Глава шестая
Слова обеи

В яростном мельтешении снега светлело пятно – белее вихрящейся вокруг метели: обея последовала за Эдме.

– Постой, Эдме! – провыла она. – Постой! Это я, Эйрмид!

Ее слова словно разорвали плотную пелену снега: имя обеи редко произносили вслух, а чтобы она сама назвала себя по имени – такого даже и помыслить было нельзя! Если глодатели считались низшими по положению членами стаи и их безнаказанно унижали и обижали остальные волки, то у обеи никакого ранга не было вовсе. Бесплодных волчиц ничто не связывало с их кланом – и их старались не замечать, словно невидимок. Эйрмид слышала, что в других кланах к таким, как она, относятся гораздо вежливее, чем у МакХитов, но многие беременные волчицы все равно сторонятся обей, опасаясь, что те могут сглазить будущих волчат.

Однако сейчас Эйрмид необходимо было поговорить с Эдме и рассказать ей гнусную тайну клана МакХитов, о которой умалчивали много лет. Обея чувствовала, как ей становится легче от этого намерения – словно в душе ее появилась трещина, и теперь оттуда вытекает вся накопившаяся грязь.

Услышав призыв обеи, Эдме остановилась, расставив пальцы пошире, чтобы не проваливаться в снег – сугробы вокруг всё росли. Эйрмид наконец догнала маленькую волчицу:

– Иди за мной. Если что, выроем снежную нору, хотя мне кажется, что буран затихает.

Вырыть с Эйрмид снежную нору? Разве малькад когда-нибудь заговаривал с обеей, не говоря уж о том, чтобы разделить убежище с той, кто оставила его умирать на тумфро? Нет, это точно находилось за гранью понимания.

– В чем дело? – сухо спросила Эдме. – Что ты от меня хочешь?

– Ты должна узнать правду.

– Я и так знаю правду. Я знаю, что со мной сделали. Я знаю, что ты не относила меня на тумфро.

– Да, это так. Но есть и еще кое-что. За все время, что я числюсь обеей МакХитов, я не отнесла на тумфро ни одного щенка.

– Ни одного? Никогда?

Вот теперь Эдме по-настоящему удивилась.

– Никогда!

Они вырыли в снегу яму и улеглись в нее, но почти сразу же буран прекратился и выглянуло солнце. К тому времени, как Эйрмид закончила свой рассказ, в сугробах уже то тут то там чернели изрядные проплешины.

– Получается, что в самом недостойном среди всех кланов никогда не рождалось настоящего малькада. Как будто вся их некрасивость переходит в души, не касаясь тел. А ведь уродство души гораздо хуже внешних недостатков.

Обея вздохнула и крепко зажмурилась, словно собираясь с духом, чтобы продолжить.

– Когда выяснилось, что я бесплодна, я даже немного обрадовалась. Мне не хотелось передавать потомству дурную кровь клана.

– Но ведь клан МакНамара был основан выходцами из клана МакХитов, – заметила Эдме. – А МакНамара – благородные волки.

– Это произошло почти тысячу лет назад. Первой МакНамарой была самка клана МакХитов по имени Хордверд. Потом к ней присоединилось еще несколько волчиц. И по сей день самки МакХитов порой перебегают к МакНамарам, а в нашем клане имя «Хордверд» считается проклятым.

– Какое мне теперь дело? Я уже не МакХит, – стояла на своем Эдме. – Хотя этого имени я никогда не слышала.

– Оно запретное. А запретный плод, как ты, должно быть, знаешь, всегда сладок. Имя передавали по секрету из уст в уста. В клане МакХитов всегда существовала группа волков – так называемое общество Хордверд, – которые хранили память о первой МакНамаре. Временами общество исчезало, но потом появлялось вновь. Некоторые самки из него, кому духу хватало, даже перебегали к МакНамарам.

Вырытая в снегу яма давно превратилась в лужу.

– В самом деле странная погода, – сказала Эйрмид. – У тебя хорошо получилось сыграть на суевериях клана. Может, страх на время отвлечет их от ненависти.

– Ты хочешь сказать, от того, чтобы преследовать меня.

– Да. Им очень хотелось, чтобы в Стражу взяли их представителя.

– Я не скажу, откуда узнала про вырванный глаз.

– Рано или поздно это перестанет быть тайной.

– А если станет известно, что ты встречалась со мной?

– Это не важно.

– Почему?

– Я тоже ухожу. – Эйрмид нерешительно помолчала, но всё-таки продолжила: – Кажется, я последняя из общества Хордверд. Хватит с меня МакХитов, пойду к МакНамарам. Я давно уже хотела уйти, но всё никак решиться не могла – они ведь соберут бирргис в погоню за мной.

– А на твоей памяти кто-нибудь сбегал?

– Да. Только одна волчица.

– И кто же?

Зеленые глаза Эйрмид вспыхнули так ярко, что стали почти прозрачными. Она перехватила взгляд Эдме, и челюсть ее задрожала.

– Кто? – переспросила маленькая волчица.

– Твоя мать.

Перед глазами Эдме все закружилось, и она крепко зажмурилась.

– Ей удалось сбежать?

Эйрмид понуро опустила голову.

– Она была храброй волчицей, Эдме. Очень храброй. Видела шрам, который украшает нашего вождя?

Эдме кивнула.

– Ее работа, – сказала обея. – Она целилась ему в глаз – в отместку за твой.

Глава седьмая
Клочки

– Так этот шрам оставила твоя мать? – удивился Фаолан.

Эдме промолчала.

Они встретились у болотца, где несколькими днями ранее рассматривали покрытую инеем паутину. Фаолан не верил своим ушам. Ложное тумфро… Волки, вырывающие глаз у щенка из собственной стаи… Смелая мать и смелая дочь, отрекшаяся от клана…

– Да, забыла рассказать еще кое о чем, – добавила Эдме.

«Как будто этого недостаточно», – подумал Фаолан.

– Я раньше особо не задумывалась, насколько МакХиты суеверны. Но когда пошел снег, меня осенило, что они пьяны по самые глаза, и я решила воспользоваться случаем. Хотела сбить их с толку.

– И что же ты сделала?

– Обратила их внимание на необычную погоду. Сказала, что такой снежной весны не бывало со времен Долгого Холода.

Фаолан склонил голову, бездумно царапая землю кривой лапой. В его зеленых глазах светилось беспокойство.

– Думаешь, что не надо было?

– Нет-нет, всё правильно.

Эдме показалось, что ее спутник сейчас где-то далеко отсюда. Как будто перед его глазами проходят отрывки давно позабытого сна.

– Что же теперь скажет фенго? – спросила Эдме.

– О чем?

Фаолан моргнул и снова стал прежним. Волчице показалось, будто его блуждающий дух вернулся в покинутую на время шкуру.

– Ну, то есть он не прогонит меня из-за того, что я не настоящий глодатель?

– Но ты же выиграла гаддерглод и продемонстрировала свои способности. Ты такой же настоящий глодатель, Эдме, как и все остальные.

– Вдруг он подумает, что если примет меня, то другие волки тоже начнут специально калечить своих щенков.

– Вот еще! – гневно воскликнул Фаолан. – Никто из остальных кланов не сравнится с МакХитами в грубости и мерзости. Даже не думай об этом. Всё, нам пора идти.

Эдме хотелось поподробнее расспросить Фаолана о его тумфро, однако серебристый волк гораздо больше значения придавал месту, где его нашла медведица. Маленькая волчица была уверена, что у него получился прекрасный друмлин в честь Гром-Сердца, потому что ни один волк на ее памяти не выгрызал кости настолько красиво. Она подумала о своей матери и о том, что ее кости, должно быть, лежат где-нибудь, всеми позабытые, или и вовсе исчезли. А было бы так приятно сделать такой же друмлин и для Акиры!

«Акира». Имя матери музыкой отзывалось в сердце Эдме. Она мысленно повторяла его снова и снова. «Какие мелодичные звуки!» – думала Эдме все время, пока они шли к Кольцу Священных вулканов.

* * *

По дороге на восток Фаолан и Эдме старались держаться подальше от территории, на которой МакХиты обычно охотились летом. Они неспешно трусили по сугробам, и серебристый волк уже хотел было заговорить о том, как это странно – метель летом, когда оба выбежали на большую поляну. Посреди покрывавшего ее снега алело кровавое пятно. Волки замерли, шерсть на загривках встала дыбом, глаза превратились в зеленые щелочки. В следующую секунду ветерок донес до них запах с поляны.

Волчья кровь! От этой мысли сердце Эдме пропустило удар. «Великий Люпус! Пусть это будет не она, – взмолилась волчица, вспомнив слова Эйрмид. – Если МакХиты узнали про побег, пусть шлют бирргис и за мной. Пусть только попробуют меня поймать!»

– Что тут случилось? – недоуменно спросил Фаолан, заметив на краю поляны клочки шерсти.

Они прошли чуть дальше, и глазам предстало омерзительная картина – разорванные останки двух волков.

– Инглисс, – тихо произнесла Эдме.

– Что?

– Инглисс и Киран. Я узнала их по шкурам.

Волчица с облегчением вздохнула: это не Эйрмид. Но зрелище было ужасающее. Никому не пожелаешь такой смерти, даже тем, от кого сам немало пострадал в свое время.

– Зачем было их убивать?

– От них я узнала, что меня сделали малькадом. Наверное, Дунбар МакХит как-то это выяснил.

Эдме глубоко вздохнула и продолжила:

– Они всегда так делают. Вот только почему… почему не в Яме?..

– В какой яме?

– Неважно, – мрачно отрезала Эдме.

Они обошли место расправы, стараясь не смотреть на кровавые останки волчиц, виноватых лишь в том, что они привыкли хвастаться и насмехаться. И чем дальше лежал их путь, тем больше в Эдме крепла уверенность, что она не зря отреклась от своего клана и что каждый шаг приближает ее к матери, к Акире. Она – достойная дочь смелой волчицы. Пережитый ужас заменил Эдме воспоминания, которые она должна была испытать на тумфро. Путешествие маленькой волчицы проходило в точности так, как предрекал ей фенго, – в поисках истины и осознания своего места в мире. Как здорово, что у нее такая мать! «Мама! – думала Эдме. – У меня теперь есть мама!»

Заснеженные участки встречались все реже и реже. Постепенно теплело; погода становилась почти обычной для луны Сбрасываемых рогов. Правда, сброшенных рогов волки нашли не так уж много: словно многие стада просто не вернулись в места летнего обитания. Однажды такое уже было… «Уже было?» – молнией пронеслось в голове Фаолана. Откуда ему знать, что было раньше, если он живет-то всего лишь третье лето? Внутри снова взбурлили какие-то смутные воспоминания, обрывки снов, неясные мысли о давних событиях…

Он повернулся к Эдме.

– В гаддерхиле МакХитов ты сказала про Долгий Холод и…

– Заставила их поволноваться.

«Меня это тоже почему-то волнует», – подумал Фаолан, но высказывать пугающую мысль вслух не стал.

До Кольца Священных вулканов оставался день пути. Волкам не терпелось дойти до цели, но они решили не торопиться. Фаолан с Эдме слышали, что лучше всего подходить к Кольцу почти в сумерках, когда из жерл вулканов вылетают золотистые искры, оставляя на пурпурном небе огненные росчерки. Поэтому они заночевали в покинутом логове кугуара.

Луны на небе не было, зато высыпали бесчисленные звезды, отчего ночь казалась светлее обычного. Потом налетел ветер, принеся с собой облака, и закапал холодный дождик. Волкам вновь пришла в голову мысль о необычной для такого времени года погоде, но оба слишком устали, чтобы о чем-то размышлять. Вскоре они уже крепко спали.

* * *

Он шел по какому-то месту, которое не походило ни на землю, ни на небо, – один лишь густой туман, в котором ничего не разглядеть и не узнать, какое сейчас время года и какая луна.

«Я иду по мелководью времени», – почему то подумал Фаолан. Он почти не чувствовал своего тела, не ощущал шкуры, не понимал, куда и когда ступают лапы. Но мозг его все-таки уловил какое-то ритмичное биение. «Я ничто, и я все».

Туман расступился только у берега реки, и сквозь дымку Фаолан различил очертания противоположного берега, а на нем – очень старого волка, «древнего», как называли первых обитателей страны Далеко-Далеко. «Он же совсем слепой, – подумал Фаолан, – а смотрит вниз, словно выискивает следы. Отпечатки копыт! Следы оленей!» Почему-то серебристый волк был уверен, что «древнего» заботит тот же вопрос, что и его самого: отчего так мало оленьих рогов? Неужели олени не вернулись? Куда они ушли?

Лапы старого волка подкосились, и он тяжело рухнул на землю. Фаолан вдруг понял, что «древний» пришел сюда, чтобы совершить ритуал прощания с кланом, со стаей и со своим собственным телом. «Он умирает! Его жизнь прожита до конца, настало время уходить». Сквозь туман проступили очертания звездной лестницы, ведущей к Пещере Душ. «Сейчас он сбросит шкуру и взойдет на первую ступень, – подумал Фаолан. – Но разве мне можно это видеть?» Смерть – очень личное переживание, и все же… все происходящее во сне выглядело таким знакомым!

* * *

Фаолан не увидел, как старый волк взбирается по звездной лестнице. Он проснулся, когда на сером небе медленно гасла последняя звезда и разгоралась полоска алой зари. Он чувствовал, что ему приснился какой-то печальный сон, но не мог вспомнить подробностей. Ни единого обрывка. Но в душе его неожиданно воцарился покой. Фаолан посмотрел на спящую Эдме и понял, что ей тоже снится что-то приятное. Наверное, ее мать – Акира.