Цитаты из книги «Свора девчонок»

Лучше бы я его не поднимала. Тогда на нем было бы написано, что на нем написано, но не у меня в руках.

Это еще вопрос, стоит ли строить свое мировоззрение, опираясь на своих братьев. Или на родителей. Или на себя самого.

Рядом с ручьем растений было еще больше. Они не верили в то, что там, где уже что-то есть, ничего другого быть не может.

Ни звука. По крайней мере, с нашей стороны. А из настоящего леса шли всевозможные шорохи. По земле что-то ползло, в кустах — прыгало, выше — взлетало и носилось между верхушек деревьев. Мелкие животные обгрызали кружевные края листьев, а те, что еще мельче, выстукивали под корой короткие послания. Из глухого, темного леса доносились глухие, темные звуки, заставлявшие поверить в таких существ, которых в определителе фауны не найдешь, разве что в разделе про духов. Но страннее всего был носящийся среди деревьев свист. На высокой ноте и на низкой.

Когда возвращаешься туда, где ты был еще совсем другим, чувствуешь какую-то странную тягу. В этот момент вчера и завтра сближаются.

— Никогда не бывает так, чтобы все было так, как хочешь. Когда это понимаешь, все сразу оказывается на своих местах. И неважно, как именно на самом деле.

С собачьими ответами никогда не понимаешь наверняка, про что они. У них же мозг работает так, что один раздражитель всегда вызывает одинаковую реакцию. Например, если Чероки всем своим собачьим сердцем любит Бею, а ему скажут: «Знаешь, кто умер? Бея!» — он будет вилять хвостом, потому что он при слове «Бея» всегда виляет хвостом.

— Проблема с парнями в том, что им обязательно нужно кого-нибудь впечатлить, но мозгов для этого не хватает. Поэтому им приходится самоутверждаться физически, и это приводит к тому, что они постоянно что-нибудь крушат: носятся, бьют друг друга по роже, откуда-нибудь спрыгивают. Короче, мне парней просто жалко. Мозг у них вообще ни на что не годится. Мысли в нем как охотничьи собаки без ног. Когда парням нужно сконцентрироваться, нет ничего печальнее. У меня в классе есть мальчики, которые теребят себя под столом. Я считаю, в этом возрасте их надо усыплять. Я так считаю! Правда! Нет, кроме шуток! — Иветта вся напряглась. Лицо у нее — как портрет эпохи Деформации. Эту заостряющую внимание на социальной критике эпоху в истории живописи я наверняка сама только что выдумала. — Я вообще не понимаю, почему во всем мире власть принадлежит мужчинам, хотя парни всегда такие безумно чокнутые. Все эти Филы и Алексы, которые харкают у вас по школе и считают, что выглядят круто с этими самыми жидкими усиками всех времен и народов. Вот они будут вами руководить! Эти идиоты! Однажды они будут решать, сколько денег вы будете получать! И что вам для этого нужно будет делать. И самое ужасное в этом… Знаешь, что в этом самое ужасное? — Она все еще обращалась к Антонии. — Самое ужасное, что девочки намного умнее! В разы! Как до Луны и обратно. Они умеют концентрироваться, взвешивать, слушать, отступать, ждать, отличать важное от неважного. И со всеми этими прекрасными способностями они не делают ничего. Ни-че-го! Иветта жестикулировала для целого зала женщин, сытых по горло таким положением вещей, жаждущих перемен, вскакивающих с криком: «Долой-одно! Да-здравствует-другое!» А перед ней сидела лишь одна маленькая Антония. — А почему женщины ничего с этим не делают? Потому что они влюбляются. То есть — из-за парней. Или потому что выходят замуж. То есть — из-за мужчин. Или потому что у них рождаются дети. Тоже из-за мужчин. Потому что говнюки-мужики не сидят дома с детьми. Потому что с детьми сидят женщины. Парни, правда, ничем не лучше. Они просто нас обгоняют. И мы им это позволяем. Отвратительно!

Лицо у нее — как портрет эпохи Деформации. Эту заостряющую внимание на социальной критике эпоху в истории живописи я наверняка сама только что выдумала.

Для нее подходящей пословицей могло бы быть: знает лиса, что ей на руку, а что не на руку — ведать не ведает. Только, к сожалению, такой пословицы не существует.