«Здравствуй, Лягушка! – крикнул Скорпион из зарослей тростника. – Не будешь ли ты так добра и не перевезешь ли меня на себе на другой берег? У меня там важное дело. А я не могу плыть при таком сильном течении».

У лягушки сразу же возникло подозрение.

«Хорошо, Скорпион, я признаю тот факт, что у тебя важное дело на другом берегу. Но давай задумаемся над твоей просьбой. Ты – Скорпион. На конце твоего хвоста огромное жало. Как только я позволю тебе сесть мне на спину, если ты ужалишь меня, это будет полностью соответствовать твоей природе», – ответила Лягушка.

Скорпион, который предвидел возражения Лягушки, так ответил на них:

«Моя дорогая Лягушка, твои опасения абсолютно обоснованны. Но не в моих интересах жалить тебя. Мне на самом деле нужно оказаться на другом берегу. И я даю слово, что не причиню тебе вреда».

Лягушка неохотно согласилась, что в словах Скорпиона есть резон. Поэтому она позволила красноречивому членистоногому сесть ей на спину. И без дальнейших разговоров прыгнула в воду.

Сначала все шло хорошо. Но на полпути Лягушка вдруг почувствовала острую боль в спине и краем глаза увидела, что Скорпион выдергивает из нее свое жало. Мертвящий холод начал сковывать ее лапки.

«Ты идиот! – прохрипела Лягушка. – Сказал, что тебе нужно перебраться на другой берег по важному делу. А теперь мы оба погибнем!»

Скорпион вздрогнул. И исполнил танец на спине тонущей Лягушки.

«Лягушка, ты сама сказала это. Я – Скорпион. И ужалил тебя в соответствии со своей природой», – снисходительно ответил он.

После этих слов и Скорпион, и Лягушка исчезли в темной илистой воде быстротекущей реки.

И с тех пор их больше никогда не видели.

Самая суть

Во время суда над Джоном Уэйном Гейси в 1980 году он заявил, что его настоящая вина состоит лишь в том, что он «устроил кладбище, не имея на это лицензии».

Это и в самом деле было кладбище. С 1972 по 1978 год Гейси были изнасилованы и убиты по меньшей мере тридцать три молодых мужчины и мальчика (средний возраст которых составил 18 лет), после чего он похоронил их под своим домом. Одна из жертв, Роберт Доннели, сумела пережить «ухаживания» Гейси, но похититель так безжалостно пытал его, что Доннели сам несколько раз просил смерти.

Гейси был ошеломлен. «Я сделаю по-своему», – ответил он.

Я держал мозг Джона Уэйна Гейси в руках. После его казни в 1994 году, произведенной посредством смертельной инъекции, доктор Хелен Моррисон – свидетель защиты на суде и один их ведущих мировых экспертов по серийным убийцам – ассистировала на вскрытии тела Гейси в чикагском госпитале. Она вернулась домой с его мозгом, помещенным в маленькую стеклянную банку, стоящую на пассажирском кресле ее бьюика. Доктор Моррисон хотела обнаружить любые аномалии – повреждения, опухоли, заболевания, – которые отличали бы мозг Гейси от мозга нормальных людей.

Исследования не выявили ничего необычного.

Несколько лет спустя за чашкой кофе в офисе доктора Моррисон в Чикаго я говорил с ней о важности ее открытий. О важности того, что она ничего не обнаружила.

Я спросил ее: «Значит ли это, что все мы глубоко внутри психопаты? Что в каждом из нас таится желание насиловать, убивать и мучить? Если нет никакой разницы между моим мозгом и мозгом Джона Уэйна Гейси, то где же тогда скрывается разница?»

Моррисон заколебалась, прежде чем усомниться в одной из самых основополагающих истин в неврологии.

«Мертвый мозг полностью отличается от живого, – сказала она. – Внешне наши мозги могут быть очень похожи друг на друга, но функционировать при этом совершенно по-разному. Именно это происходит, когда свет включен, а не выключен, и баланс нарушен. Гейси представлял собой настолько крайний случай, что я сомневалась, нет ли чего-нибудь такого, что могло бы повлиять на его поступки, – какого-нибудь повреждения или травмы мозга либо какой-нибудь анатомической аномалии. Но ничего не было. Мозг был абсолютно нормальным. Это лишь показывает, насколько сложным и непостижимым может быть иногда головной мозг и насколько неохотно он открывает нам свои секреты. Различия в воспитании либо другой случайный опыт могут вызвать незаметные изменения во внутренних электроцепях и химии мозга, которые позже приведут к тектоническим сдвигам в поведении».

Разговоры Моррисон о включенном свете и тектонических сдвигах в поведении напомнили мне о слухах о Роберте Хаэре, профессоре психологии из Университета Британской Колумбии, одном из ведущих мировых специалистов по психопатологии. В 1990-х Хаэр послал в научный журнал статью^[10], где были приведены результаты электроэнцефалограмм психопатов и непсихопатов, которые они продемонстрировали при выполнении задачи лексического решения. Хаэр с соавторами показывали добровольцам серию буквенных последовательностей, а затем просили их максимально быстро сделать вывод, являются ли эти последовательности словами.

Они получили поразительные результаты. Если нормальные участники эксперимента идентифицировали такие эмоционально насыщенные слова, как «рак» (c-a-n-c-e-r) или «изнасилование» (r-a-p-e), быстрее, чем нейтральные слова типа «дерево» (t-r-e-e) или «тарелка» (p-l-a-t-e), то в случае психопатов все было совершенно не так. Для психопатов эмоции не имели значения.

Журнал отклонил эту статью. Как выяснилось, не за выводы. Но за еще более поразительную вещь. Некоторые энцефалограммы были настолько аномальными, что, по мнению рецензентов, не могли принадлежать реальным людям. Но они принадлежали им!

Заинтригованный беседой с доктором Моррисон в Чикаго о тайнах и загадках психопатического разума (и об упрямстве нервной системы вообще), я отправился к Хаэру в Ванкувер. Насколько правдивы были слухи о нем? Я спросил его напрямую. Неужели журнал на самом деле отклонил эту статью? А если да, то что же произошло потом?

Как выяснилось, много чего.

«Существуют четыре различных типа мозговых волн, начиная с бета-волн, излучаемых во время периодов высокой активности, альфа– и тета-волн и заканчивая дельта-волнами, сопровождающими глубокий сон. Эти волны отражают колебания уровня электрической активности головного мозга в различное время. У нормальных людей тета-волны ассоциируются с дремотой, медитацией или сном. Однако у психопатов они отмечаются в нормальном состоянии бодрствования – а иногда и во время состояния повышенного возбуждения.

Для психопатов язык всего лишь океан слов. Слова не имеют эмоционального оконтуривания. Психопат может сказать “Я люблю тебя”, но в действительности это значит для него ровно столько же, как если бы он сказал: “Я бы выпил чашечку кофе”.

Это одна из причин, в силу которых психопаты остаются такими хладнокровными, спокойными и собранными в состоянии крайней опасности, почему ими движет тяга к вознаграждению и почему они идут на риск. Если говорить буквально, то их мозг “включается” в меньшей степени, чем у большинства из нас».

Я снова возвращаюсь к Гейси и тому, что узнал от доктора Моррисон.

Внешне нормальный (Гейси был столпом своей общины, а один раз даже удостоился чести быть сфотографированным вместе с первой леди Розалин Картер), Гейси скрывал своего внутреннего скорпиона под плащом очарования. Но в его природе было ужалить вас – даже под угрозой утопления. «Поцелуй меня в задницу», – сказал он конвойному, когда входил в комнату для исполнения приговора.

Говорящая походка

Тридцатипятилетний Фабрицио Росси был мойщиком окон. Однако его тяга к убийствам в конце концов поглотила его. И сейчас, поверьте, он зарабатывает этим на жизнь.

Когда мы стояли рядом друг с другом весенним утром, наполненным нежными ароматами, в спальне Джона Уэйна Гейси, я спросил Росси, в чем суть дела. Что такого есть в психопатах, что делает их столь притягательными для нас? Почему они нас так восхищают?

Его явно не в первый раз спрашивали об этом. Росси ответил так: «Я думаю, главное в психопатах то, что, с одной стороны, они так нормальны, так похожи на большинство их нас, а с другой – так сильно отличаются от нас. Я имею в виду, что Гейси даже одевался в костюм клоуна и выступал на детских утренниках… Это типично для психопатов. Внешне они кажутся такими обычными! Однако достаточно соскрести поверхностный слой, заглянуть в подвал – и вы никогда не знаете наверняка, что сможете там найти».

Конечно, мы разговаривали не в настоящей спальне Гейси. Это была ее имитация на экспозиции, которая претендовала быть самым зловещим музеем в мире: Музей серийных убийц во Флоренции. Этот музей расположен на Виа-Кавур, богатой боковой улочке, совсем близко от кафедрального собора.

И Фабрицио Росси курирует этот музей.

Музей процветает. А почему бы и нет? Здесь есть все, кто имеет к этому отношение. Все – от Джека Потрошителя до Джеффри Дамера. От Чарльза Мэнсона до Теда Банди.

Я говорю Росси, что Тед Банди – это интересный случай. Зловещий предвестник скрытых сил психопата. Соблазнительный показатель возможности того, что если вы вглядитесь повнимательнее, то в подвале вы найдете нечто большее, чем просто темные тайны.

Росси как минимум сильно удивлен.

«Но Банди – один из самых знаменитых серийных убийц в истории, – говорит он. – Он один из главных экспонатов нашего музея. Неужели здесь может быть что-то еще, помимо темных тайн?»

Может. В 2009 году, через двадцать лет после казни Банди в тюрьме штата Флорида (в тот момент, когда Банди вели к электрическому стулу, местные радиостанции попросили слушателей отключить бытовые приборы, чтобы максимально увеличить подачу электроэнергии в тюрьму), психолог Анджела Бук и ее коллеги из Университета Брока в Канаде решили поймать холодного американского серийного убийцу на слове. Во время одного из интервью Банди, который за четыре года в середине 1970-х проломил череп тридцати пяти женщинам, заявил со своей мальчишеской, чисто американской улыбкой, что он всегда может распознать «хорошую» жертву просто по тому, как она идет.

«Я самый хладнокровный сукин сын, которого вы когда-либо встречали», – вещал Банди. И никто не мог уличить его в неточности. «Но мог ли он одновременно быть и самым сообразительным?» – ломала голову Бук.

Чтобы выяснить это, она решила провести простой эксперимент^[11]. Во-первых, она раздала самозаполняемую шкалу психопатии^[12] (анкету, специально предназначенную для оценки психопатических признаков у населения в целом, а не у тех индивидов, которые находятся в больницах или тюрьмах) сорока семи студентам-старшекурсникам мужского пола. Затем исходя из полученных результатов Бук разделила участников на две группы: с высокими и низкими показателями. После этого она засняла на видео походку двенадцати новых участников эксперимента, когда они шли по коридору из одной комнаты в другую, где заполняли стандартную демографическую анкету. В этой анкете были два вопроса: (1) Были ли вы когда-нибудь жертвой нападения в прошлом? (ответ: да или нет) и (2) Если да, то сколько раз вы были жертвой нападения?

Наконец, Бук представила 12 видеозаписей исходным сорока семи участникам эксперимента и предложила им оценить по десятибалльной шкале, насколько уязвимым кажется каждый из 12 человек.

В основе этого эксперимента лежала простая идея. Если уверенность Банди обоснованна и он на самом деле мог учуять слабость жертвы по тому, как она шла, то те, кто набрал больше баллов по самозаполняемой шкале психопатии, должны оценивать уязвимость людей лучше тех, кто набрал мало очков.

Именно так все и оказалось на самом деле. Более того, когда Бук повторила эту процедуру с индивидами из тюрьмы строгого режима^[13], которым был поставлен диагноз «психопатия», она выяснила еще кое-что. «Психопатические» старшекурсники из первого эксперимента хорошо идентифицировали слабость жертвы. Но клинические психопаты справлялись с этим еще лучше. Они открыто заявляли, что судят по тому, как люди ходят. Как и Банди, они точно знали, кого они ищут.

Люди, которые пристально смотрят на одежду

Результаты Анджелы Бук не были случайностью. Она принадлежит к тем, чьи исследования в последнее время начали изображать психопатию в новом свете – без мрачных теней, так полюбившихся газетчикам и голливудским сценаристам. Эти новости усваиваются с трудом. И здесь, в зловещем уголке Флоренции, как и в любом другом месте, к подобным новостям относятся с известным скептицизмом.

Росси спрашивает недоверчиво: «Вы имеете в виду, что иногда совсем неплохо быть психопатом?»

Я киваю в ответ: «И не просто неплохо. Иногда это может оказаться везением – быть психопатом и благодаря этому иметь преимущество перед окружающими».

Бывший мойщик окон вряд ли согласился со мной. И было нетрудно понять почему. Банди и Гейс явно не были той компанией, в которую хотелось бы попасть. Давайте взглянем правде в глаза: когда у вас есть еще несколько десятков примеров людей, имевших неприятности с судом, трудно увидеть позитивные стороны психопатии. Но Музей серийных убийц рассказывает лишь часть истории. Причем меньшую часть. Как дала понять доктор Моррисон, судьба психопата зависит от целого ряда факторов, включающих в себя гены, семейную историю, образование, интеллект и возможности. А также от взаимодействия этих факторов друг с другом.

Такой же точки зрения придерживается и Джим Каури, вице-президент Национальной ассоциации начальников полиции США. По наблюдениям Каури, признаки, типичные для психопатических серийных убийц (невероятное чувство собственного достоинства, убедительность, внешнее очарование, безжалостность, отсутствие угрызений совести и манипуляция другими людьми), в равной степени присущи политикам и мировым лидерам.

Другими словами, тем, кто не скрывается от полиции, а обращается к ней. Каури отмечает, что подобный профиль позволяет своим обладателям делать то, что они хотят и когда они хотят, полностью игнорируя социальные, моральные или юридические последствия своих действий.

Например, если вы родились под нужной звездой и обладаете такой же властью над умами людей, как луна над морями, вы можете приказать уничтожить сто тысяч курдов и подняться на виселицу с таким загадочным упорством, которое вызовет невольное молчаливое уважение даже у самых непримиримых ваших противников. «Не бойтесь, доктор. Это для мужчин», – гаркнул Садам Хусейн, стоя на эшафоте за несколько мгновений до повешения.

Если вы жестоки и хитроумны, как Роберт Модсли – «Ганнибал Лектер» из реальной жизни, вы можете завлечь заключенного в свою камеру, размозжить ему череп столярным молотком и выскрести его мозг ложкой так же бесстрастно, как вы съели бы яйцо, сваренное всмятку. (Кстати, Модсли последние тридцать лет провел в одиночном заключении в пуленепробиваемой камере в подвале уэйкфилдской тюрьмы в Англии.)

Или если вы похожи на Джеймса Джерати – блестящего нейрохирурга, сохраняющего безжалостную холодность и сосредоточенность, находясь под давлением, вы можете попытать счастья на переднем крае медицины XXI века, где опасность налетает на вас как ветер, дующий со скоростью сто метров в минуту, а на медлительность и рассуждения времени не остается. Вот что сказал мне Джерати:

«У меня нет сострадания к тем, кого я оперирую. Эту роскошь я просто не могу себе позволить. В операционной я рождаюсь заново: холодная, бессердечная машина, один на один со скальпелем, бором и пилой. Когда вы режете мозг и обманываете смерть, чувствам нет места. Эмоция – это энтропия, наносящая серьезный ущерб делу. Я искоренял эмоции на протяжении многих лет».

Джерати – один из ведущих английских нейрохирургов, и хотя от его слов по телу пробегает холодок, они полностью обоснованны. Глубоко в гетто самых опасных районов мозга скрывается психопат, как одинокий и безжалостный хищник, одинокая особь, наделенная преходящим и смертельным очарованием. Нет, по лестницам нашего сознания крадется скорее не это слово, а образы серийных убийц, насильников и безумных, одиноких террористов-смертников.

Но что, если бы я нарисовал вам совершенно иную картину? Что, если бы я сказал вам, что поджигатель, уничтоживший ваш дом, в параллельной вселенной может быть героем, смело входящим в пылающие здания, чтобы отыскать и вынести ваших любимых? Или что парень с ножом, притаившийся в тени на задворках кинотеатра, может, спустя несколько лет, умело работать с совершенно другим ножом в операционной?

Согласен, в подобные заявления верится с трудом. Но это правда! Психопаты бесстрашны, уверены в себе, харизматичны, безжалостны и сосредоточенны. И, вопреки популярным представлениям, вовсе не обязательно жестоки. Да, все это прекрасно. Вернее, может быть прекрасным. Как мы уже знаем, это зависит от того, что еще лежит на полках шкафа вашей личности. Здесь не тот случай, когда ящик открыт или закрыт, а вы являетесь или не являетесь психопатом. Здесь скорее существуют внутренние и внешние зоны расстройства, которые немного похожи на тарифные зоны метро. Как мы увидим во второй главе, существует целый спектр психопатии, в рамках которого каждому из нас найдется место; лишь незначительное количество людей, занимающих верхние строчки в рейтинге, являются обитателями «центральной части города».

Например, человек может сохранять ледяное спокойствие под давлением и демонстрировать такую же эмпатию, как горная лавина (таких можно найти в операционных залах биржи) – и при этом не быть жестоким, антисоциальным или лишенным совести. Такого индивида, демонстрирующего высокие показатели по двум психопатическим качествам, можно считать находящимся в спектре психопатии дальше от опасной зоны, нежели человека, который набрал меньше очков по двум вышеуказанным показателям, зато продемонстрировал высокие показатели в отношении всех признаков.

Точно так же, как нет официальной демаркационной линии между теми, кто играет в гольф ради удовольствия по выходным, и Тайгером Вудсом, нет границы между суперпсихопатом мирового класса, истинным «пятном на теле человечестве», и тем, на ком есть просто «психопатические пятна». Взгляните на признаки психопатии как на шкалу и ползун студийного пульта звукорежиссера. Установите их на максимум – и вы получите саундтрек, который никому не принесет пользы. Но если отградуировать этот саундтрек, сделать одни признаки – бесстрашие, сосредоточенность, отсутствие эмпатии, жесткость мышления – громче других, вы, возможно, получите в результате выдающегося хирурга.

Конечно, хирургия – это лишь один из примеров тех сфер, где психопатические «таланты» могут обеспечить преимущество. Но существуют и другие области. Возьмем, к примеру, правоохранительные органы. В 2009 году, вскоре после того, как Анджела Бук опубликовала результаты своего исследования, я решил провести свои собственные исследования^[14]. Если, как выяснила Бук, психопаты действительно лучше выявляют уязвимость, то этому можно найти полезное применение. Существуют методы, с помощью которых эта способность должна давать преимущество обществу, а не подрывать его устои. Меня осенило, когда я встречал приятеля в аэропорту. Думаю, все мы становимся параноиками, когда приходится проходить через таможню. Даже если мы абсолютно невиновны. Но представьте себе, что бы вы чувствовали, если бы на самом деле пытались что-то утаить от таможни.

В моем эксперименте приняло участие тридцать студентов-старшекурсников: у одной половины были высокие показатели по самозаполняемой шкале психопатии, у другой – низкие. Было также пять «помощников». Задача студентов была проста. Им надо было сидеть в аудитории и наблюдать за движениями помощников, которые входили в дверь и выходили через другую, маленькую дверь на возвышении кафедры. В этом заключалась ловушка. Студенты должны были определить, кто из помощников «виновен»: у кого из пяти помощников спрятан красный носовой платок.

Чтобы поднять ставки в игре, виновному «помощнику» вручали £100. Если жюри правильно определяло виновного – то есть если при голосовании человек с платком оказывался в первой строке списка, – студенты получали свои деньги обратно. Если же жюри ошибалось и перст правосудия указывал на невиновного, «виновный» помощник оставлял £100 себе.

1 2 3

Премиум

3.92

(24 оценки)