Харпер резко подалась назад, и Данте сперва последовал за ней, но быстро отстранился, осознав, что она пытается разорвать объятия. Чувствуя, как дрожат колени, Харпер прислонилась к стене и посмотрела на мужчину, что больше десяти лет был ее лучшим другом.

– Извини.

Он пристально всматривался в нее огромными карими глазами из-под слегка съехавших очков в роговой оправе. Машинально подняв руку, чтобы, как всегда, поправить ему очки, она резко себя одернула и опустила руку.

– За что? Это я тебя поцеловал.

Точно. Но зачем?

Правда, лучше бы она спросила себя, зачем стала ему отвечать. И почему в процессе она совсем не испытывала неловкости. А даже наоборот. Она чувствовала себя так, словно ее тело скрутили узлом и окунули в извергающийся вулкан. И почему из всех мужчин этого мира именно Данте сумел разбудить в ней сексуальное желание?

Хотя к чему притворяться? Она же отлично знает почему. Вот только как объяснить, что слишком сильно отреагировала из-за переполнявших ее тело гормонов, с которыми она просто не в состоянии была справиться? Что прилетела сюда лишь затем, чтобы рассказать лучшему другу, что в ее жизни случилось нечто потрясающее?

Только почему-то она не могла представить, как в ответ на поцелуй мужчины, у которого собиралась искать поддержки, скажет о своей беременности.

– А я тебя не остановила.

– Верно.

Он не стал уточнять почему, и тогда Харпер заговорила сама:

– Мне было… любопытно. Только не пойми меня неправильно.

Но она и так видела, что он уже все неправильно понял. Потому что, в отличие от нее самой, у него опыта было более чем достаточно и он отлично видел, как ей понравились его ласки. Что странно. Потому что она уже давным-давно ни с кем не целовалась, а поцелуи из ее прошлого относились к тому опыту, который хотелось сразу забыть и никогда больше не повторять.

Этот же поцелуй… Он прямо-таки воплощал в себе подростковые мечты и романтические сказки в одном флаконе. Потому что тело доктора Харпер Ливингстон отреагировало на зачатие тем, что внезапно возмечтало о мужских ласках. Здорово. И что ей теперь делать? Попросить, чтобы Данте снова ее поцеловал?

– Как я могу понять что-то неправильно?

Если она прямо сейчас все не исправит, лишится чего-то очень важного.

– Это не должно повториться. Данте, ты мне очень нужен. Как друг. Пожалуйста, не надо ничего менять.

Она прыгнула в самолет не только потому, что утром получила четвертый положительный результат теста на беременность, но и потому, что ее карьера целиком и полностью зависела от того, станет ли «Фира» развивать проект, требующий специального разрешения Управления по санитарному надзору за качеством пищевых продуктов и медикаментов. О чем бы она предпочла узнать до того, как отправилась в клинику на искусственное оплодотворение.

Застыв на краю личной и профессиональной катастрофы, она бросилась к единственному человеку, на поддержку которого всегда могла рассчитывать… лишь для того, чтобы столкнуться с чем-то, с чем вообще никогда не имела дела.

– Харпер, я хотел тебя поцеловать. Ты же и сама наверняка понимаешь, что между нами происходит нечто новое и…

– Нет! – Легкие так сдавило, а по щеке покатилась непонятно откуда взявшаяся слеза. – Мне нужно, чтобы все оставалось именно так, как было. Ты невероятно важен для меня. Как друг.

На дружескую поддержку можно рассчитывать в любой ситуации, и сейчас эта поддержка ей жизненно необходима. Последние десять лет она твердо знала, что всегда может полностью положиться на Данте. До этого самого дня. Но она так охотно ответила на его внезапный поцелуй, что он все не так понял.

Прищурившись, Данте все еще продолжал ее разглядывать, и она отлично знала этот его взгляд. Он собирался начать спорить, но сейчас она не могла позволить себе такой роскоши.

Заставив себя улыбнуться, она привычным жестом притронулась к мускулистой руке.

– Давай сейчас не будем об этом. Заберешь мои сумки?

Джентльмен до мозга костей, Данте с явной неохотой выполнил ее просьбу и, выведя из аэропорта, усадил в красный «феррари» и в давящей неловкой тишине повез к дому на Голливудских холмах. Едва обращая внимание на проносящийся за окном Лос-Анджелес, Харпер старательно думала, что сказать, чтобы вновь вернуть все на свои места.

Все так же в полном молчании Данте припарковал машину перед роскошной испанской виллой, отнес ее сумки в дом, бросил их на по крытый мексиканской плиткой пол и лишь тогда заговорил:

– Мы дружим много лет, почему это должно измениться оттого, что мы исследуем, что еще может у нас сработать?

– Потому что я не хочу ничего такого исследовать. И вообще, все это меня пугает.

Как она может разобраться с «Фирой», беременностью, рождением ребенка и следующими восемнадцатью годами, что станет его воспитывать, если у нее не будет той дружбы, что служила ей постоянной опорой последние десять лет?

– Иди сюда.

Прежде чем она успела хоть как-то отреагировать, Данте сгреб ее в охапку и прижал к себе в крепких дружеских объятиях, вот только теперь даже эти объятия стали восприниматься ею совершенно иначе.

От прикосновения мужской груди она почувствовала дрожь во всем теле, и возмутилась – она не должна так на него реагировать. Резко отстранившись, она чуть не заплакала оттого, что все вдруг так резко изменилось.

В карих глазах ясно вспыхнула обида.

– Так мне теперь тебя даже обнять нельзя?

– Можно, только сперва сбрось десяток килограммов мышц, – выдохнула она, прежде чем успела понять, как это звучит. – Хочу, чтобы все было как прежде, то есть до того, как ты превратился в доктора Секси.

Черт, ну почему именно сегодня с нею случился приступ целомудрия? Он ведь уже давно стал доктором Секси, только сама она совсем недавно начала это замечать.

– А я думал, тебе нравится мой образ.

В том-то и проблема.

Данте был одним из тех немногих ее друзей, что шли с ней по жизни и при этом совсем не менялись. Во всяком случае, ей так раньше казалось. Она не просто сходилась с людьми, а Кэсс и Алекс, вместе с которыми она создала «Фира косметикс», вышли за прекрасных мужчин, и семья стала для них главным. Разумеется, она искренне радовалась за подруг, но при этом чувствовала себя… немного брошенной.

И поэтому решила завести ребенка. Но без мужа, который стал бы от нее требовать того, что она все равно не смогла бы ему дать. Близости, контроля, вечной романтической любви, что сводится лишь к коротким химическим реакциям в мозге и по определению не может быть вечной…

Почему только мужчины так любят все усложнять?

– Данте, сколько, по-твоему, у меня друзей? Четверо. Можно пересчитать по пальцам одной руки. Кэсс, Алекс, Тринити и ты. А теперь вспомни, что двое из них недавно вышли замуж и с головой ушли в семью. Вокруг меня все меняется, и я ничего не могу с этим поделать. Мне жизненно необходимо, чтобы хотя бы с тобой все оставалось по-прежнему.

Потому что сама она тоже совершила поступок, раз и навсегда изменивший ее жизнь. Она ждет ребенка. И поэтому хотя бы Данте должен остаться неизменным.

– Тебя пугают перемены?

– Именно это я и сказала.

Вместо того чтобы отстраниться, Данте взял ее руки в свои, удерживая на месте.

– Сказала, просто мне потребовалось немного времени, чтобы это осознать. Значит, ты не против, чтобы я тебя целовал, ты просто боишься потерять наши отношения. Но и я их терять не хочу.

Он по-прежнему не сводил с нее своих глаз цвета горячего шоколада, вот только ей совсем не нравилось, что он смотрел на нее так, словно в ней заключены все секреты его мироздания. Только он и раньше так смотрел, а она списывала это на дружескую привязанность… Но теперь он сам все изменил, и она просто не могла не думать, как его губы прижимались к ее губам в совсем не дружеском поцелуе.

– Ты весьма избирательно услышал мои слова. – Покачав головой, она попыталась отстраниться, чтобы спокойно вдохнуть, поднять сумки и… И как-нибудь все исправить. – Я против того, чтобы ты меня целовал. И всего, что к этому прилагается. Или следует за этим.

– Всего? – прошептал Данте, и Харпер вдруг осознала, что он все еще держит ее в своих руках. – Ты про секс?

Карие глаза полыхнули огнем, что мгновенно нашел отклик в ее собственном теле.

– Да. – Она крепко зажмурилась. – То есть нет. Никакого секса. Черт, да что это вообще за разговор? Я приехала в гости к другу. С чего мы вообще заговорили о сексе?

– Ты первая начала. – Можно подумать, она и сама этого не знает. – Я всего лишь уточнил.

– Секс вообще не должен был всплыть в этом разговоре.

– А что, если я не прочь о нем поговорить? – Легонько погладив ее по рукам, его пальцы перебрались на ее плечи. – Ты тоже весьма избирательно слышишь мои слова, если до сих пор не поняла, что я пытаюсь тебе сказать.

С отчаянием вглядываясь в привычные очки в роговой оправе и взъерошенные каштановые волосы, Харпер мечтала вернуться в то время, когда их отношения не вызывали у нее ни малейших сомнений.

– И что же ты пытаешься мне сказать?

– Наша дружба для меня важнее всего. И именно поэтому я и пытаюсь ее спасти. Я тебя поцеловал, и этого уже ничто не изменит. Но между нами есть нечто, что не исчезнет, пока мы это не исследуем. Харпер… Поцелуй меня. Считай, что это эксперимент. Давай проверим, как далеко все уже зашло, чтобы понять, что нам с этим делать.

Она вновь крепко зажмурилась.

– Ты специально бросаешь мне вызов?

– Скажи «нет», и я отступлюсь.

– Нет.

Крепкие пальцы мгновенно отпустили ее плечи, а сам он отстранился.

– Могу я хотя бы узнать, почему ты так против? На случай, если я…

– Данте, я беременна. – Она уже не знала, смеяться ей или плакать. – И это лишь одна из многих причин, почему я против.