Другая причина, почему ко мне относились не просто с сочувствием, но даже с некоторым пиететом, – я был для соседей по камере человеком, во-первых, «из телевизора», во-вторых, с большим резонансом. Человеком из совсем другого мира, из столичной политической журналистики.