На самом деле Германа звали иначе. Когда-то он был талантливым молодым юристом и даже послужил в Следственном комитете. Он рассчитывал сделать карьеру, но все надежды сгубил кокаин. Потом он немного поработал адвокатом в городской коллегии. Там никого не смущали его слабости. Даже наоборот. Например, глава коллегии, служивший когда-то в Госнаркоконтроле, и сам был не дурак занюхать пару длинных дорожек после очередного трудового дня. Поработав пару лет, Герман заскучал. Резонансных дел ему не поручали, не хватало нужных связей. Он уволился и организовал небольшую контору по выбиванию долгов.
Герману нравилось его новое занятие, к тому же оно приносило прибыль. Он взял себе в напарники бывшего омоновца Игнатьева, который стал работать под псевдонимом Аслан. А иногда Шамиль или Расул. Игнатьев занимался грязной работой: запугивал, бил, поджигал, заливал дверные замки монтажной пеной, оставлял надписи на стенах домов, в которых жили заемщики.
Без работы они не сидели.
Выпроводив Бобровского, Герман позвонил партнеру.
– Что у тебя? – спросил Герман.
– Нормально все, ем сижу, – ответил Игнатьев. – А у тебя? Что этот мудак говорил?
– Ничего не говорил почти, квелый он какой-то, страшный, явно не в себе.
Герман говорил это и смотрел на Бобровского. Тот брел по парковке в сторону ТЦ. Того и гляди, свалится замертво. Но вдруг остановился, достал из кармана мобильник, что-то прочитал с экрана и двинул дальше заметно бодрее.
– Так, это, давай я ему рандеву сделаю, – сказал Игнатьев.
– С кем? – спросил Герман.
– Что «с кем»?
– Рандеву.
– Ну, расшевелю его. Палец можно сломать. Или бровь оторвать. Я же умею.
– Ешь, – сказал Герман. – Я ему вечером еще позвоню, если не ответит или будет мямлить хуйню, завтра и займешься.
– Рандеву ему сделаю, – повторил Игнатьев.
Иногда он казался немного слабоумным.
– А с врачихой ты когда встречаешься? – спросил Герман.
– Да вот сейчас, доем и поеду, как раз у нее смена закончится.
Медсестра районной больницы должна была микрокредиторам почти полмиллиона. В основном за счет процентов. Герман звонил ей несколько раз. Договориться не получалось. Когда звонил Аслан, она сразу бросала трубку. Пару дней назад Игнатьев изрезал ножом дверь ее квартиры и оставил на стене надпись: «Верни долг, мразь уродливая». А теперь собирался, как он сам говорил, «войти в контакт». Бывший омоновец приготовил литровую банку с мочой. Он собирался вылить мочу медсестре на голову.
– Хорошо, – сказал Герман. – Отзвонись потом.
– На связи, – ответил Игнатьев, жуя.
Герман сунул смартфон в карман рубашки и дал задний ход.
Бобровский зашел в ТЦ. У входа стояли банкоматы. Ему пришло эсэмэс: на карту начислили пособие по безработице. Четыре тысячи с мелочью. Он вспомнил свой последний визит на биржу труда. Это было на прошлой неделе. Настя еще не умерла. В коридоре толпился народ. Пахло краской. За дверями кабинетов то и дело звонили телефоны. Бобровский чувствовал тошноту и слабость. Хотелось сбежать оттуда. Но он не сбежал. Сотрудница биржи, очень тощая женщина лет пятидесяти, дала список вакансий и сказала:
– Обратите внимание, подсобный рабочий в туберкулезную больницу. Недалеко от вашего дома.
– Ага, – сказал Бобровский.
– Пора уже определиться.
– Пора.
– Устраивает вас такой вариант?
– Да, спасибо.
Тощая женщина поджала губы: «Так я тебе и поверила».
Спускаясь потом по лестнице, Бобровский увидел маляра, красящего стену в бледно-желтый цвет. Что происходило дальше, он помнил смутно. Кажется, вечером он все-таки позвонил в диспансер, но трубку никто не снял. Или ему показалось, и он никуда не звонил? Теперь это было не важно. Он больше не собирался появляться на бирже.
Бобровский снял в банкомате все деньги. И что делать дальше, не знал. Ехать домой, лечь на диван, включить телевизор и уснуть под трансляцию очередного бреда? Или изловчиться, дать себе пинка и начать справляться с проблемами? С жилищем, с работой, с Настиным долгом? Первый вариант выглядел гораздо заманчивее. В конце концов, Герман позвонит только вечером. Можно и не отвечать. А выселять его будут только через шесть дней. За это время можно, наверно, слетать на Луну и вернуться обратно. Или остаться там.
Подошла девица лет семнадцати и сунула ему в руку флаер. Бобровский прочитал: «Психологическая помощь, первая консультация бесплатно». Третий этаж. Секция триста семнадцать. Рядом с павильоном нижнего белья. Кто-то громко чихнул поблизости. Бобровский сунул листовку в карман брюк и поднялся на эскалаторе на третий этаж. Здесь ему сунули еще один флаер. Бесплатная проверка зрения в магазине оптики. Он разыскал секцию триста семнадцать. Когда-то здесь продавали рыболовные принадлежности, вспомнил Бобровский. Теперь тут был оборудован кабинет с прозрачными панелями из стеклопластика. За столом сидела девушка лет двадцати пяти в строгом костюме и очках. Кажется, ей было скучно и жарко. Она равнодушно смотрела на экран макбука. Бобровский разглядывал ее сквозь панель. Девушка подняла глаза. Некоторое время они друг друга рассматривали. Потом Бобровский вошел и протянул флаер.
– Это не здесь, – сказала девушка, поправив очки. – Оптика в самом конце крыла.
Он смутился и достал из кармана другой флаер.
– Ага, присаживайтесь. – Она как будто обрадовалась.
Бобровский сел.
– Меня зовут Васнецова Дарья Андреевна. А вас?
– Алексей, – сказал Бобровский.
– Очень приятно. Вы хотите поговорить?
Он пожал плечами:
– Не знаю. Я вообще не собирался сюда приходить. Как-то случайно вышло. Я тут раньше работал.
– Прямо тут? – спросила Дарья.
– Нет. Рядом. А здесь продавали рыболовные крючки, наживку, мотыля, знаете.
– Нет, насчет мотыля я не в курсе. У вас что-то случилось? Проблемы в семье?
– Вроде того, – ответил Бобровский. – Я в тупике. Надо что-то делать. Но нет ни сил, ни желания. А что будет, если я ничего не сделаю? Просто подожду. Только ведь само все не рассосется.
– У вас есть семья? – спросила Дарья.
– Нет. Никого нет.
– Работа?
– То же самое.
– Жилье?
Бобровский вздохнул.
– Вы бездомный? – спросила психологиня.
Бобровскому показалось, что она осторожно к нему принюхивается.
– Пока нет. Но скоро им стану.
– Как думаете, эту ситуацию можно изменить?
– Наверно. Только я не знаю, что делать. У меня нет плана.
Дарья немного отодвинулась от стола и закинула ногу на ногу. Бобровский посмотрел на ее колени и отвел взгляд.
– С финансами у вас тоже проблемы, видимо? – спросила она.
– Как сказать. Кое-какие деньги у меня есть, – ответил Бобровский, чтобы не выглядеть совсем жалким.
– Вы знаете, Алексей, выход есть. Когда-то я была в таком же примерно положении, как и вы. Но одно грандиозное событие перевернуло всю мою жизнь.
– Вот как? – Бобровскому стало интересно.
– Да. Мне казалось, я обречена. Это все было буквально полгода назад. Но кое-что случилось. И моя жизнь перевернулась.
– Грандиозное событие, – напомнил Бобровский.
– Верно. Хотите все изменить? Глупый вопрос – конечно, хотите. Иначе вы бы сюда не пришли. Очевидно, что вам нужна помощь.
– Знаете, – сказал Бобровский. – Мне немного неловко.
– Я понимаю. Расслабьтесь.
– Хорошо.
Он тоже закинул ногу на ногу и, кажется, услышал, как треснули штаны на заднице. Дарья достала из ящика стола глянцевый буклет и протянула Бобровскому.
– Вот, – сказала она. – Решение всех ваших проблем.
– Что это? – спросил Бобровский.
На первой странице была фотография мужика. Белозубо улыбаясь, он показывал большие пальцы.
– А вы почитайте, – сказала психологиня. – Там все написано.
– Правда?
– Зачем мне вас обманывать?
– Хорошо, спасибо, – пробормотал Бобровский и начал разворачивать буклет.
– Моя жизнь перевернулась, – напомнила психологиня.
Мужика звали Лев Козырев. Бизнес-тренер, мотиватор личностного роста, миллионер и филантроп. Бобровский вспомнил, что видел его в рекламе по телевизору. Сам буклет напоминал предвыборную агитку. Филантроп обещал изменить жизнь каждого, кому это необходимо.
– Прочитали? – спросила Дарья.
– Пробежался, – ответил Бобровский.
– Дома прочтите все вдумчиво и внимательно, – сказала она. – Поищите отзывы в интернете.
– Ладно. А как мне это все поможет?
– Сходите на его выступление. Оно на следующей неделе. Билеты еще есть. Но осталось мало.
– Билеты? – спросил Бобровский.
– Да, билеты. Есть во всех кассах. Можно также купить электронный билет в интернете. Все просто.
– Все просто?
– Проще простого, – сказала Дарья.
Кажется, она немного разозлилась. И спрятала ноги под стол.
– Алексей, время нашей консультации подошло к концу. Я была рада вам помочь. Если у вас есть еще какие-то вопросы…
– Нет, – сказал Бобровский.
– Тогда всего вам доброго! И помните, все можно изменить.
Бобровский попрощался и боком вышел.
Он спустился двумя этажами ниже и зашел в табачный павильон, где работал продавцом пару лет назад. Тут ничего не изменилось. И даже за кассой сидела его бывшая сменщица Рита, тридцатилетняя мать-одиночка. Она читала книжку в мягкой обложке.
– Привет, – сказал Бобровский.
– Здрасьте, – ответила Рита, скользнув по нему взглядом. – Что вам?
– Белорусская контрабанда есть?
– Нет, – ответила Рита.
– Раньше была.
– Я об этом ничего не знаю.
Рита уткнулась в книгу.
– Есть дешевые крымские сигареты, если хотите.
– Нет, не хочу.
Она его не узнавала. Ему хотелось сказать: «Рита, я Бобровский». Но он не знал, зачем это нужно. Они мало общались, когда вместе работали. Иногда Рита звонила и просила подменить ее. Бобровский всегда подменял. Правда, однажды во время переучета Рита достала бутылку дешевого белого вина. Был ее день рождения. Вино оказалось неплохим. Они распили бутылку. Ничем особым это не закончилось. Лишь немного милой и откровенной болтовни. Рита жаловалась, что бывший муж не платит алименты, а ребенок часто болеет. Бобровский утешал ее бесполезными словами и чувствовал небольшую неловкость оттого, что он тоже мужчина. Как и бывший муж. А это значит, что в ее глазах он тоже непорядочный шмат говна с яйцами. Так он подумал. Потом они оказались как-то очень близко друг к другу, возникла пауза, и казалось, что можно поцеловаться. Но они не поцеловались, а продолжили болтать и заниматься переучетом. Потом Бобровский забрал с собой пустую бутылку и выбросил в урну у входа в ТЦ. Через месяц он уволился и стал работать сборщиком мебели. Риту больше не видел. И даже ни разу не вспомнил о ней.
Бобровский двинулся к выходу, но Рита вдруг окликнула его:
– Лёша, это ты, что ли?
Он смущенно развел руками.
– А что не признаешься? – Рита отложила книжку. – Я вижу, вроде знакомое лицо. Но я постоянных покупателей всех помню. Какими судьбами?
– Ну вот решил зайти, – сказал он.
– Хочешь вернуться? Но нам никто, блин, не требуется. Несколько точек закрылось по городу. А что это у тебя в руке?
Бобровский показал ей буклет.
– А, это говно! – Рита махнула рукой. – Ну, я рада тебя видеть. Чего ты мнешься? Что это с тобой? Ты болеешь, что ли?
– Здоров, кажется, – ответил Бобровский. – Так что, нет белорусских?
– Нет, говорю же. Больше не берем. Слушай, ты чего так выглядишь плохо? Тощий, бледный. Как из Бухенвальда освободился. – Рита вышла из-за прилавка и оглядела его внимательно. – Лёш, у тебя рак, что ли?
– Нет. Не думаю, – сказал он.
– Ты сходи в поликлинику, проверься. Мало ли. У меня отец так умер. Болело, болело, пошел в больницу – четвертая стадия рака. Упустил время.
– Сочувствую, – сказал Бобровский.
– Спасибо, конечно. Но это было двенадцать лет назад. Я еще в универе училась.
– А, ясно. Как твой ребенок?
Бобровский не помнил, сын у нее или дочка.
– Спасибо, все хорошо, – ответила Рита. – У бабушки сейчас в деревне. Знаешь что, пойдем наверх, посидим. Я как раз на обед собиралась.
– Ладно, – сказал Бобровский.
Поесть и правда было нужно. Сколько он дней не ел?
Рита заперла стеклянную дверь павильона. Они поднялись на последний этаж, в ресторанный дворик. Там было полтора десятка небольших закусочных и зал, заставленный пластиковыми столами и стульями.
– У меня есть скидочная карта, – сказала Рита. – Можно взять любой обед за сто рублей. Кроме «Макдоналдса», «БургерКинга» и «Кейэфси». Да, в «Теремке» тоже карта не действует. Это нам хозяин выдал. Помнишь его? Алишер. Интересно, мне по ней дадут два обеда? Давай сначала я возьму что-нибудь, а потом отдам тебе карту.
– Можно и так, – ответил Бобровский и сел за столик. – Я тут подожду.
Рита взяла себе полноценный обед: куриный суп, пюре с котлетами и чай. Отдала Бобровскому скидочную карту.
– Давай к окну пересядем, – сказала Рита.
– Как скажешь.
Он купил тарелку борща и стакан чая, все в пластиковой посуде. Вид из окна открывался на автостоянку. Бобровский рассеянно поискал машину Германа. Ее уже не было.
– Что потерял? – спросила Рита.
– Просто смотрю на машины, – ответил Бобровский.
– Терпеть их не могу. Дышать совсем нечем. Я бы в деревню уехала жить, но там работы никакой нет.
Потом они молча ели. Бобровскому не понравился борщ, слишком водянистый. Рита расправилась со своим обедом и расслабленно откинулась на спинку стула.
– Теперь передохнем, – сказала она. – Рассказывай.
И тут же, будто дала себе команду, стала рассказывать.
– Я ведь замуж вышла полгода назад. За водителя троллейбуса.
– Поздравляю.
– Да мы уже разошлись. Он неплохой мужик и непьющий. С ребенком подружился. Но все время таскал домой всякий хлам с улицы. То какие-то старые одеяла припер, которые у подъезда валялись. Потом целый мешок старых ботинок, все драные. Говорила ему, что это нам не нужно. Без толку. Газовый баллон принес, пустой. У нас уже тараканы завелись. Он мне говорит, я его притесняю. Ну, ага. А превращать жилье в помойку – нормально? Правда, не пил. А ты ведь тоже непьющий, Лёша?
– Да, почти не пью, – сказал Бобровский.
О проекте
О подписке