Я зачем-то спросил, какого ей было, когда мы расстались. Покачала головой, тяжело, лучше не вспоминать. И неожиданно:

– Наверное, глупость скажу, но мне стало легче, когда тебя взяла Аля. Я боялась, что ты совсем сойдешь на нет, правда, боялась.

– Почему не пришла? – опустила глаза.

– Не могу сказать даже. Боялась чего-то. Себя, тебя. Боялась, что вернешься и… нет, говорю ерунду. Прости, мне завтра рано вставать.

Спалось плохо, я поднялся, когда она уже ушла. Непривычно находиться в квартире одному – как будто два или три года назад. Потерявшись во времени, я растерянно бродил из комнаты в кухню по узенькому коридорчику. Затем позвонил Якову. Нет, ничего особенного пока сказать не может, перезвонит завтра. Да у Виктории был, подробности позже, извините, много сложной работы по вашему делу. Ждите новостей.

Наташа пришла поздно с последними новостями, именно что последними: ресторан постеснялись снять, поминки будут у моих на даче, ну ты помнишь, как добираться, были, ты еще меня тогда первый раз… и оборвала себя. Потерла виски, лицо, словно умывалась. Прибавила тише: сейчас поглажу рубашку, ту, серую, и галстук, ты его давно не носил.

Алю я не узнал. Белое лицо, строгое черное платье, не помню такого, темные туфли почему-то на высоком каблуке, будто, под размер гроба. Чужой человек. Склонился, всматриваясь, коснулся щеки. Ничего, совсем ничего. Печальная полуулыбка, собранные в странный пучок волосы, аккуратно заколотые на макушке и по бокам. Почему-то хотелось приподнять ее, незнакомку, спросить на ухо, кто она, почему здесь. Наташа коснулась плеча, мы отошли, сели в последний ряд. Слушали священника, читавшего по новенькому требнику псалом за псалмом, никакой отсебятины. Наконец, домовину захлопнули, наваждение исчезло в пещи огненной.

Все задвигались, поднимаясь, зашептались вполголоса. Действительно, наваждение. В зале присутствовало человек тридцать, из которых я знал только Тахира с Аминой да Сашу, последнего вовсе шапочно, думал, не придет, ведь Аля не работает… не работала больше. Он сидел в первом ряду, с краю, через стул от пожилой пары в сером, наверное, родственников. Их было много, этих немолодых людей, разменявших пятый или шестой десяток, близкие, дальние. Наташа рассказывала о них прежде, но свидеться довелось только сегодня. Не глядя друг на друга, мы погрузились в автобус и долго ждали, пока распорядитель договорится с родителями о сроках и ценах. Дверь хлопнула, мы тронулись в путь.

День выдался теплый, ясный, безветренный. Погода уже больше недели баловала последними отголосками августовского лета, не спешившего уходить. Столы вынесли на воздух, под тент, располагавшийся на задней площадке кирпичного двухэтажного дома за высокими стенами – здесь все такие, солидные, надежные, предсказуемо одинаковые, по одному шаблону возведенные. Меня посадили за одним из столов с пожилыми незнакомцами, тихо общавшимися между собой, тут только я заметил, что ни Саши, ни Алиевых нет. Наташа бегала между столов, подавала, убирала, спрашивала, отвечала, ни на минутку не присев. Прошла кутья, блины, подали щи, кашу, а она все привечала, убирала, подавала. На столах не было вина, лишь газировка и соки, многие спрашивали, просили, но Наташа, поглядывая на родителей, оставалась непреклонна. Странное выражение блуждало на ее лице. Я не выдержал, поднялся и прошел в дом, в кухню.

Непонятно, вроде бы их утешило самоубийство – тогда почему священник? Почему без традиционного пьяного застолья? Ладно, попу главное, чтоб заплатили за службу, а над кем, он и не спрашивал, но им-то самим для чего заказана служба? Или и в то, и в другое хочется сразу верить? Как почившей дочери их, поверявшей себя и вышнему и картам. У них Аля научилась веря, не верить, не складывать все пожелания перед одним жертвенником, молясь, не молиться, ища, обходить?

Меня передернуло, на миг и в мыслях Аля снова показалась какой-то чужой, эти поминки, будто не по ней.

– Ты что, уходишь? – Наташа. Я растерялся, застыв на пороге большой светлой кухни, где работали еще две женщины, верно, нанятые, и… Амина.

– А ты почему не с гостями? И Тахир, он же уехал, – девушка смутилась.

– Пусть. У него сегодня важная работа, за Рустамом присмотрит, – их продолжатель рода, который только ходить начал. – Не все мне. Ему тоже надо отцом себя почувствовать, – и громко застучала ножом по салату.

– Ты уходишь? – Наташа по-прежнему перегораживала проход. Я немного растерялся, будто стоял на пороге сакрального места, куда непосвященным доступ закрыт.

– Я думал, помочь надо. Ты устала.

– Нет, не надо, не устала.

– Руслан, посиди еще, все в порядке. Ты дверь загораживаешь только, – я посторонился, одна из работниц вынесла бутылки минералки и тарелки карбонада. – Куда тебе идти. Тут народ, все лучше.

– Я тут никого толком не знаю, Амина. Наверное, пойду.

– Не уходи! – Наташа вдруг сорвавшись, преодолев извечное свое молчаливое согласие, вцепилась в плечо, развернула. Мгновение наши лица находились в миллиметрах друг от друга, затем она отступила. – Не хочешь с гостями, посиди в доме, мы втроем пойдем. Я тебя провожу.

В доме я был всего-то раз или два, расположение комнат не запомнилось. Она вывела меня на второй этаж, до конца коридора, небольшая дверь, за ней уютная комнатка с кроватью под пологом, и балкончиком за узкой дверью. Именно здесь мы с Наташей впервые…

Она смутилась, заметив, как я обернулся к ней, прочла в глазах узнавание. И тотчас вышла, туфли застучали по лестнице. Когда стихли, я прошел к окну, постоял, глядя на аккуратно выстриженный и подметенный сад, гравийные дорожки и шпалеры розовых кустов. За низким, всего-то метра в полтора, забором на соседний участок, виделась примерно та же картина, еще через метров двадцать различалась схожая. Осень золотила листву редких берез и ясеней, играла багрянцем ирги, но ничего не могла сделать с рядами елей и сосен, пихт и можжевельников, приземистых тисов и могучих кедров. И только лиственницы покрылись червонным налетом подступающих холодов, но их немного, хвойных изменниц. Остальные дерева старательно охраняли чистоту и порядок садов.

Наташа любила сидеть на подоконнике, вглядываясь в эти рукотворные леса, это была с детства ее комната. При мне она села, немного смущаясь, обнаженной, и разглядывала меня, по-прежнему лежащего в кровати, часто моргая. Мы словно поменялись ролями в тот день. Обычно разглядывал я.

Матери я не помнил, она оставила мир очень рано, мне было полтора или два года, так что, за воспитание взялась ее старшая сестра и бабушка. Тетя Роза, никогда не знавшая мужчин, излила на меня свою нерастраченную нежность, любила самозабвенно. Бабушка, похоронившая трех мужей, старалась привить мне качества настоящего бойца. Раздираемый двумя женщинами, я рос, постигал мир. Близких друзей завести не удалось, не то я не годился к тому, не то не повстречал родственных душ. Рос тихоней и книжником, всем прочим радостям предпочитая игры в тиши комнат – мои наставницы работали. В обед приходила знакомая маминой сестры, тетя Настя, разогревавшая для меня тайком от бабушки, ждавшей от внука куда большей самостоятельности в первые школьные годы. Эту науку я постигал куда позже, когда в восемнадцать остался с миром один на один. Начинать приходилось с нуля, и сколько дров наломал на этом пути, сколько наворотил, до сих пор не хочется вспоминать. Хорошо, квартира оставалась со мной, единственное сокровище свое, удивительно, как никому не умудрился отдать. В двадцать шесть познакомился с Наташей, разглядев именно в ней схожесть, торопливо открылся. Пока не понял, что жить с зеркалом так же невыносимо, как и одному. Верно, влюбись я, ничего такого не случилось, но чувства оказались выше нашей страсти и расчета разума. Я ушел, и тут только появилась Аля.

Поначалу наши отношения строились равными, но я чувствовал ее силу и вспомнил свою слабость, для меня она стала еще и старшей сестрой; именно к такой Але я тяготел, и ей пришлось согласиться. Не думаю, что она, решительная и сильная, долго колебалась. Верно, поначалу, видела во мне человека много сильнее и тверже. Да и надежней. Я куснул губу, не хочется сейчас вспоминать подобное. Но неожиданно в памяти воскресла наша первая интимная встреча: ничего не получилось, Аля еще пыталась меня завести, но я уж понимал тщетность ее игр, робко спросил: «Ты меня не бросишь?». Кажется, в этот самый миг поняв, кем она станет для меня. Поняла и она, немного рассеянно улыбнулась, но тут же склонилась, целуя и покусывая ухо.

С ней я продвинулся по службе, стал больше зарабатывать, занял нынешнее свое место. Не то, чтобы начальник зауважал, скорее, проникся к питавшей меня силе. С которой в кои-то веки мне было просто и радостно жить. И которая, где-то в глуби, еще сохранилась и теперь снова толкает, не давая затормозиться и махнуть на себя рукой. Ее стараниями я пригласил детектива, толковый мужик. Интересно, что он накопает в итоге?

Дверь раскрылась, я вздрогнул. Оказывается просидел до самого вечера, не заметив подкравшихся сумерек. Наташа подошла ко мне, я поднялся. Взяв под руку, прошептала: «Пора». Вместе с Аминой, мы пошли на автобусную остановку.

С утра я работал как заведенный, позабыв о времени, так что лишь ненамного отставал от прежней нормы. Начальство обеспокоило лишь раз, во время перерыва, поинтересовавшись самочувствием и детективом.

– Взял, работает, – ответил я, ощутив даже некоторую сопричастность с обычно неподступным руководителем. Тот кивнул, хотел что-то добавить, но некстати отвлекли, ниточка оборвалась.

После обеда вышел на свой прежний ритм, кто-то из сотрудников все это время брал на себя часть моих обязанностей, так что входящие освободились уже к четырем. Я заканчивал, как позвонили. Яков.

– Что-то узнали? – я догадался по голосу, что тот не с пустыми руками. Руки дрогнули, папки посыпались на пол.

– Да, узнал. Пока самое начало, касательно следственных действий в отношении… простите, привычка к канцеляриту. Удалось поговорить по душам с патологоанатомом – ему пришлось подписать две бумаги, первая следствие не устроило, за пятьдесят тысяч подписал вторую. Но результаты первой экспертизы он сохранил. В двух словах: в крови очень малое содержание бензодиазепина, в желудке от таблеток не осталось ничего, врач предположил, что снотворное разложилось полностью, всосавшись в кровь, а это значит, прием был осуществлен много раньше, чем сообщил вам Беленький. И объем снотворного вряд ли превысил два миллиграмма. А чтобы отравиться… да двух пачек не хватит. Алкоголя, стимулирующего действие снотворных, так же, не обнаружено, как нет и других седативных или иных лекарственных препаратов.

– Она принимала сердечные капли. Должна была.

– Лидокаин или новокаин ей вводили при приступах?

– Нет, приступов не было. Аля принимала только таблетки или капли. Травы пила, ванны принимала, на электрофорез ходила…. Говорила, наследственное, – Оба родителя так беспокоились за свое давление, что предпочли вовсе распрощаться с дочерьми, чтобы лишний раз не тревожиться о них.

– У нее и работа непростая, – согласился Яков. – Идем далее. Показания соседки подтверждают слова патологоанатома, вместо часа, Алена заходила к ней около десяти вечера. Соседка подтвердила, что отдала ей блистр, десять таблеток по миллиграмму каждая.

– Но ведь Тарас сказал, она подписала…

– Я не удивлюсь. Слепа как мышь, но очки носит только дома. Показания полиции не перечитывала, перед молодыми людьми неудобно стало, – он чему-то усмехнулся.

– Тарас посылал к ней оперативников, соседку по моей просьбе трясли по поводу возможного конфликта с Алей. Он мне так сказал.

– Вы могли бы сообщить мне раньше. Она ничего не рассказывала, хотя разоткровенничалась сильно, по их поводу тоже. Скорее всего, опера не приходили. Дальше. У меня только косвенные улики. При осмотре места преступления криминалист предположил скоротечную агонию, патологоанатом написал то же, но потом передумал. В разговоре оба сошлись, что для человека, решившего покончить с собой таким способом, характерны решимость и стойкость идти до конца. Ножом просто так не убьешь, извините, что вдаюсь в подробности. В случае вашей супруги, орудие вошло между вторым и третьим ребром, чуть выше сердца, по наклонной, перерезав… – навалилась дурнота, я пытался слушать, но багровая комната снова заплясала перед глазами. – Удар нанесен с близкого расстояния, сам по себе довольно слаб, не оставил гематомы. Его могла нанести как Алена, так и некто, стоявший вплотную к ней. Кто-то хорошо знакомый, следов борьбы не обнаружено, – Яков продолжал, не в силах остановиться, вываливал информацию. Меня трясло. – Невозможно предположить, что ваша супруга смогла выдернуть нож в таком состоянии. Оба опрошенных мной уверены, что действие произошло сразу, удар и вырывание.

– Кровь! – не выдержав, я вскочил и закричал. Аранович наконец замолчал. Ненадолго.

– Да, кровь должна остаться на рубашке, брюках… – он, наконец, понял и оборвал себя. Сотрудники так же стихли. Кто-то обернулся, но подойти не решался. – Я вас совсем замучил. Давайте перезвоню завтра или сегодня вечером. Или вы сами, когда сможете.

– У вас есть что-то еще? – не помню, сколько времени прошло, прежде, чем смог спросить.

– Про этот момент нет.

– Давайте… Я слушаю, давайте же, – он смутился, но продолжил:

– Телефон Алены из вещдоков исчез. Не факт, что Беленький, ему достаточно стереть контакты и взять сим-карту. Я пробил звонки Алены за сутки перед гибелью. Два раза звонила своей сестре. Еще два звонка на неустановленные номера, я пока над этим работаю.

– А с Тарасовым номером?

– Проверил, пусто. Но я не знаю номеров всех его мобильных, только служебного. Скорее всего, он пользуется другой симкой. Может и не одной. Или звонит через компьютер, вариантов масса… Алена тоже пользовалась ноутбуком. Его в квартире нет, или я просто не нашел. А найти надо.

– Забрали, – односложно произнес я.

– С этим сложнее, он не проходит по списку изъятого, а просто так вынести, ничего не дав оперативникам сложно. Дать тоже рискованно, хороший повод потом отыграться. Я давно заметил, что оперативные работники не в ладах с Беленьким, докладывают про него без задержек. Присутствовавшие при осмотре квартиры, заявили: в комнате найдено несколько неизвестных отпечатков пальцев, я снял копии на всякий случай, но, скорее всего, это соседей. Криминалист пожаловался, что Беленький поначалу осматривался без перчаток. Конечно, его «пальцы» идентифицировать просто, но вы понимаете, для чего он это делал.

– Шантаж? – я начал потихоньку приходить в себя. Новости перестали пугать, просто давили. Детектив молчал довольно долго.

– Пока это гипотеза. Беленький действительно мог забыться. Но тому должна быть веская причина, – он вздохнул. – Дело выходит непростым. Одну минутку, вторая линия, – в телефоне заиграла невыразительная мелодия. Я, подергивая ногой, прошелся по своей клетушке, снова сел за стол, поднялся. Наконец, Яков вернулся.

– Обнаружился подлинный владелец одного из номеров. Наш хороший знакомый, – у Арановича даже голос переменился, я узнал его, точно такой же, как тогда, в машине, когда он готовился взять след. – Звонил Алене в семнадцать двадцать одну, разговор длился минуту семнадцать. Сразу после ваша жена сделала звонок, продолжительностью почти в десять минут на тот самый номер. Пока могу предполагать, кому и зачем.

– Звонил шантажировать, – это даже не вопрос, утверждение сквозь зубы. На меня смотрели, не скрываясь.

– Нужно найти ее ноутбук, – ответил Яков. – Если вы позволите, давайте завтра после работы, – я согласился, связь прервалась.

Я поднялся, но ватные ноги бессильно опустили на стул. Посидел какое-то время, кто-то из сотрудников, наконец, подошел, принес воды, дал таблетку, наверное, валидол, что-то ментоловое. Так и не понял. Рабочий день закончился, выбрался на улицу. Груз услышанного давил с каждым шагом все сильнее, я едва не вскрикнул, когда занес ногу на подножку автобуса. Нет, лучше сейчас, пусть темно, пусть жутко, но лучше сейчас сходить и все выяснить. Найти ее нетбук, это главное, сейчас это главное, – стучало в голове. Под этот неумолчный набат, я добрался до дома. Лифт работал, через силу прошел к двери, нет, закрыта… Немного легче стало дышать. Вошел, поворочав поскрипев ключом, будто с непривычки, вытер ноги, зачем-то крикнул в темноту «Аля!». И вздрогнул всем телом.

Зажег свет, везде, где только мог. Стал искать. Вытащил ящики из шкафа, возвращая, заметил что-то тускло блеснувшее внизу. Серебристый пластик плоской коробки. Нагнулся и вынул.

Нетбук раскурочен, задняя крышка держалась на двух едва привернутых винтах. Сдерживая дрожь, содрал крышку. Что там искали, искал… Тарас, кто же еще.

И засмеялся, захохотал, не в силах остановиться.

Он не знал, что у Алиного нетбука нет жесткого диска. Нет диска вообще, лишь встроенная флеш-карта. Все, что нужно для работы, начиная с операционной системы и кончая данными, Аля хранила далеко от этих мест, за пределами страны, полушария, на другой половине Земли. Где-то в Сан-Диего. Уж туда Тарасу точно не добраться. Пароля к нетбуку он не знал. Потому и решил, включив, пока я робко толокся в прихожей, что ему лучше выдрать жесткий диск и разобраться позднее. Каков облом!

Я позвонил Тарасу. Не хотел подходить, будто чувствовал.