Мне говорил в Александрии маг:
«В твоей судьбе чудесно отразится
Светил благоприятных вереница.
Звезда морей – фаросский твой маяк.
Тебе покорен будет Зодиак,
Когда душа покорная смирится, —
И на престол взойдет Императрица,
Меж Небом и Землей свершится брак.
Я вижу: понесла она во чреве;
На златолиственном блистает древе
Вселенную в себе таящий плод;
И Солнцем Облаченною Женою
Рожденный вновь из лона темных вод,
Ты вновь пойдешь дорогою земною».
Разрушена огнем небесным башня,
Увенчанная золотой короной, —
Из трещин звонко сыплются монеты.
О, не грустите, безземельный принц!
Что ваша Аквитания – Гекубе?
Что вам – Гекуба, а Гекате – Геба?
Сокровища далекой Тапробаны,
Все прежде вам подвластные феоды,
Владения китайских богдыханов —
Ничтожны, по сравненью с тем наследством,
Которое вы не смогли сберечь…
К чему ж грустить? Пускай на землю льются
Из вашей башни звонким водопадом
Дукаты золотые и короны —
Не перевесить им слезы единой,
Где плавают и Солнце, и Луна.
О Фортуне
Станем втуне
Карты мы раскладывать.
Завтра – в князи
Иль на грязи? —
Ни к чему загадывать.
Круг Фортуны —
Словно лунный,
Вечно переменчивый…
Всяк свой жребий
Сыщет в небе —
Наглый иль застенчивый.
В круговерти
Люди, черти
То взлетят, то падают.
В целом свете
Игры эти
Никого не радуют.
Теплым маем
Мы играем,
Пьем, поем, дурачимся…
Но от Смерти
В круговерти
Бешеной не спрячемся!
Всё из воды. Вода была в начале.
И Божий Дух носился над водою,
В себе отображавшей Божий Лик.
Когда вверху… Но не было ни верха,
Ни низа – ни названий, ни имен…
Вдруг вспыхнуло в ночи всемирной Слово —
Как троекратный гром, раздалось ДА.
Я был тогда могучею рекою,
Вместившeю в себе безмерность моря.
Я тек через леса, долины, горы,
Порой торжественно и величаво,
Порой спеша, бурля и суетясь;
Я тек, минуя времена и страны,
Чтоб снова влиться в пурпур волн морских.
Всё из воды и станет вновь водою.
В слезе прозрачной дремлет Океан
И мир преображается чудесно,
И свет во тьме, и небо, и земля,
И звезды, и растения, и птицы,
И рыбы. Но всего на свете лучше —
Вода… Для лучших вод подъемлю парус!
Мешок дорожный за спиной
И посошок – всегда со мной.
Я выбрал в небе журавля.
Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля!
Средь снежных гор, среди песков
Корабль веселый дураков
Плыл без ветрил и без руля.
Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля!
Потом – на славу иль позор? —
Зашед на королевский двор,
Я стал шутом у короля.
Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля!
Король был шут – и королем
Я сразу сделался при нем;
Я правил, дурня веселя.
Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля!
Ничто не вечно под луной —
И в ящик покровитель мой
Сыграл к исходу февраля:
«Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля!»
Тогда, дорожный взяв мешок
И вновь зацветший посошок,
Поймал я в небе журавля.
Тра-ля-ля-ля, тра-ля-ля-ля!
«Скрип» да «скрип» в лесу средь ночи,
В тишине – сойдешь с ума!
А вокруг взгляни – хоть очи
Выколи – такая тьма.
Понадеешься на Бога,
Оплошав! Ну, где ж дорога?!
Кличешь, кличешь – уж охрип…
А в ответ лишь «скрип» да «скрип».
Всё сильнее и сильнее,
Всё отчетливее звук…
На суку, с петлей на шее,
Мертвеца я вижу вдруг.
Боже правый! Что же это?!
И уже не до ответа —
Тело на чужих ногах
Прочь уносит липкий страх.
Но бегу я прочь напрасно —
Всюду он передо мной,
Освещен безумно-красной,
Новорожденной луной.
На березе розоватой
Все качается, проклятый…
Не смолкает страшный скрип.
Я погиб, погиб, погиб!..
*
Путь вверх и вниз – всегда для всех один.
Так капли, упадающие с неба,
Пронзают землю до глубин Эреба,
Чтоб воспарить в сияющий притин.
Чтоб снова возвратилась радость мая,
Безмолвие мерцающее льдин
Мы постигаем, Логосу внимая.
* *
Мы постигаем, Логосу внимая,
Что жизнь – лишь тени тень, что смерти – нет.
Костлявая, беззубая, хромая,
Она вотще острит тупой стилет.
Мы ждем, когда покров свой сбросит Майя
И с высоты прольется чудный свет…
Но во Вселенной ночь царит немая.
* * *
Но во Вселенной ночь царит немая
И звезды меж собой не говорят,
Когда, забыв завещанный обряд,
Мы думаем, что царский путь – прямая.
Так нас ведет средь мертвенных долин
Дорогою, ведущею из Рая,
Безмолвный мрак, сознанья господин.
* * * *
Безмолвный мрак – сознанья господин,
Но нас дурманит гибельный напиток —
И небеса свиваются, как свиток,
И зверь багрян выходит из глубин.
Пустынен мир, покрытый хмарой серной…
И словно Феникс посреди руин —
Одна любовь, огонь, горящий мерно.
* * * * *
Одна любовь, огонь, горящий мерно
В безмерности вселенных и времен,
Сама себе и мера, и закон,
Возносится над смертью эфемерной.
Сошедшая с сияющих вершин,
Она живет, не тронутая скверной,
В тебе, о сердце, пламенный рубин!
* * * * * *
В тебе, о сердце, пламенный рубин, —
Грядущее из праха воскресенье.
Ты слышишь в небе ангельское пенье?
Ты видишь – расцветает Райский Крин?
То, выводя на свет из мглы пещерной,
Своею смертью смерть поправший Сын
Указывает путь во тьме неверной.
* * * * * * *
Указывает путь во тьме неверной
Господь, уничтожая времена, —
И в небе просветлевшем письмена
Горят: «Ex oriente lux aeterna».
Душа! Забудь про горечь дольних вин,
Познав медовость горнего фалерна, —
Путь вверх и вниз – всегда для всех один.
* * * * * * * *
«Путь вверх и вниз – всегда для всех один», —
Мы постигаем, Логосу внимая.
Но во Вселенной ночь царит немая,
Безмолвный мрак – сознанья господин.
Одна любовь – огонь, горящий мерно
В тебе, о сердце, пламенный рубин! —
Указывает путь во тьме неверной.
Ворожи да завораживай меня, ворожея!
Обрывайся ты, текущая, бегущая струя.
То не чистая-пречистая бежит-течет вода —
Утекает золотистая, кровавая руда.
Ворожи да завораживай меня, ворожея!
Ты скорее замораживайся, кровушка моя.
Солнце всходит белой глыбою да сыплет соль в глаза.
В Окияне белой рыбою плыви, моя слеза.
Ворожи да завораживай меня, ворожея!
По сиреневому Сирину стреляти из ружья.
Не забуду птицу вещую – железное перо
Жжет, палит и распаляет ярым пламенем нутро.
Во утробе Огневицы, девы огненной семь-я.
Ворожи да завораживай меня, ворожея!
Ветер, вея, сновиденья навевал.
Вечер вече свистом вещим созывал.
Ветви рук моих склонял я до земли.
В вены рек моих пускал я корабли.
Вы плывите, корабли мои, вперед!
Как на мне да пресечется древний род.
В море остров с садом есть, да в том саду
Никогда уже не вырасти плоду.
Вей же, ветер, сновиденья навевай,
Да навьём меня живым не называй.
Как Стрибожьи внуки мчались стремглав,
Не касаясь позолоченных глав,
Мчались выше золоченых крестов,
Мчались ниже кучевых облаков.
Я внизу во поле вольном стоял,
Ветры-вихри на себя накликал:
«Гой еси ты, Государь Сатана!
Подымайся-ко с бездонного дна,
Загорайся полем огненной ржи,
Вора сердца моего ворожи.
То не ворог мой в овраге горит,
То пылает мой несысканный скит.
По скитам-китам подводным брожу,
Только сердца здесь я не нахожу.
В небе звездочка-денница видна.
Поищи-ка сердце там, Сатана!»
С головою оловянною,
С головнею деревянною
По дороге да по сломанным словам,
По растоптанным ступаю соловьям.
Саломея, Саломеюшка!
В пляс пустися-ко ты, змеюшка.
Извивайся, что веревочка вита,
Саломея, не жалея живота.
Одарю тебя желанною
Головою Иоанновой.
В Волхов волокут волхвов,
В Волгу волоком волков.
Волооокий, с поволокой
Взор блуждает одинокий.
Один-отчества не знает,
Он в себе таит, что тает,
Снежный ком земного шара,
Шорох древнего кошмара.
Ходит морок по хоромам,
Воет хором похоронным,
По корме, по карме ходит,
Хороводы в водах водит.
Одичалый, алый морок.
С ним сорок железных сорок —
Коромыслят по хоромам
Опереньем похоронным.
Скорпион, кровопийца, вампир!
Я в ампир бы устроил вам пир
(Скотобойни чернеют от крови).
Сокровенные крови покровы
Поцелуем сжимаются жал,
Но жалеет – не жалит – кинжал,
Вдруг прикинувшись киником в схиме.
Мне останется только имя:
На пергаменте взгляда влюблённого —
Скоропись скорпионова.
Выйду я из дома, да не в двери.
Выйду со двора, да не в ворота.
Расползайтесь вы по норам, звери!
На проклятыя иду болота.
Там растет разрыв-трава-разлука —
Разомкну замки я той травою.
Стрелочкой каленою из лука
Разлучу навек тебя со мною.
Как твои уста – медовы соты.
Как мои уста – пчелины жала.
Ошалело смотришь отчего ты?
Отчего рука вдруг задрожала?
Выйду я из дома, да не в двери.
Выйду со двора, да не в ворота.
Для твоих костей нарву костери —
Утром не добудятся кого-то…
О, колокола, колокола!
Кольца колокольчатой кольчуги
Колченоги ноги у лачуги
Колчеданом золочен колчан
Колокольчик кольчатый клокочет
Опрокинув киновари чан,
Захохочет и опять захочет
Опрокинуть в море-окиян
Вскачь по кочкам и по кучкам кочет
Колет колдуна игла кола
Около кола – колокола.
Колоколец около колец.
Колдуном расколота колода.
Коляда повесила у входа
Года високосного венец.
Колесом кружа о-коло леса,
Ока леса, колоса ресниц,
Високосный висельник-повеса
Пал пред околесицею ниц.
Новый Год, приблизясь, облизнулся,
Словно Алигьериева рысь.
Высоко-высоко ока высь.
Окунь ока в небо окунулся.
Даждь-бог, даждь мне днесь дождя,
Синеглазого вождя!
Вожделею только чуда…
Чудотворец иль Иуда
Отворяет дверь мою? —
Верю, бездны на краю,
Я в неведомо виденье,
Наважденье, возрожденье…
О-сине небо, сине,
Что синь огонь горит.
И синий на осине
Иудушка висит.
Тоска моя – осока,
Высокая трава,
Так высока-высока,
Что кругом голова.
Соколики летели,
Всё в южные края —
А мы по ним хотели
Стреляти из ружья.
О проекте
О подписке