Испытание Первое. Время искать
… где-то в глубине гулкой темноты замигала свеча. Гротескные тени заметались по стенам и потолку.
Он очнулся, чувствуя себя разбитым и слабым. Голова кружилась. Казалось – все окружающее затянуто в исполинский водоворот. Шершавый язык не помещался во рту. Глаза резало. Тело в испарине. Кишечник активно требовал опорожнения.
Он попытался сбросить одеяло, и спустить ноги с кровати. Даже это ничтожное усилие не увенчалось успехом. Он лишь шевельнулся, издав невнятное восклицание.
К нему кинулись люди, стоящие в разных концах огромной темной комнаты.
«Где я?», – успел подумать он, – «Что со мной?»
Он понял, что не узнает ни этой комнаты, ни этих людей в черных одеждах. Он никогда не видел этой вычурной кровати под балдахином, с облупившейся позолотой, на резных столбиках. Комната освещалась мягким мерцающим светом полудюжины свечей. Свечи не могли осветить зал целиком, лишь выхватывая небольшие куски то тут, то там.
Даже собственные руки показались ему чужими. Они были меньше, чем он помнил, и настолько худы, что напоминали птичьи лапы.
– Яков2, сын мой, – хрипловатым голосом произнесла высокая женщина, озабоченно накрывая его лоб узкой мягкой ладонью. Нанизанные на пальцы многочисленные кольца неприятно холодили лоб. – Ты жив, ты очнулся! Боже всемогущий, какое счастье…
«Яков?» – ему казалось, что его зовут несколько иначе, но был настолько слаб, что даже не мог вспомнить, как.
– Мне… надо… в туалет! – попытался произнести он, но из пересохшей глотки вырвался только неразборчивый хрип.
– Он что-то пытается сказать, ваше величество, – сказал низкий рокочущий бас у него за спиной.
Обладателя этого голоса он увидеть не мог.
«Величество?»
– Я и сама это вижу, сэр Джон, – отозвалась высокая женщина крайне озабоченным голосом. – Что он хочет?
Ее глазницы ввалились, отчего погруженные в темноту глаза казались бездонными. В черноте глаз изредка посверкивала влага слезы. Она наклонилась ухом к его рту, пытаясь разобрать его шепот.
– В туалет… Я хочу в туалет… – как можно внятнее повторил он несколько раз.
– Я не понимаю ни слова, из того, что он шепчет, – удрученно произнесла она, устало распрямляясь, – сэр Джон, попробуйте вы…
Она отодвинулась, давая место обладателю рокочущего баса. Тот удивил Якова еще больше. Этот человек был весь закован в железо, пах кожей, дымом и еще чем-то. Яков решил не тратить силы и время на бесполезные попытки втолковать им очевидное. Он решил, используя здоровяка, как опору, подняться самому. Вцепившись в гнутые пластины на плечах сэра Джона, он потянулся что было силы.
Человек в железных латах пробасил:
– А… ваше величество, я понимаю… он пытается подняться!
Женщина сделала шаг назад, и кивнула двум пожилым женщинам, которые переминались, с ноги на ногу, за ее спиной. Те подбежали, обхватили Якова за шею и за плечи, и помогли ему сесть. Теперь он смог поднять руку, и сделать жест, будто бы пьет.
– Он хочет пить! Дайте ему вина!
Яков вполне обошелся бы и простой водой, но выбирать не приходилось. Ему поднесли кубок из потемневшего металла. В чаше плескалась жидкость цвета запекшейся крови.
Человек, который поднес ему кубок, опустился перед Яковом на колени, демонстративно отпил один глоток, а потом протянул ему кубок на вытянутых руках.
Яков взял кубок, и осторожно отхлебнул. В высохший язык будто вонзились сотни иголок. Он подержал вино во рту, ожидая, когда покалывание прекратится, а затем медленно проглотил. Вторым глотком он прополоскал горло. Теперь он, мог, наконец, сказать то, что так мучительно пытался втолковать этим, без сомнения, искренно пытающимся ему помочь людям.
– Я хочу в… туалет… ватерклозет…
Высокая женщина и сэр Джон переглянулись.
– Он, без сомнения, бредит. Водяной шкаф?
Якову стало казаться, что эти люди никогда его не поймут. Он сказал:
– Я не в бреду. Мне надо в отхожее место… облегчиться… опорожнить кишечник…
– Так тебе нужен горшок! Что же ты сразу не сказал? Помогите ему облегчиться!
Ласковые руки сиделок приподняли его, и усадили на большой глиняный горшок, который выдвинули из-под кровати. Ему это показалось чрезвычайно странным. Неужели в этом доме нет канализации? Почему эти люди стоят и смотрят, как он делает свои дела, и никто даже не думает отвернуться? Куда он попал? Что с ним?
Этот вопрос ему пришло в голову задать одним из первых.
– Что со мной? Где я?
– Ты очень болен, Яков, – ответила ему женщина, которую человек в броне только что назвал «ваше величество», – мы не думали, что ты доживешь до утра. У тебя холера.
– У меня хо… что?
– Холера. Ты очень плох. У тебя была лихорадка, ты умирал. Слава Всевышнему, что он вернул нам тебя!
– Мы все молились за Вас, ваше высочество, – добавил худощавый человек среднего роста, в черном балахоне, с огромным золотым крестом на груди. До сих пор он не вмешивался в происходящее, и Яков его не замечал.
«Высочество»?
– Но где я умудрился подцепить холеру?
– Подцепить? – озадаченно переспросила женщина.
Человек с золотым крестом шагнул вперед.
– Лихорадка, безусловно, помутила вам разум, ваше высочество, – мягким, но настойчивым голосом сказал он, – всем известно, что Господь дает и забирает, милует и карает, посылает испытания, и спасает от них. Ему угодно было подвергнуть вас испытанию, и мы молим провидение за ту милость, что оно явило нам.
Яков изумленно спросил:
– Разве холера не является острой инфекцией3?
– Острой инфе…– поперхнулся человек в балахоне, – воистину, ваше высочество, вам лучше прилечь. Вы так странно употребляете некоторые слова… Это явно свидетельствует о горячке.
– Ложитесь, сын мой Яков, ложитесь,– заботливым тоном велела высокая женщина, – сейчас я прикажу вызвать лекаря.
Сил на споры у него все равно не было, поэтому он, поддерживаемый сильными, но нежными руками сиделок, взобрался на свой балдахин, и откинулся на ворох подушек.
Лекарь сильно разочаровал Якова. Это был низенький толстый человечек с вывернутыми ножками. Начал он с того, что опустился перед черной женщиной на колени, и стукнулся лбом в пол. Затем, поднявшись на свои кривые ножки, низко поклонился сэру Джону, а черному человеку почтительно облобызал руку.
Затем деловито пощупал Якову лоб, заглянул под веки, велел высунуть язык. На этом осмотр закончился. Лекарь, приблизившись к высокой женщине, заговорил с ней вполголоса. До Якова долетало «разлитие желчи», «сгущение крови», «недостаток флегмы» и прочие странные словечки. Он был уверен, что где-то слышал их, но не ожидал, что взрослые, серьезные люди будут наяву употреблять этот бред, когда речь идет о медицинской практике.
Побеседовав с матерью, человечек покивал, поклонился. Он подошел к своему баулу, покопался в нем. Из баула были извлечены: небольшой оловянный таз, измазанный чем-то черным, и острый скальпель. Подставив таз под локоть Якова, он, взяв его за запястье, потянулся кончиком скальпеля к одной из вен. Яков ужаснулся.
– Эй, что вы делаете? – резко спросил он, вырывая руку.
Лекарь скосил один глаз, но ничего не сказал. Он снова поймал Якова за запястье.
– Успокойтесь, сын мой, – покровительственным голосом произнесла высокая женщина, – сейчас лекарь пустит вам кровь, и вам станет лучше. У него твердая рука, вы ничего не почувствуете.
– Но он же даже не простерилизовал свой нож!
– Просте… сын мой, вам положительно необходимо кровопускание… вы заговариваетесь!
– Но этот нож грязный! Я не позволю занести себе инфекцию!
Несколько мгновений она была озадачена, потом ее лицо разгладилось.
– Ну конечно! Вы просто не знаете, Яков! Этот лекарь пользует только членов королевской семьи. Не бойтесь, он не имеет дела с простолюдинами. Вы можете быть совершенно спокойны. Этот ланцет чист.
Яков понял, что сейчас ему вскроют вены грязным скальпелем, без всякой дезинфекции. Эта мысль показалась ему настолько отвратительной, что его вырвало прямо на простыни. Несколько брызг попало на доктора, но тот и не подумал отстраниться.
Королева сказала покровительственным тоном:
– Ничего-ничего, сын мой, сейчас прислуга уберет.
Яков решил воззвать к материнским чувствам.
– Мама, убери от меня этого шарлатана! Умоляю!
Королева вздернула подбородок, и нахмурилась. Она ответила низким голосом:
– Яков, мы члены королевской семьи! Ты должен обращаться ко мне по титулу! Тем более, в присутствии слуг. Только твое тяжелое состояние избавляет тебя от необходимости выслушать нотацию о величии королевской крови. Что касается этого лекаря, он выдержал курс в Лейденском университете и, безусловно, не может являться шарлатаном.
Яков понял, что проиграл. Сил бороться у него не было, а окружающие, безусловно, не желали его понимать. Сейчас ему вскроют вены и занесут инфекцию, несмотря на всё его сопротивление.
Внезапно у него мелькнула мысль:
– Э… святой отец! Простите, не знаю, как к вам обращаться!
Человек с крестом сделал шаг вперед.
– Воистину, я вижу, что ваш разум, действительно, в помраченном состоянии, сын мой. Ведь все эти годы, с момента вашего крещения, и до сей прискорбной минуты, я находился рядом с вами и являюсь вашим духовником. Если вы забыли, я – настоятель монастыря, рядом с Хай Холстоу, епископ Клайффский. Меня зовут епископ Лестер Годфри. Ко мне следует обращаться «ваше преосвященство», либо «монсеньор епископ». Монахи моего монастыря должны звать меня «Владыка».
– Спасибо, ваше преосвященство. Несколько минут назад вы сказали, что господь дает и забирает.
– Вы правы, – кивнул епископ. – Это истина, а как истина, не требует подтверждения.
– Ваше преосвященство! Может, мне лучше положиться на милость господа, чем на грязный нож этого мясника?
Воцарилось молчание. Видимо, никто из присутствующих не знал правильного ответа на этот вопрос.
– Может, вы помолитесь, или сделаете что-то еще, что положено делать в таком случае? – продолжил Яков, чувствуя, что нащупал новый путь. – Я уверен, что это принесет мне гораздо больше пользы, чем грязный скальпель.
Хмурое выражение лица епископа смягчилось. Он сказал:
– Мне очень отрадно, что вы придерживаетесь столь твердой веры, сын мой. Любой священник вам скажет, что святые слова приносят гораздо бόльшую пользу, чем жалкие потуги лекарей. Мы позволяем знахарям выполнять их манипуляции, поскольку знаем, что они приносят некоторое облегчение телу. Но самое главное у человека – это не бренная плоть, а бессмертная душа…
Слушая разглагольствования священника, Яков радовался – пусть минутной, но отсрочке. Видя, с какой почтительностью королева, и сэр Джон, внимают словам человека в черной сутане, он понял, что сделал верный ход. Между тем епископ Клайффский вещал:
– Господь уже явил нам свою милость, позволив вашей бренной оболочке продлить земное существование. Теперь он подверг вас новому испытанию, ввергнув в искушение получить облегчение путем кровопускания. Вы выдержали это искушение, сын мой. Похвально, весьма похвально. Я думаю, Ваше Величество, – обратился он к королеве, – что мы должны уважать достойный выбор этого мальчика, проявившего себя мужем, похвалить его за твердость духа! Возблагодарим же Господа в горячей молитве, столь необходимой всем нам и в радости, и в тягостях, и на смертном одре!
Епископ первый опустился на колени, за ним последовали сэр Джон, лекарь, слуги, сиделки – все, кто были в комнате. Королеве ничего не оставалось, как последовать их примеру.
Несколько минут все присутствующие нестройным хором подпевали епископу, затянувшему что-то вроде «Te Deum laudamus4…».
Наконец, епископ допел свой псалом, широко перекрестился, и поднялся на ноги. Вслед за ним, крестясь, стали подниматься остальные.
Одна из портьер, в дальнем конце комнаты, всколыхнувшись, отлетела прочь. В покои стремительным шагом вошел очень высокий, и очень толстый человек, с багровым бородатым лицом. Торс человека закрывала сверкающая кираса. В правой руке, унизанной множеством перстней, он держал кубок. У левого бедра, на рукоятке широкой шпаги, искрился огромный рубин. Когда бородач ворвался в комнату, золотая корона, сидящая на его лысой голове, задела портьеру, и съехала на сторону. Он, подхватив ее левой рукой, водрузил на место.
– Что случилось? Почему вы завываете на весь замок? Мой племянник преставился? – прогрохотал его голос.
Королева, сэр Джон и епископ поклонилась ему в пояс, а остальные упали на колени и согнулись до земли.
– Нет, Ваше Величество, – ответил епископ, выпрямляясь, – господь явил нам милость свою. Ваш племянник очнулся от тяжкого забытья, в котором пребывал последние два дня. Он даже попросил вина.
– Вот как? – прогремел бородатый, переводя налитые кровью глаза на Якова, – получается, ублюдок выкарабкался? А мне сказали, что у него холера!
– Это так, Ваше Величество, – снова поклонился епископ. – У него была холера. Однако, как видите, господь смилостивился над нами. Теперь он пойдет на поправку.
Бородатый поднял одну бровь, и сказал изумленным тоном:
– Я слышал, от холеры выживает едва один из сотни…
– Даже меньше, Ваше Величество. Едва один из тысячи… – скорбным голосом поддакнул ему епископ.
Король покачал головой, отчего корона опять съехала набок.
– Ну, надо же, как повезло щенку! – прогрохотал он.
Похоже, его мало заботило, что Яков находится от него в трех шагах.
– Передайте ублюдку, чтобы не смел шнырять у меня под ногами, когда очухается, – добавил король. – Пусть сидит у себя в покоях! Учит латынь и геральдику! Не хватало еще, чтобы про короля сказали, что он не заботится об образовании племянника!
Окинув напоследок взглядом склоненные спины слуг, его величество повернулся и, гордо задрав подбородок, зашагал к выходу, звякая шпорами.
Якова не отпускало стойкое чувство, что все, что с ним происходит, происходит с кем-то другим. События, разворачивающиеся у него на глазах, были совершенно невозможными. В какую кроличью нору он провалился?5 Эти короли, королевы… зовут его высочеством… и ублюдком. Он откинулся на подушки, и закрыл глаза. Попытался вспомнить, кто он, и что с ним было до того, как он очнулся в этой огромной комнате. Память явила ему странные образы, но разум отказывался принять их.
Он открыл глаза, потому что кишечник опять дал о себе знать. Он не стал проситься в туалет, а просто сказал:
– Мне надо на горшок.
На сей раз все было проще. Ему помогли облегчиться и взобраться обратно.
Он спросил:
– Уже утро?
– Да, ваше высочество, – ответил ему епископ, поскольку королева, прижав платок к глазам, молчала.
На самом деле Яков хотел узнать, какое сегодня число, не вызывая новых обвинений в помутнении разума, но его опять не поняли. Он задал вопрос иначе:
– Сколько я был без сознания?
– Последние два дня вы вообще не приходили в себя, а три дня перед этим у вас была лихорадка и сильный жар, ваше высочество. Мы все находились рядом с вами, молились и взывали к милости Божией.
Яков посмотрел на рыцаря:
– Сэр Джон…
– Слушаю вас, ваше высочество?
– Мне бы хотелось попить… не сладкого и крепкого, как это вино… а что-нибудь кисленького, например, лимонад или лайм…
– Лимо…что? Я хочу сказать, я не понял два последних слова, ваше высочество.
Яков понял, что надо тщательнее следить за словами, пока его опять не обвинили в помутнении рассудка, и не вскрыли вены. Несмотря на то, что лекарь на вывернутых ножках исчез, он не сомневался, что королева может позвать его опять.
– Мне хочется пить. Лучше простой кипяченой воды, раз нет… лимонада.
– Негоже сыну короля пить простую воду, – вмешалась королева, отнимая платок от глаз. – Я прикажу принести тебе лучшее вино!
– Мама… Ваше величество…У меня, когда я хлебнул вина, страшно закружилась голова. Поэтому я и попросил воду.
Королева помолчала, потом изрекла:
– А… понятно… Вы наверно, правы, Яков. Вы слишком ослабели.
О проекте
О подписке