– Не хочешь, не верь, – сплюнул под ноги десантник. – А я как увидел, то сразу и протрезвел. Так что не померещилось мне. Мне бабка рассказывала, такое же перед войной было. Битву они всем поселком на небе видели. Ночь, облака, а на них словно кино показывают. Витязи с рыцарями бьются. Тогда нескольких из нашего поселка НКВД и загреб за панические настроения, потому об этом нигде и не писали. А люди что? Люди боялись. В Сибирь сошлют, и не вернешься. А бабка сама видела. Не веришь?..

Ларину не пришлось дослушать рассказ бывшего десантника, который в некоторой своей части повторял виденное им совсем недавно – ночь, низкие облака и свечение, словно кино показывали. Андрей уже входил на крыльцо кафе, когда десантник его окликнул:

– Дядя, закурить не найдется?

– Не курю, – абсолютно миролюбиво ответил Ларин.

– Тогда, может, помочь сможешь? Выручи немного, если несложно, – и десантник сделал жест пальцами, словно мял невидимую купюру.

Обычно Андрей не занимался подобной благотворительностью. Произойди это в Москве, он бы привычно бросил: «Работать надо», – и не стал бы разговаривать. Но ведь вполне могло оказаться, что Дугин вызвал его на Ладогу не для проверки, а чтобы поручить новое задание. И ссориться с местным контингентом было бы опрометчиво. Ведь подобные типы, как этот десантник, целыми днями торчащие под гастрономами и питейными заведениями, забирающиеся выпить в самые забытые уголки населенного пункта, могут стать прекрасными информаторами.

– На выпивку, что ли, не хватает? – прищурился Андрей.

– Не стану врать, что на хлеб или автобусный билетик. Именно на выпивку. Помоги, дядя, если можешь.

Ларин вытащил портмоне и протянул десантнику пятьдесят рублей.

– Понимаю, случается иногда.

Десантник крякнул, принимая деньги, – зафиксировал взглядом, что кошелек у Андрея набит довольно туго.

– Спасибо, конечно, но, может, еще подкинешь? У тебя же много.

– Не подкину, – Андрей опустил кошелек во внутренний карман.

– Жалко, что ли?

– Да, жалко, – и Ларин шагнул внутрь кафе.

Заведение делилось на две части. Правая располагалась в шатре. Тут были только стойки, за которыми виднелись преимущественно мужские компании. Пиво, водку и незамысловатую закуску посетители сами приносили от стойки. Дымили сигареты, и дым выносило ветром. Пологи палатки были подняты. Левая же часть располагалась в стекляшке. Тут уже имелись столики. Суетились две официантки, разносившие заказы. А под пивные кружки уже полагались картонные кружочки с эмблемой кафе.

Андрей прищурился и не сразу распознал в мужчине, сидевшем за угловым столиком, Павла Игнатьевича. Если бы не знал, что он должен здесь находиться, – не заметил бы. Дугин был одет в светлые джинсы, заправленные в туристические ботинки. На плечах выцветшая, но очень стильная и видно, что дорогая куртка защитного цвета с множеством кармашков. На голове бейсболка, повернутая козырьком назад. Павел Игнатьевич с удовольствием попивал пиво из высокого стеклянного бокала.

– Разрешите за ваш столик?

Ларин присел напротив Дугина. Тот усмехнулся.

– Ты, как всегда, пунктуален. Ничто не может заставить тебя опоздать. Я даже заказ тебе предварительно сделал, – покосился Павел Игнатьевич на официантку, которая поставила перед Андреем стакан сока, графинчик с двумястами граммами водки, рюмку и чашку с кофе. – Сок твой любимый – морковный.

– Вы усвоили, что я не «пивной» человек. А вот выпить немного хорошей водки, запивая ее морковным соком, не откажусь.

– Бетонный забор видел? – поинтересовался Дугин.

– Его тут нельзя не заметить. Настоящая Великая Китайская стена. Ее, наверное, из космоса видно.

– Насчет космоса не знаю, – Павел Игнатьевич прищурился, глядя на Андрея. – Послушай, ты себя нормально чувствуешь?

– А что такое? – насторожился Ларин.

– Ну, не знаю. Бледный вроде какой-то. Может, заболел или случилось что?

– Нет, я в порядке, на полном ходу. Это вам кажется.

– Так, значит, ничего не случилось. Это хорошо, – как-то странно проговорил Дугин, но тут же вновь стал прежним. – Вернемся к бетонному забору. Это, в самом деле, странное сооружение, и не менее загадочное, чем Великая Китайская стена.

– Но не такое древнее, – криво усмехнулся Андрей.

– Появился он здесь в начале прошлого года. Охватывает такую территорию, что за ним впору космодром размещать. Пятнадцать километров побережья, пять деревень пошли под отселение, несколько дачных кооперативов, старых, еще пятидесятых годов, четыре дома отдыха и, как видишь, половина поселка – и все это за государственные деньги. К тому же охраняют эту территорию серьезно.

– Видел спираль колючки поверху.

– Колючка – ерунда. Охрану ведет серьезная охранная фирма. Въезд и вход только по пропускам. Даже судам запрещено подходить к берегу ближе, чем на пять километров, – Павел Игнатьевич понизил голос. – Кому-то очень не хочется, чтобы стало известно, что именно происходит за этим забором.

– И все же, Павел Игнатьевич, наверняка существует официальная версия.

– Официальная существует. Согласно ей идет реконструкция дома-интерната для детей-инвалидов. Только как посмотришь на то количество строительной техники, которая въезжает и выезжает за ворота, понимаешь, что это никакая не реконструкция, а масштабное строительство. И материалы завозятся самые дорогие, сплошь импортные.

Ларин задумался.

– Проверить-то несложно. С вашими возможностями можно раздобыть документацию, проект…

– Я пробовал. Но все засекречено, словно военный объект строят. Архитектурная фирма не российская, а швейцарская. Они для всяких арабских шейхов дворцы проектируют.

– Тогда можно пролететь над территорией. Питер недалеко. Можно арендовать для прогулок один из спортивных самолетов. Это же не проблема.

– Как оказывается, проблема, – зло сказал Дугин. – Даже полеты над этой территорией запрещены. Да ты пей, пей, а не только слушай. А-то выглядишь как-то неважно.

– Итак, с воздуха не получится, – почесал висок Андрей.

Дугин подался вперед, отхлебнул немного пива.

– Редко я себе такое удовольствие позволяю… – Он провел пальцами по запотевшему цилиндру бокала. – История у этого дома для сирот-инвалидов очень темная. Построен еще при Хрущеве. В середине девяностых кто-то из питерских чиновников его приватизировал, а детей переселили в аналогичное учреждение, расположенное в Смоленской области.

– Обычная история. Здесь курортные места, Евросоюз близко. Так кто конкретно из питерских его приватизировал? На кого он был оформлен?

– Оформлен на подставного, ясное дело. А вот дальше произошло самое странное. Дом был подремонтирован, но им практически никто не пользовался. И уже в две тысячи пятом этот самый подставной, якобы владелец, снова передает дом детям.

– Так благородное ж дело.

– Дом передается на баланс областного управления социального обеспечения. Но, заметь, во временное пользование, – и Павел Игнатьевич поднял указательный палец. – То есть здание и его территорию владелец сможет вернуть себе в любой момент.

– Что ж, суть аферы понятна. Сейчас идет масштабная реконструкция за государственное бабло, а потом дети-инвалиды выбрасываются на улицу…

– Короче, Андрей, надо разузнать, что творится за этим забором, что именно там возводят и для кого. Людей я тебе дам. Кое-какие наметки у меня уже есть. Ты не стесняйся, говори. Если что-то не так, можешь приступить позже. Отдохни недельку, дней десять. Неужели тебя так дорога утомила?

– Это вам кажется. Я в полном порядке, – Ларин пригубил рюмку с водкой и запил морковным соком. – Неужели через местные власти ничего нельзя узнать?

– Как воды в рот набрали. Чувствую, что их сильно запугали. Вообще люди здесь запуганы. Думаешь, кому-нибудь хотелось из здешнего рая уезжать? Заставили. Тут вообще странные вещи творятся, полная чертовщина… – Дугин не договорил, повернул голову.

В более демократической части кафе со стойками то ли назревал какой-то конфликт, то ли просто шел разговор на повышенных тонах. Заинтересовался и Андрей.

Напротив стойки виднелся пьяный десантник. Он наверняка еще принял на грудь. Его приятели стояли в стороне. А молоденький сержант-полицейский уговаривал десантника идти домой.

– Витька, хватит тебе пить. Опять нарвешься, – пытался достучаться до его разума правоохранитель.

– Пошел ты со своими советами! Мне стресс снять надо, а то после всего мне теперь каждую ночь какая-то дрянь снится.

– Пошли. Я тебя провожу, – сержант на удивление был сердоболен, и, скорее всего, с десантником его связывало что-то большее, чем долг службы.

– А мне по хрену, что ты погоны носишь и что мы с тобой пять лет за одной партой сидели, – прояснил ситуацию десантник. – Ненавижу вас, ментов. Вот напьюсь на День десантника, в фонтане искупаюсь – и пойду по поселку. Утром проснусь, кулаки сбитые, а в каждой руке по ментовскому погону, – парень в несвежей тельняшке засмеялся. – Правоохранитель нашелся… Я хоть и пьяный был, а куда сразу побежал? К вам, ментам. Говорю, непорядок там, человека в клочья порвали. А вы мне что?

– Так это ж не я тебе сказал.

– Один хер. Все вы одним миром мазаны. Твой старлей мое заявление порвал – мол, почудилось мне спьяну, и не было такого человека вовсе, никто его не знает. А он хоть бомж, но человек. А его на кусочки живьем…

Дугин и Ларин слушали бессвязный рассказ десантника.

– Я же говорил – странные вещи тут творятся, – тихо произнес Павел Игнатьевич.

– …Как это не было? Как это померещилось? – надрывался десантник, становясь все более агрессивным. – У них глазища – во, огнем горят, и дым из пасти. Я даже протрезвел. И меня, суки, подрать хотели… Может, и этого не было? – десантник в порыве чувств приспустил спортивные штаны и ткнул пальцем в плохо зажившую рваную рану на бедре. – Зубами, сука, клок мяса выдрать хотел, а ты мне – не пей больше, козленочком станешь. Да сам ты козел…

Сержант потерял терпение. Он и так уже слишком долго нянчился с пьяницей. Полицейский ловко заломил десантнику руку и потащил к выходу.

– Да я таких, как ты… – донеслось уже с улицы, после чего послышались несколько несильных ударов и отборный мат.

Посетители кафе с интересом ждали продолжения. Но десантник не вернулся. Скорее всего, верх одержал сержант, о чем вскоре засвидетельствовал звук отъезжающей машины.

– Душновато здесь, – потянул воротник клетчатой рубашки Дугин. – Пройтись не желаешь?

– Можно.

Павел Игнатьевич положил на стол купюру, прижал недопитым бокалом пива.

Байкеры все еще лениво разъезжали по площади; светили фонари, вот только народу поубавилось.

Дугин шел, заложив руки за спину. Вскоре они с Лариным оказались на той самой улочке со старыми деревьями.

– А куда мы идем, Павел Игнатьевич? – немного тревожно спросил Андрей, хотя обычно не уточнял подобных вещей – раз Дугин куда-то шел, значит, знал куда.

– Проверить, выполнил ли ты мое задание.

– Какое? – насторожился Ларин.

– Букетик цветов к могиле безымянного солдата, – буднично проговорил руководитель тайной организации по борьбе с коррупцией.

– Конечно же, положил. Вы что, мне на слово поверить не можете?

– Ты же знаешь мою пунктуальность, Андрей. Так что идем на кладбище. Не лучшее место для ночных прогулок, но все же. Я должен лично убедиться.

– А смысл-то какой?

– При желании смысл во всем найти можно, – и Павел Игнатьевич дальше зашагал молча.

Ларину ничего не оставалось, как последовать за ним.

Чем ближе подходили к кладбищу, тем неуютнее чувствовал себя Андрей. По большому счету, ему хотелось рассказать о своих видениях. В конце концов, они могли свидетельствовать о расстройстве психики, и Дугин был просто обязан знать об этом. Но все же Ларин не решился. По пути к кладбищу он несколько раз тревожно посматривал на низкие лохматые облака, в разрывах которых изредка блестели звезды.

Павел Игнатьевич шел уверенно, дорогу знал.

– Ну, что, вспомнил, как в детстве ребята один другого пугали всякими кладбищенскими историями? – ухмыльнулся он, минуя кирпичные ворота.

В перспективе кладбищенской аллейки темнела часовня. В вышине тревожно шумели листвой старые деревья. Павел Игнатьевич включил карманный фонарик, его луч хаотично плясал по надгробиям.

– Ну, вот и пришли. Все в порядке, – Дугин осветил букетик полевых цветов на могиле безымянного солдата.

Андрей буквально впал в ступор. Он смотрел в сторону, на тот самый топорщившийся над травой свежий бугорок с крестом.

– Разрешите? – Ларин протянул руку, Дугин вложил в нее фонарик.

– Что-то не так?

– Я сейчас.

Андрей миновал несколько могил и, оказавшись у свежего холмика, вновь почувствовал холодок и дрожь. Луч фонаря четко высветил табличку на кресте. Ларин не мог понять, что он испытывает: облегчение или же испуг. На табличке чернела надпись: «Калугин Иван Петрович». Даты рождения и смерти Андрей не успел прочитать. Рядом с ним уже стоял Павел Игнатьевич и укоризненно качал головой.

– За все годы ты, Андрей, первый раз не прошел мою проверку. Ведь положить букетик на могилу погибшего солдата – это хоть и благородное дело, но лишь повод для того, чтобы ты оказался ночью на кладбище. Ты должен был доложить мне о призраке и о собственной могиле, а ты этого не сделал, – взгляд Дугина сделался жестким.

– Я посчитал…

– Ты должен был мне доложить. А так я убедился, что ты хоть немного, но веришь в мистику, допускаешь существование призраков, полтергейста и прочей чуши.

– Странная у вас проверка. Не думал, что вы решитесь испытать меня с такой стороны.

– Агент нашей организации должен быть неуязвим со всех сторон, – Павел Игнатьевич уже по-кавалерийски рубил воздух рукой. – Здесь, в Никитиной Гриве, происходят очень странные вещи. Я рассчитывал на тебя, на твой здравый смысл. Считал, что ты сумеешь разобраться во всем. Но если и ты, как местные простачки и досужие журналисты, поверишь в мистику, грош тебе цена в базарный день.

– Так это вы подстроили… С могилой еще понятно. Но вот призрак… Как? – проговорил Андрей.

– Компьютерная голографическая проекция. 3D-технологии.

– Теперь я понял, что за микроавтобус стоял у кладбищенской ограды.

– Хоть это ты заметил. Заметил и не сопоставил. А это непростительно. Ладно, Андрей. Честно говоря, я и сам не знаю, как поступил бы на твоем месте. Так что впредь будь внимательней и ничего не принимай на веру. Вера, она слепа и уместна разве что в церкви. Завтра же познакомлю тебя с теми, с кем тебе придется вместе работать. Люди надежные, сто раз проверенные в деле.

– А вот так вот вы их проверяли? – Ларин кивнул на могилы.

– Не успел. Будет достаточно и одного тебя здравомыслящего в группе. Кто-то всегда должен подвергать информацию сомнению. И этим человеком будешь ты. А теперь возвращаемся.