Глава 2 Юная леди

Два года я прожила в мечтах и воображаемом мире, где тот парень – мой друг и он рядом. И мои мечты были такими реалистичными, что иногда сама верила в то, что всё происходит на самом деле.

Только вот больше те люди, а вместе с ними и Он, не приходили, или просто я не видела. Однажды мне послышались голоса в кабинете отца и на мгновение показалось, что это Его голос. Но ведь раньше я его не слышала, поэтому не могла быть уверена.

Хотя мне и казалось, что Его голос должен быть именно таким – бархатный, уверенный, с легкими рычащими нотками. Потом этот голос будет мне сниться. И вот мой безмолвный выдуманный друг начинает со мной мысленно разговаривать. Тем самым невероятным голосом.

Поддерживать, когда плачу, хвалить, когда что-то хорошо получается. И просто звучать в моей голове, успокаивая, если мне грустно.

Следующий раз мне удалось Его увидеть в семь лет. На свой день рождения не смела и мечтать о таком подарке. Его, как и другие праздники, мы отмечали не каждый раз из-за занятости родителя. Но если отцу что-то было нужно от партнеров, то он всегда находил это хорошим предлогом.

На праздник были приглашены почти все знакомые отца. И вместе с ними приехал Он.

Он сразу выделялся из общей толпы своим ростом, густой шевелюрой волос, серыми светящимися глазами… Но дело было не во внешности.

Когда ещё, будучи в холле, я услышала звук подъехавшей машины – уже знала, что в ней Он.

Пусть это можно воспринять за детские выдумки, но я чувствовала, как Он проходит через пункт охраны. Идет уверенными шагами по дорожке. На Его ногах кроссовки, а не туфли, как у остальных. Поэтому он идет неслышно, не цокая каблуками по плитке.

Я застыла перед дверью, оцепенев, ожидая, что дверь сейчас откроется и появится Он. И Он появился. Вошёл, пропуская вперёд более старшего мужчину. А затем встретился своим с моим восхищенным взглядом, который я не прятала. Тогда ещё не поняла, что следует.

И он тоже замер в дверях на мгновение. Мне казалось, что всё вокруг замедлилось, смолкла музыка и голоса. И только его серые глаза смотрят прямо на меня, а на губах рождается добрая светлая улыбка.

Волшебство того момента я запомнила и пронесла с собой через всю свою жизнь. Каждый раз, когда потом забивалась в угол и ревела одна, вспоминала его теплый взгляд и невероятную улыбку.

Отец появился слишком быстро, загородив собой Его, протянув руку для рукопожатия его более взрослому спутнику. Гувернантка хотела отвести меня в сторону, к детям. Всех гостей мы встретили. Но я заупрямилась и, выдернув ладошку из её захвата, направилась прямо к отцу.

На ходу собиралась с мыслями, сжимая кулачки. Вот ещё шажок и окажусь совсем рядом. Подошла в плотную, подняла уже не такой решительный взгляд на недовольного отца, и протянула руку, как он это делал несколькими секундами ранее, Ему.

Мои щеки горели как красный светофор, но голос прозвучал вполне достойно.

– Добрый вечер. Меня зовут Элина, и это мой День Рождения.

Его улыбка стала совсем лучезарной. Он присел, чтобы быть на уровне моих глаз, взял своей огромной теплой ладонью мою и тоже вежливо ответил тем самым, уже знакомым голосом:

– Мои поздравления, Элина. Ваш праздник удался на славу.

– Благодарю, – я поковыряла паркет носочком туфельки, – а как Вас зовут?

Щеки опять предательски вспыхнули, а ладошки вспотели. Хорошо, что к этому моменту он уже отпустил мою руку.

– Какая смышленая смелая малышка, – восхищенно сказал Его спутник.

А мне это было неважно, как и то, что рядом стоит разъяренный отец. Главное – вот эти серые глубокие глаза на меня смотрят. Он улыбается только мне. И сейчас я узнаю Его имя. А так ли уж важно то, что будет потом?

– Эмин, юная леди, – Он склонил голову в полупоклоне.

– Очень приятно с Вами познакомиться, господин Эмин, – я уже серьезно кивнула.

– Прощу прощения за дочь, – раздалось рокочущее сверху, и я, не глядя, почувствовала волну ярости отца.

Он грубо схватил меня за руку, ту самую, что совсем недавно так осторожно держал Он (нет, не просто Он – теперь Эмин) и уволок в сторону к гувернанткам.

– Тебя совсем не учили правилам хорошего тона?! Разве можно вмешиваться в разговор взрослых? Не смей приставать к моим гостям!

– Прости, отец…

Я ещё не придумала, как мне можно оправдаться, но уверена, что смогла бы что-то сообразить, если бы отец не сжал мою ладошку так, что едва не вскрикнула и не зашипел:

– Сейчассс ты идешь ко всссем оссстальным детям, режешь торт и ведешь сссебя как сссчастливый и оооочень воссспитнный ребенок. А позже мы с тобой поговорим? Ясно?!

Мои глаза вновь наполнились слезами. От обиды и боли. А отец, отпустив руку, добавил:

– Улыбайссся. Живо! Не позорь меня!

– П-прости, отец, – заученно повторила я.

Опустив голову и натянув на себя самую вежливую из арсенала улыбок, через всю залу, наполненную незнакомыми мне людьми, я шла в часть, отведенную детям. И тут произошло то, ради чего я была готова пережить эту сцену с отцом заново.

И не раз.

Глава 3 Теперь я – Эли

Слёзы ещё застилали глаза, когда я наткнулась на кого-то в толпе. Подняв украдкой глаза, наткнулась на два серых омута, в которых тут же утонула в головой.

– Тебя кто-то обидел, Эли?

В его голосе была неподдельная тревога и сочувствие. А ещё он снова присел. Прямо посреди толпы. Просто чтобы быть ближе ко мне.

Даже отец никогда так не делал, всегда разговаривал со мной свысока. И охрана. И остальная прислуга в нашем доме. А он уже второй раз опускается, чтобы можно было смотреть в глаза прямо, а не снизу вверх.

– Ну ч-что Вы, г-господин Эмин, п-просто с-споткнулась.

Врать я умела отлично. Сколько себя помню – всегда врала. Так было проще выжить в этом доме. Вот и сейчас при невозможности рассказать правду, солгала так легко и непринужденно, будто и действительно не было неприятной сцены с отцом. Только заикание выдавало.

А ещё я просто разомлела от того, как он обратился ко мне на «ты» без шуток про юную леди и как сократил моё имя. Полное мне всегда не нравилось. Оно было некрасивым и носить его должна взрослая женщина с красной помадой и тяжелыми духами в кожаной юбке – такая приходила иногда к отцу. А вот Эли… Это звучало мило.

И ещё…. Так было созвучно с Его собственным именем, что впервые я порадовалась звучанию своего.

– Сильно ударилась?

Он участливо и цепко осмотрел меня с головы до ног. Слёзы от невероятного счастья уже высохли, поэтому солгать ему снова опять не составило никакого труда.

– Благодарю, господин Эмин, уже всё в порядке.

– Можно и просто Эмин, я не такой уж старый, – он светло улыбнулся, а в его глазах мне снова чудились золотые всполохи. И он ни капельки, конечно, не выглядел старым.

– Правда можно?!

Я была счастлива. Мы стоим вот так рядом, что кажется, мне ничего больше в мире не может навредить. И нечего бояться больше никогда. И я могу разговаривать с ним настоящим. И называть его просто по имени…

Невероятно! Настоящий подарок на день рождения!

– Элина, о чем мы с тобой только что говорили?!

Отец был в ярости, и я тут же вытянулась по струнке. Чувство спокойствия и защищенности прошло, как и не было. Напротив, я боялась уже, как бы он не навредил моему божеству.

– Прости, отец, – пискнула я и мышкой юркнула за широкую спину Эмина. А оттуда, тяжело вздохнув, – к остальным детям, праздновать свой праздник, нужный только моему отцу, а не мне.

К сожалению, столкнуться ещё раз с Эмином не вышло. А после того, как гости разъехались, отец вызвал меня к себе в кабинет.

Как же он орал в тот вечер!

Что я неблагодарная, невоспитанная, вся в мать. Хотя мать я и не знала вовсе – она умерла при родах, как мне сказали. И мне казалось, что отец любил её. Раньше. Теперь я не знала.

А в довершение лекции о том, что я должна держаться подальше от этих людей, отец наказал меня самым изощренным способом – он просто выбросил из окна второго этажа моего хомяка, которого за пару дней до этого подарил к празднику.

Просто вытряхнул его из клетки и снизу послышался тихий «шмяк» об асфальт. Он сказал, что я не заслужила порядок, раз не умею нести ответственность за себя. А у меня впервые тогда случилась истерика.

Я кричала, рвалась то к окну, то к двери – на первый этаж. Умоляла спасти его, отвезти к врачу, сделать хоть что-то. Сегодня вечером я назвала безымянного хомяка Эмином, хотя и не призналась бы в этом никому под страхом пытки.

Пытаясь меня успокоить, отец сначала бил по щекам, а потом за шкирку отволок в ванную и включил ледяную воду. Рыдания прекратились моментально, сменившись судорожными всхлипами и уже таким привычным заиканием.

– Глупая девчонка! Это ты меня довела…

Отец бормотал что-то себе под нос, а я лишь всхлипывала и пыталась отползти от душевой лейки подальше. Зубы стучали, руками я обхватила себя. Мокрая холодная одежда липла неприятно к телу. Но отец занимал собой весь проход из душевой, а пройти мимо него мне было страшно.

Я любила его. Наверное. Но сейчас боялась больше всего на свете.

В тот день я четко поняла, что никакой принц из сказки не придет спасать мою задницу ни из душевой с ледяной водой, ни откуда-либо ещё. И даже порой самые близкие люди могут причинять такую боль, которую не сможет причинить даже самый злой враг.

И пока я не могу защитить себя сама, брать ответственность за другое живое существо просто небезопасно.

Вот так в день своего семилетия я резко повзрослела.

Глава 4 Это был мой рай

Несмотря на этот инцидент, следующие почти шесть лет стали для меня практически сказкой. В том плане, что Эмин теперь приезжал к нам гораздо чаще.

Уж не знаю, что именно изменилось у отца в бизнесе, но эти партнеры стали очень частыми в его доме. Чему я была несказанно рада. И пусть мне не было дозволено общаться с Эмином больше, но я могла видеть его, наблюдать издалека, иногда здороваться при якобы случайно встрече.

И я действительно чувствовала его приближение каждый раз. С закрытыми глазами могла сказать, в какой из многочисленных комнат он сейчас находится. Сидит или стоит у окна, хмурится и его лоб пересекает вертикальная морщинка, что чаще, или улыбается так, что уголках губ собираются небольшие лучики, а глаза светятся, что гораздо реже.

Понимаю, они с отцом и другими мужчинами решают там серьезные вопросы. Но как мне не нравилось, что это заставляет его хмуриться! И, наверное, я бы предпочла не видеть его таким.

Только это моё неожиданное умение предугадывать его появление и место нахождения было очень полезным. Ведь оно позволяло мне «совершенно случайно» оказываться у него на пути в своих самых лучших нарядах, с идеальной прической и всегда безукоризненно вежливой.

Как-то раз нам даже удалось завести разговор о погоде, пока его спутник не попросил их извинить и утащил его в кабинет, что-то сердито выговаривая. Не так, как мне отец, но все же очень похоже.

И снова мною овладело странное желание спрятаться за его спину ото всех этих злых людей, закрыть глаза, просто ощущая, что Он рядом и больше ни о чем не думать. А ещё напомнить ему, что никому не позволено так с Ним говорить. Даже если этот мужчина его отец.

Мой рай продолжался не так долго, как хотелось бы.

Училась я на «отлично», изучала два иностранных языка, а ещё были гимнастика, танцы, игра на фортепиано. Я идеально выглядела и вела себя, стараясь не досаждать отцу. И почти каждую неделю могла видеть Его.

Человека, который завладел моими мыслями. По которому я ужасно скучала, если не видела долго. С которым я так долго и много разговаривала. В мыслях. И перебрасывалась всего парой слов в жизни.

В своей голове я делилась с ним самыми тяжелыми секретами. Рассказала даже про несчастного хомяка Эмина. И про то, что украдкой от отца и прислуги, я сама похоронила его за гаражом. А сверху воткнула неприметный цветной куст, чтобы не забыть.

Я жаловалась ему на отца, если тот бывал слишком строг, на учителей и гувернанток, которые о каждом моем промахе докладывали тут же. И относились ко мне как приложению, а не самостоятельному человеку.

Но тем не менее я была счастлива, ведь пусть издали, но я могла Его видеть, чувствовать. А ещё спустя время научилась различать его запах – сложный, будто древесная кора с корицей и нотками лайма – одновременно и приятно, и терпко.

Это был мой любимый запах теперь.

Я даже парфюм подобрала похожий для себя чуть позже, когда потеряла Его из виду.

А случилось это уже после моего тринадцатилетия, на которое приехал лишь тот взрослый мужчина.

Он был явно зол и рассержен, кричал на отца и даже попытался ударить. Но когда охрана оттаскивала его прочь, то уже просто просил вернуть сына, умолял, обещал взамен что угодно. У меня сердце сжималось от всей этой картины.

– Хорошо, я верну тебе твое отродье, пока не издох. И чтобы ноги вашей на моей земле больше не было, – отрезал отец, а меня будто под дых ударили.

Что если он говорит об Эмине? Что если отец сделал ему что-то?

Последние несколько дней я не находила себе места, вздрагивала, просыпалась по ночам в слезах. Но связывала это с тем, что Он не приходит больше, и я скучаю. Ведь так жизненно необходимо было видеть его хоть издали. И я думала, что в том кроется причина.

Только что, если отец как-то навредил Ему? Ведь я и сама думала, что Эмин – сын этого мужчины. Они немного похожи. Но хоть мой отец и был иногда очень жестким, не мог же он поступить жестоко по отношению к человеку, которого я люблю всей душой?

Или мог?

Я перевела взгляд со злого отца на того человека. Последний был избит, он сидел прямо на ледяном асфальте, даже не пытаясь встать. И встретившись со мной взглядом, мужчина прохрипел отцу:

– Придет время, и ты испытаешь то же, что и я сейчас. Ты будешь валяться у меня в ногах, только я тоже не пощажу.

Отец подал неуловимый знак охраннику и тот, подхватив мужчину, поволок его к гаражу. А сам заорал на меня, что появляюсь всегда не вовремя и второй раз в жизни дал затрещину.

Но на утро меня ожидаемо ждал ещё один подарок. А потом ещё. И ещё. Пока он не посчитал, что его совесть чиста, а моя любовь куплена.

Все эти вещи, ровно как и дом, как и прислуга – всё это было его. Не моё. Я с рождения была здесь чужой, нежданной, нежеланной. И всегда чувствовала это.

Никто не баловал меня, не веселил, не шутил со мной, не играл. Учили, кормили, одевали, отвозили, обеспечивали потребности, дарили подарки. И всё. Никакой теплоты или заботы.

Я скучала по маме, просила показать её фотографии, когда была совсем маленькой. Женщины, что могла бы мне её заменить, рядом не было. Да только фотографию мне показали единожды – красивая женщина с серо-голубыми глазами и печальной улыбкой.