Я ухватилась за его руку, как за единственную связь с реальностью, закрыла глаза, отгораживаясь от происходящего вокруг, и почувствовала, будто падаю с огромной высоты, возвращаясь в собственное тело.

– Все в порядке, Имоджен, ты в безопасности.

В безопасности. Я была абсолютно уверена, что это не так.

– Ты просто их не видел. Не слышал!

Он и не мог их видеть. Если бы он видел то, что видела я, слышал эти потусторонние звуки, он не мог бы так спокойно идти рядом. Я шла, вцепившись в его руку, каждую секунду ожидая, что услышу тяжелые шаги за спиной, что снова зазвучит та дикая музыка, и на меня опять обрушится ощущение нереальности происходящего. Сердце колотилось, и взгляд никак не мог сфокусироваться.

Наконец, мы выбрались с площади, и я смогла вздохнуть спокойно. Уже не казалось, что голову сжимают тиски, но теперь на меня навалилась страшная усталость. Не было слышно никакой музыки, кроме пения Ариэль и стука складываемых киосков. Обычных киосков, которые убирали обычные люди, а не создания, покрытые шерстью, с когтями на руках. Все в поселке выглядело нормальным, обыденным. И все же я невольно вглядывалась в ночные тени, пытаясь рассмотреть то, что, возможно, прячется в их глубине.

– Можно проводить тебя? – спросил Эван.

– Было бы неплохо, – ответила я, испытывая облегчение от того, что он предложил это сам, и мне не пришлось просить. Мы шли, по-прежнему взявшись за руки и переплетя пальцы. Тишина окутывала нас, и этого было достаточно, чтобы мне хватило сил притвориться, что все нормально.

Когда мы подошли к нашему дому, Эван пожелал мне доброй ночи.

– Хочу снова увидеться с тобой, Имоджен.

Я подняла руку и прикоснулась к его лицу, проведя большим пальцем по высоким скулам, встала на цыпочки и поцеловала его. Его губы были сладкими и темными, как шоколад в сморах. Я запустила пальцы в его волосы и прижалась к нему всем телом, словно боясь, что снова потеряюсь, стоит лишь отпустить его.

Через мгновение я отступила на шаг, все еще чувствуя вкус его губ.

– Я тоже хочу с тобой увидеться. Буду ждать от тебя письма.

На следующий день моя голова была забита мыслями о ночном приключении, чтобы я могла сосредоточиться и приняться за работу. К сожалению, воспоминания о сне наяву, когда я затерялась в толпе странных танцоров, затмевали грезы о теплых губах Эвана. Как только я расслаблялась, мне снова казалось, что меня затягивает в круговорот танца, ставшего для меня ловушкой.

Я дважды принимала душ вечером, потому что никак не могла смыть с себя жуткое ощущение прикасающихся к моей коже рук. Перед сном я надела наушники, поставив сюиты Баха для виолончели на повтор, в надежде, что они смогут изгнать странные песнопения из моей головы. Я делала все, чтобы не пускать их в себя, но мелодия намертво привязалась ко мне, и от ее звуков кровь стыла в жилах.

Я спустилась в кухню и налила себе огромную кружку кофе. Тут же, шаркая босыми ногами, вошла Елена в мужской пижаме из черного шелка.

– Доброе утро, – приветствовала ее я.

– Да, к сожалению, уже утро. – Она цапнула мою кружку со столешницы и заковыляла обратно.

Я покачала головой, налила себе вторую кружку и отправилась с ней в библиотеку, пока кто-нибудь не умыкнул и ее.

Библиотека была на втором этаже, окнами во двор. Три стены сплошь занимали полки с книгами. Там были два видавших виды кресла с подставкой для книг и длинный стол, за которым можно было работать. У четвертой стены находился старинный камин с затейливым резным орнаментом из Тюдоровских роз.

Библиотека была составлена весьма беспорядочно. Там были дешевые любовные романы в бумажных обложках вперемежку с Диккенсом. На одной из полок стояли научные издания по физике, а на соседней – Роулинг и Стивен Кинг. Поэтические сборники перемежались комиксами, а с «Горменгастом»^[9] соседствовал роман Терри Пратчетта и Нила Геймана «Благие знамения», рассказывающий об ангеле и демоне, пытающихся на пару предотвратить библейский Апокалипсис.

Я искала что-нибудь вроде сборника сказок – братьев Гримм или Андерсена, нужных мне для работы. Мне хотелось понять структуру сказочных историй, прояснить, как соединяются элементы сюжета. А больше всего мне хотелось занять себя работой, чтобы в голове не звучала с такой настойчивостью странная музыка, словно намеренно изводившая меня.

– Ну, хватит, – громко произнесла я, чтобы услышать хоть какие-то нормальные звуки.

Я сняла с полки книгу Марии Татар «Сказки братьев Гримм с комментариями», решив, что буду читать их вслух, полагая, что это хоть как-то поможет мне прийти в норму.

И тут с полки упала пачка писем, спрятанная за книгой. Она была перевязана зеленой ленточкой, запечатанной воском. На оттиске восковой печати была изображена веточка какого-то растения с ягодами. Сложно было сказать, что это за растение – печать была сломана, что говорило о том, что письма были прочитаны.

Вместо того чтобы положить их туда, где я их нашла, я села в кресло и развязала ленточку. Бумага сохранила слабый запах, напоминающий розмарин.

Дат на письмах не было. Почерк аккуратный, изящный, гораздо красивее, чем мои собственные беспорядочные каракули, но, в то же время, его нельзя было назвать старомодным, что было удивительно, учитывая стиль, которым послания были написаны. Все они были обращены к некоему Томасу, которого неизвестная женщина называла не иначе как «моя истинная любовь», и подписаны «Навеки твоя, Дж.». Казалось, что они намеренно написаны архаическим стилем.

Моя истинная любовь, Томас.

Сегодня уже год, как ты покинул меня, и я отправилась на прогулку к реке и мосту, вся в мыслях о тебе. Всей душой хочу, чтобы расстояние, разделяющее нас, исчезло, и я бы смогла быть там, где ты пребываешь теперь.

Стоит мне закрыть глаза, как я чувствую прикосновение твоих рук к моей коже.

Я сейчас пишу стихи, что делаю постоянно с того самого момента, как ты ушел. Я сижу перед зеркалом, которое ты создал для меня, и жду твоего возвращения. Я точно знаю, когда этому суждено произойти, знаю до секунды, и я буду там, чтобы встретить тебя. Ты непрестанно в моих мыслях, в моих стихах, в моем сердце. Надеюсь и верю, что я тоже живу в твоем сердце.

Навеки твоя,

Дж.

Просмотрев все письма, я задалась вопросом, а посылала ли их незнакомка своему возлюбленному. На них не было ни почтовых марок, ни штемпеля. Дж. в своих излияниях упоминала, что ее драгоценный Томас находится в каком-то совершенно недоступном месте, куда письма дойти не могут, но она сохранит их до его возвращения, чтобы он смог прочесть их, или просто принять, как дар, в знак ее любви. В знак того, что она не переставала думать о нем. Это было повествование, а не диалог, и невозможно было понять, где находился Томас и почему он не имел возможности получать письма. Ведь даже заключенным в тюрьме не запрещена переписка.

Я сложила письма, снова завязав их лентой, и пошла в кухню, захватив их с собой вместе с книгой сказок. Я все еще чувствовала себя немного странно, но, по крайней мере, из этого можно вытянуть историю. Разумеется, только после того, как выпью кофе.

Ариэль готовила себе чай с медом. На ней были мешковатые серые спортивные штаны, обрезанные по колено, и майка с изображением дуэта Dresden Dolls^[10]. С черными кругами вокруг глаз от размазавшейся туши она выглядела так, словно только что очнулась после ночной оргии.

– Ты вчера пела просто потрясающе, – сказала я.

– Спасибо. – Голос ее звучал более низко и хрипло, чем обычно. – А вы были классной тусовкой. Для шоу всегда лучше, когда люди танцуют.

– Я слышала, что это большая честь, если тебя приглашают выступить здесь. Так что прими мои поздравления. – Я налила молока в кофе и передала пакет ей.

– Представь себе, весь процесс прослушивания для этого мероприятия, если это вообще можно так называть, напоминал сюжет из шпионского фильма. В один прекрасный день я обнаружила письмо на пианино в своей студии. Меня просили написать ответ и оставить его там же. На следующий день письмо исчезло. Прошло три дня, и ни ответа, ни привета.

Вчера утром Анджелика – моя наставница – прислала мне сообщение, что мою кандидатуру одобрили, и что она должна проводить меня, чтобы проверить звук перед выступлением и настроить аппаратуру. Но почему-то это было не на территории нашего поселка, а где-то в лесу, и мне пришлось там петь. При этом я не видела, кто присутствует на так называемом прослушивании. Но я совершенно уверена, что зрители там были, хотя не аплодировали, не танцевали под музыку и вообще ничем не выдавали своего присутствия. – Она провела руками по волосам, отчего те встопорщились, как иглы у ежика. – Все это так странно. Я думала, это какой-то розыгрыш. Если бы при этом не присутствовала Анджелика, я бы без раздумий ушла.

– Действительно, странно. А ты посылала им записи, демонстрационный ролик или что-то в этом роде?

– Анджелика сказала, что их вполне устраивает портфолио с моими музыкальными работами, который я приложила, посылая заявку.

– Так это ж замечательно! Еще раз поздравляю. Пришли мне, пожалуйста, ссылку, где я могу скачать твои песни. – Я взяла со стола книгу и кружку с кофе.

– Обязательно. Пришлю тебе демоверсию своей новой песни.

Я была уже на пороге, когда она снова заговорила.

– Постой, Имоджен. А ты ничего не заметила… – молчание, а потом стук пальцев по столу, – странного вчера ночью?

И снова в ушах раздались звуки жутковатой мелодии, которая ей явно не принадлежала.

– В каком смысле странного?

– Понимаешь, к концу выступления мне все время казалось, что там еще куча людей в каких-то чудных костюмах, или что-то в этом роде.

– Значит, ты их тоже видела? – Надо сказать, что я почувствовала почти облегчение.

– Я подумала, что словила глюки. Может, надышалась дыма от какой-то паленой курительной смеси. Однако версия с косплеем тоже имеет право на существование. – Она повела плечами, словно стряхивая напряжение.

– Конечно, имеет. Так же как и дым от левой курительной смеси. У меня, кстати, просто зверски болела голова. – Обе гипотезы явно не были лишены логики.

– Согласна, это два наиболее вероятных объяснения.

Я кивнула, и на этом мы замяли тему, но никто из нас не удосужился добавить, что наиболее вероятное объяснение далеко не всегда самое правильное. Это всего лишь то объяснение, в которое хочется верить ради собственного спокойствия.