещё разок?

Мы обнялись, и я почувствовала, что дядя на самом деле искренне рад моему приезду. Он прижимал меня к себе крепко и никак не хотел отпускать, точно мы всегда были членами одной семьи. Затем он чмокнул меня, немного коснувшись губ. На вокзале я посчитала, что это случайность, но теперь это снова повторилось. Я знала, что некоторые родители целуют своих детей в губы, но в нашей семье не были приняты столь тесные контакты. В лучшем случае я могла быстро прикоснуться к чьей-нибудь щеке. В губы я целовала только Джоэля, и дядин поцелуй казался более чем странным и неуместным. Я напряглась буквально на долю секунды, пока не откинула подобные нелепые мысли прочь. Просто ещё одна случайность, не более.

– Твой отец рассказал мне о том, что произошло. Мне жаль твоего друга, – дядя Аксель заглянул мне в глаза, но я отвернулась.

– Он был мне ближе, чем друг, – дрогнувшим голосом впервые открылась я. Перед этим человеком было можно, ведь он не знал ничего. И любые его слова не затронули бы тонких струн моей души, нежели слова сочувствия и жалости тех, кто хорошо меня знал.

Мой внезапно обретённый родственник снова прижал меня к себе.

– Время лечит, – его слова были нежны, а тон полон философского смысла более глубинного значения, чем я могла постичь на данный момент.

Он не просто искренне мне сочувствовал, но и разделял понимание боли, а этого я ни у кого другого прежде не замечала. Я кивнула.

– Сегодня у меня выходной весь день. Если хочешь, можем сходить куда-нибудь вечером. А пока располагайся и отдыхай. Я в эту хибарку редко прихожу. Предпочитаю другое своё жилище, подальше от работы. А тут тебе будет хорошо. Никто не знает об этой квартире, и непрошенные гости не придут.

Его последние слова прозвучали скорее для него, чем для меня, и я посчитала это место его тайным логовом, где он может побыть один, отдохнуть, поразмышлять. Другим такая скрытная предосторожность могла бы показаться странной, но не мне. Уж я-то могла оценить необходимость порой побыть вдали от общества.

– Отдыхай, принцесса, – он оставил меня одну.

Мне понравилось, что дядя так меня назвал. Не по имени, а именно «принцесса». Прошлое действительно осталось позади, а здесь другая жизнь. Иной мир.

Мне удалось хорошо выспаться в поезде. Однако, решив полежать лишь полчасика, я уснула и, к своему удивлению, проспала несколько часов. Потом я разбирала вещи и осознала, как же мало взяла с собой. Всё-таки я была немного не в себе, и моё путешествие большей частью напоминало бегство.

Вечером дядя Аксель предложил посмотреть его кабаре, и я согласилась. Правда, внутрь мы заходить не стали. У заведения был выходной в этот день. Я посмотрела только на вход с вывеской, изображающей танцовщицу в откровенном наряде с райской хохлатой птицей на руке, а потом мы отправились в ресторан с живой музыкой, расположенный немногим дальше по той же улице, вернее оживлённому авеню, но сперва родич зашёл отметиться в «Лунный кот». Этот пиано-бар находился через дорогу прямо напротив его места работы, и бармен оказался близким приятелем моего дядюшки. Они всего-то перебросились несколькими загадочными для меня фразами, но при этом я была представлена как одна очень дальняя родственница.

Мне показалось, что в ресторане «Новый Свет» нет свободных мест, но Аксель шепнул что-то портье у входа, которого, видимо, тоже хорошо знал, и нас живо проводили к столику в самом углу, ближе всего к темнокожему старику-пианисту.

Всё мне было в новинку. Я даже не знала, что выбрать. Блюда в меню были мне незнакомы, и я во всём положилась на дядю. Он пообещал, что заказ придётся мне по вкусу, и мы стали его дожидаться. Я находилась в каком-то сладостном предвкушении, и глаза мои бегали по всему залу, впитывая всё подряд. Пианист сидел к нам спиной, и мелодии жгучего джаза отчётливо наполняли мою сущность. Мне снова показалось, что всего этого просто не может происходить со мной. Разве могла я подумать, что буду находиться в подобном месте, скажем, зимой, когда ещё ходила в школу и грезила о счастливом будущем?

Потом к Акселю подошёл какой-то мужчина, а заодно и меня окинул оценивающим взглядом. Мне это показалось не слишком-то вежливым. Вдобавок, он явно дал понять, что увиденное вполне удовлетворило его. Знакомые обменялись рукопожатиями и тихими фразами. Я разобрала только два слова – «очередная красотка», причём оба они взглянули на меня в разное время, но в каждом взгляде я прочитала одобрение собственной внешности. Я и раньше замечала такие взгляды в свой адрес, но не придавала им значения, так как в сердце моём ещё с юных лет поселился лишь один. Вскоре дядя заставил этого мужчину уйти, хотя напоследок тот неприятно меня поразил, кивнув с пониманием и как-то гаденько улыбнувшись.

Но не успела я поразмыслить над всем этим, как внимание моё привлёк пожилой посетитель. Он поднялся из-за столика и пошёл к выходу, но сделал всего три шага, после чего повалился как тряпичная кукла на пол. Я вскочила, собираясь броситься ему на помощь, но Аксель моментально удержал меня за руку, и хватка его, надо признать, на тот момент была стальной.

– Не надо. Ему помогут. Смотри.

И точно. Уже подбежали двое официантов, подхватили старика под мышки и поволокли в холл. Пианист ничего не видел и продолжал играть всё это время, как ни в чём не бывало, а остальные посетители только на мгновение умолкли и, как только старика вывели, продолжили прерванную беседу, без намёка на сочувствие. Всеобщий гул возобновился, будто и не было никакого происшествия.

Я попала в совершенно другой мир, это верно. Произойди такое в общественном месте Пратта, упавший оказался бы в центре внимания с избытком помощи, и ещё долго бы не утихали разговоры о нём. Здесь же не было места состраданию, подобная случайность являлась лишь досадной помехой для веселья других. Здесь единичная жизнь не представляла большого значения для общей массы. Что бы ни произошло, движение продолжалось.

Дядя Аксель, деликатный и тактичный, не заострил внимание на моей промашке, словно её и не было, и продолжил разговор, пояснив, что некоторые его знакомые могут показаться мне странными и что мне не следует придавать значения всем тем глупостям, что я могу услышать от некоторых людей. После этого нам как раз принесли первое блюдо, и дядюшка переключился на достопримечательности города, советуя, что мне необходимо посмотреть обязательно и в первую очередь. Прерывался он лишь, когда к нам подходил официант с добавками, да разок, когда подошла, нет, подплыла, женщина до того размалёванная, что произвела на меня не слишком-то приятное впечатление. Я считала, что для подобного места видок её слишком неподобающ, но меня вряд ли бы кто из здесь присутствующих поддержал. Такая «раскраска» на лице была вполне в духе мегаполиса.

Она явилась только для того, чтобы перекинуться парой фраз, начав без приветствий и предисловий.

– Очередная подружка, Аксель?

Вновь тот же оценивающий взгляд, брошенный на меня. Я не вполне его понимала, но такое ощущение, что все эти люди принимали меня за ту, кем я не являлась на самом деле.

– Нет, одна моя дальняя родственница.

– Ну-ну! – в её голосе прозвучало столько скепсиса, что я вскинула голову, собираясь подтвердить дядины слова, но она уже двинулась прочь.

Таким образом, становилось ясно, что дядя свой человек не только в «Лунном коте», но и в «Новом Свете», что он неоднократно приводил в эти заведения своих знакомых девушек наверное, вот и меня теперь посчитали за одну из них. Дядя Аксель оказался очень общительным, приятным человеком, с ним не хотелось расставаться. В его тени я чувствовала себя неуклюжей букой, хотя в школе всегда имела успех у аудитории, окружающей меня. И конечно, глупо считать, что в свои годы он не интересуется женщинами, пусть и живёт один. Мне было неясно только одно, почему он представляет меня как свою очень дальнюю родственницу. Видимо в моих глазах дядюшка прочитал, что мне хочется узнать ответ на эту загадку, потому что позднее, когда мы поели и покинули ресторан, он сказал следующее:

– Я буду очень признателен тебе, принцесса, если ты никогда и никому не будешь говорить, что я твой родной дядя. Забудь об этом, начиная с этого самого момента. Всегда зови меня только по имени. И в моей, и в твоей работе так будет лучше, чтобы никто не знал, что ты моя племянница. И никогда никому не говори, где живёшь. Не называй адреса моей квартиры. Это очень важно. И я надеюсь, что к моим просьбам ты отнесёшься с должным уважением.

– Хорошо, дя… Аксель.

Мне бросились в глаза его странности, но я не стала требовать более подробных объяснений. У каждого свои причуды, к тому же пока я недостаточно хорошо знала его как человека. Если он попросил меня о чём-то, я так и буду делать. Кроме него, у меня никого нет в этом огромном городе.

– Как тебе еда? Ресторан понравился?

– Всё показалось достаточно вкусным, но я всё-таки буду тосковать по домашней стряпне. Мои родители оба очень вкусно готовят. А мне, быть может, больше никогда не доведётся снова посидеть на нашей старой кухоньке…

– Обретая новое, мы всегда при этом чего-то лишаемся. Если хочешь, завтра могу провести для тебя экскурсию по городу, – предложил Аксель, взглянув на меня.

– Охотно, – улыбнулась я. – Но как же твоя работа?

– Я работаю с четверга по воскресенье. У кабаре два выходных, а в среду дают стрип-шоу, где моё присутствие в качестве конферансье излишне. Репетиции оркестра и артистов с трёх часов со среды по необходимости. Пока ты отдыхала, я, кстати, успел переговорить по телефону с мистером Данилевски, он мой начальник. Завтра отведу тебя на новое место работы.

– Я что же, буду работать в твоём кабаре? – вскричала я, и моё лицо обдал жар. – Но кем, Аксель?!

– Узнаешь завтра, – загадочно отозвался он. – Не беспокойся, принцесса, Лев Данилевски меня очень уважает и прислушивается к моему мнению. Во всём, что касается наших номеров и артистов, он считается со мной.

Я не знала, что ответить. Вот так внезапно получить работу в кабаре, расположенное в центре Нью-Амстердама, казалось мне невероятным. Я понятия не имела, какая там может найтись работа для меня, и о подобных заведениях могла лишь судить по полотнам французских импрессионистов, а там они изображались как место разврата и порока. Но, взглянув на своего дядю, я не заметила в его лице ни капли испорченности. Импозантный мужчина с привлекательной внешностью и очаровательными манерами, он посмотрел на меня, и я сразу опустила глаза. Не будь мы родственниками, не потеряй я жениха, я могла бы влюбиться в него.

– Почему ты так странно на меня посмотрела, маленькая Роза? – спросил он, и я вновь подняла свои очи на него.

– Я просто подумала, – с лёгкой полуулыбкой отозвалась я.

– О чём? – его любопытство не знало предела.

– О том, что мой дядя… очень хороший человек, – не наилучшим образом довершила я фразу.

– Держи это в большом секрете ото всех, принцесса. Не порти другим удовольствие считать меня великим грешником, – сказал он полушутя и подмигнул.

Я поняла, что он дал мне право считать его лучше, чем он есть на самом деле. Раз уж он работает в кабаре, то, возможно, и соответствует его обстановке с развратными едва одетыми женщинами? Или я несколько не так представляю, что такое стрип-шоу? Просьба не называть его дядей уже не казалось такой бессмыслицей. Он мог просто не желал демонстрировать другим, что обременён родственными связями.

Мы почти пришли. Удивительно, что в таком большом городе дядя Аксель не обзавёлся машиной, а передвигается пешком. Но жить в центре – редкое везение. Тогда, конечно, все необходимые для жизни заведения находятся в подобной близости друг от друга и дома.

За время нашего пути я успела рассказать о том, как поживает моя семья, чем занимается отец, и при этом не могла не задать один интересующий меня вопрос:

– Ты никогда не жалел, что оставил Средний Запад?

– Никогда. Я всегда знал, что мой мир здесь, что моя душа принадлежит жизни быстрой и переменчивой. Я никогда не жалел о том, что оставил дом, в котором родился и вырос. По духу я никогда не принадлежал к Гамильтонам, вот почему вернул девичью фамилию матери. Ты тоже скоро осознаешь, что мир ферм и ранчо не для тебя. Но мы уже пришли.

Аксель распахнул передо мной металлическую калитку, ведущую во двор элитной многоэтажки, а я чуть было не прошла мимо. Пока ещё я не научилась различать высотки, все они казались какими-то одноликими. На этот раз мы прошли по парадной лестнице к лифту, и дядюшка представил мне швейцара на входе, а тот был до того любезен, точно я какая-нибудь важная персона. Не из-за славы ли и авторитета моего дядюшки?

Могла ли я вообще прежде помыслить о том, что так живут люди?

Мой первый вечер в Нью-Амстердаме, но я устала и сильно хотела спать, а не размышлять о том, как внезапно моя жизнь переменилась. Последние месяцы тревожные сны мучили меня каждую ночь, если я не выпивала таблетку и не забывалась. Долгожданный покой пришёл в купе поезда, ну и на сегодня я тоже, похоже, избавлена от бессонницы.

Моя новая комната, полная чужого запаха, показалась вдруг душной и нежилой. Я собралась распахнуть окно, чтобы глотнуть вечернего городского воздуха, но тут дядя позвал меня на балкон, о существовании которого я не подозревала. Вид выходил во внутренний двор, но шум с оживлённой авеню был отдалённо слышен и здесь, а ещё более высокие здания заполняли собой дальний план. Небоскрёбы с подсветкой были изумительны.

– Потрясающе! Просто потрясающе! – не удержалась я от восторгов.

Дома с наступлением темноты замирала и жизнь, а небо полыхало сверкающими точками мириадов звёзд Млечного Пути, которыми мы так любили любоваться с Джоэлем, лёжа на стогах сена или на траве пастбищ. Здесь же искусственные звёзды в виде реклам, играющих ярким неоном, и городское движение, не утихающее ни на минуту. Красоты иного рода…

– Когда-то и я так вздыхал, – я перевела взгляд на Акселя, и он продолжил. – Когда я приехал в Нью-Амстердам, первые недели всё мне казалось волшебным, но со временем это чувство притупилось и новизна исчезла. Но у тебя пока есть возможность ценить это. А завтрашний день для тебя будет полон сюрпризов, принцесса.

Внезапно зазвучала музыка. Звуки раздавались откуда-то сверху. Какая-то знаменитая песня, только я не могла припомнить, какая. Но подобная пластинка не раз ставилась у нас в танцевальном клубе.

– Это сосед с верхней квартиры, только почему-то сегодня он припозднился, – пояснил дядюшка. – Он музыкант, трубач. Я хорошо его знаю. Мы с ним иногда вместе куда-нибудь ходим.

– Он настоящий профессионал, – отметила я, вслушиваясь в мелодию. Если бы не моя скорбь, мне захотелось бы потанцевать. В субботний клуб-то я всегда ходила по зову своей души. Петь и танцевать – этим занятиям я любила отдаваться в свободное время.

– Да, он учился в консерватории три года, но потом бросил. Имел большие перспективы в банде Сэма Рэдли, но группа распалась. Сейчас он играет в ресторане «Золотой век». Хорошее место, но он опять чем-то недоволен. Бекст хороший человек, но выпивка когда-нибудь погубит его. Он почти каждый день репетирует на своём инструменте, повторяя гаммы, в качестве своего рода обязательного тренажа, но может сыграть и самодостаточные произведения, когда его охватывает вдохновение или ностальгия. А ты, Роза, часто на вечеринках потребляешь спиртное?

– Нет, что ты! Неужели я создаю впечатление пьющей девицы? Женщины-алкоголички вызывают у меня отвращение и презрение.

– Куришь?

– Нет, дя… Аксель! Как ты можешь думать про меня такое?!

– Надеюсь, так будет и впредь. Учти, я сам не пью и не курю. Запомни это, и никогда не пытайся изменять своим принципам, сколько бы соблазнов вокруг ни было. Отсутствие подобных привычек помогает сохранить ясным рассудок. Поставь меня себе в пример. Я не советовал бы тебе поступать так в иных случаях, но в этом – всегда, – он произнёс это наставление таким властным тоном, что я поняла, подобная вещь представляла для него огромную важность.

– Конечно, дя… Аксель. Мне бы не хотелось тебя чем-нибудь огорчить, – сочла нужным добавить я. – И я постараюсь всегда обращаться к тебе по имени. Просто пока мне это непривычно. И ни одна живая душа не узнает о том, где я живу.

– Хорошо, принцесса, потому что я очень тебя люблю. И буду заботиться о тебе, как велел мне твой отец.

Мы покинули балкон, но в комнатах трубу всё равно было слышно, пусть и приглушённо. Однако инструмент мне нисколько не помешает, наоборот, будет создавать романтический настрой, тем более что музыкант действительно отменный виртуоз.

Ванна с горячей водой и душистым мылом придала расслабленность моему утомлённому телу, а потом я отдалась долгожданному сну на такой мягкой, но не своей, привычной и родной, постели.

На следующее утро получилось так, что во всей дядиной квартире не оказалось ни кусочка какой-нибудь еды, так что пригодились недоеденные в поезде мамины запасы.

– Вот видишь, какой я плохой хозяин! – беспомощно развёл руками Ак-сель, угощаясь сандвичами и печеньем, что я с ним по-братски разделила. – Я одинокий волк, не способный заботиться ни о ком, кроме себя. Обещаю исправиться. Мы куда-нибудь сходим на первый раз, а потом ты уже сама примешь на себя роль хозяйки.

Но до момента выхода из дома пришлось прождать полтора часа. Дядюшка слишком долго облагораживал свой внешний вид. Как я успела отметить, в этом плане он был крайне щепетилен. Сегодня он надел другой костюм, не менее идеально сидящий. И мы с ним отправились в ресторан одного из отелей, расположенных неподалёку. Когда живёшь в центре, всё кажется расположенным близко. Я могла бы обойтись самой простой забегаловкой, но Аксель даже думать не хотел об этом. Он никогда не питался в подобных местах. Похоже, дядюшка был достаточно обеспечен. В ресторане я чувствовала себя не слишком уютно, да и не хотелось, чтобы родич сорил из-за меня деньгами, но обо всём об этом я смолчала. Хватает и того, что я держу себя точно пришелец с другой планеты.

– Новая подружка? – услышала я от очередного официанта, который хорошо знал своего постоянного клиента.

Похоже, в этом районе Аксель Дюшенталь был вполне известной личностью, а гаденькая улыбочка являлась неотъемлемой частью всех его знакомых.

– Она моя дальняя родственница. Очень дальняя, – сухо ответил он и бросил предупреждающий взгляд на меня.